Элла Панеях: «Современная женщина знает, что она человек»
Гендерные роли в постсоветском обществе
Experts: Ella Paneyakh
Гендерные роли в постсоветском обществе
Experts: Ella Paneyakh
Гендерные роли в постсоветском обществе
Позднесоветское общество в плане положения женщин отличалось от европейского и американского одной очень важной вещью: советские женщины уже три поколения работали на равных с мужчинами, и работали больше, чем им бы хотелось. Если западные женщины провели весь двадцатый век в борьбе за то, чтобы их допустили на рабочее место, чтобы получать равную зарплату, в идеале — равные карьерные возможности, то советских женщин в двадцатые и тридцатые годы на рабочее место выгнали пинками. Статус домохозяйки стал крайне редким.
На конец советского периода главная проблема советской женщины — это то, что от нее ультимативно требуют совмещать присутствие в приватной и публичной сфере. Советская женщина должна одновременно полностью взять на себя домашнее хозяйство и быть хорошим, надежным сотрудником, отличаться на идеологическом фронте. Одновременно с этим уже приходят нереалистичные стандарты красоты, появившиеся во всем мире во второй половине двадцатого века. В качестве третьей смены женщина должна следить за собой так, как еще два поколения назад следили только, скажем, актрисы. Эти две с половиной рабочих смены оказываются главной проблемой советской женщины в конце семидесятых–восьмидесятых годах.
Эта проблема, в отличие от очень многих проблем советского общества, не была запрещена к обсуждению, это все обсуждается даже в официальной печати. Когда начинаются гласность и свобода слова, по этой проблеме тоже возникает оппозиционное к советской действительности мнение: мы хотим быть девочками. Мы хотим, чтобы нам дали сидеть дома, если нам хочется сидеть дома; мы хотим, чтобы нам дали работать; мы хотим, чтобы от нас не требовали рожать в 22 года и обслуживать мужа.
Происходит несколько параллельных процессов, которые действуют разнонаправленно: часть из них способствует большей свободе и лучшей ситуации с правами женщин, а часть — наоборот. С одной стороны, снимаются советские гарантии, снимается законодательство, требующее того, чтобы женщины были везде представлены, чтобы им платили столько же денег. Частный бизнес тут же начинает платить женщинам меньше. Становится прилично унижать и оскорблять женщин, представлять их как существ второго сорта, что, в общем, советская идеология, с одной стороны, разрешала, а с другой стороны, не поощряла: наступает свобода, люди в том числе пользуются своей свободой выражать сохранившиеся с досоветских времен патриархальные предрассудки.
Женские профессии «съезжают» в малооплачиваемый сектор, за несколькими исключениями. Например, повезло бухгалтерам. Это была, в общем, презираемая женская профессия в Советском Союзе. А тут вдруг бухгалтеры оказались всем нужны, а поскольку это женская профессия, появилось много женщин, которые заняты чем-то очень важным. Одновременно с этим женщины гораздо лучше мужчин адаптируются к экономической трансформации ранних девяностых. Мужчины оказываются более уязвимы к потере социального статуса. Поскольку женщина традиционно отвечает за детей в семье, появляется много семей, где мужчина потерял работу или ушел с нее, потому что там ничего не платят, а женщина крутится, находит какие-то пути, идет работать не по профессии, в продавцы, начинает заниматься мелким бизнесом и оказывается реальным кормильцем в семье.
Третье, что происходит, — это низовая модернизация в стране в целом. Мы преодолеваем изоляцию от остального мира, советский железный занавес падает. Мы начинаем откуда-то узнавать, что вообще отношения между людьми могут быть устроены по-другому, что женщина не друг человека, а тоже человек, что сексуальная свобода в современном мире скорее норма, чем исключение, а устойчивая семья, которая живет 50 лет одной парой, — скорее исключение, чем норма. И много-много других интересных вещей такого же плана.
Поколение наших родителей — это поколение первой советской сексуальной революции; и уже тогда этот конфликт был достаточно серьезным. Поколение наших детей, нынешних двадцатилетних, — это поколение, где мужчины, естественно, тоже имеют гораздо более прогрессивные взгляды, чем они имели 30 и 50 лет назад, но разрыв в представлениях о том, кто на что имеет право, кто кому чем обязан и как должны быть устроены правильные отношения между мужчиной и женщиной примерно одного круга, у нынешнего молодого поколения выше, чем, наверное, у любого советского и постсоветского.
Вместе с новыми культурными стандартами в Россию приходят стандарты красоты, рассчитанные на то, чтобы ни одна женщина не чувствовала себя им соответствующей. Это стандарты, основанные на фотошопе, когда вы сравниваете себя с тщательно загримированной актрисой или с хорошо отредактированным изображением в глянцевом журнале.
Это значит, что общество как бы требует от женщины огромного количества усилий, гораздо большей, чем у предыдущих поколений, профессиональной заботы о себе, высокой компетентности и практически никогда не выдает ей за это медальку. Одновременно с этим по куче причин, часть из которых не имеет к гендеру никакого отношения, в России резко возрастают требования к тому, что зачит быть хорошей матерью: раннее развитие детей, обязательная подготовка к школе, обязательные трудоемкие и дорогостоящие кружки, внешкольные занятия и так далее. Еще за поколение до того это было элитарной практикой; теперь оно становится обязательным практически для каждой семьи, которая не считает себя маргинальной.
Вертикальная социальная мобильность была, в общем, достаточно легкой, и это окно возможностей закрылось очень резко. То поколение, которое является родителями сейчас, делает ставку на детей; у него нет ставки на себя, оно не может инвестировать в себя и существенно изменить свое социальное положение. Они с этим смирились и инвестируют в следующее поколение.
Соответственно, к концу двухтысячных годов российская женщина — это женщина, которая, с одной стороны, продолжает оставаться в напряжении: необходимо работать и зарабатывать, особенно если есть дети, потому что наличие детей опускает почти любую семью за черту бедности. Одновременно она испытывает давление стандартов по отношению к внешности и ухоженности. Одновременно с этим — и в отличие от западной женщины — она несет огромный новый груз ответственности по поводу того, сколько себя нужно инвестировать в ребенка.
Проблемы с низовой модернизацией лежат не только в гендерной сфере. С одной стороны эта модернизация очень быстрая. Она быстрее, чем нормальная первичная модернизация, потому что частично заимствована у Запада. Она происходит очень быстро и потому, что была отложена, как бы подавлена советской стагнацией. Она практически взрывная. Люди очень быстро меняют свое поведение и представления о должном.
Как всякие быстрые перемены, это вызывает реакцию. Уже к 2010 году в России возникает, в том числе и в гендерной сфере, внятный социальный запрос на реакцию: появляются общественные движения за сохранение семьи.
Это патриархальная реакция, запрос на то, чтобы гендерный контракт помедленнее бы менялся, женщины бы не с такой скоростью набирали независимость. Это совершенно внятный запрос, исходящий от людей, которые привыкли жить по-другому, которым неуютно, неприятно в этом новом мире и которые в своей частной жизни этого терпеть не хотят. На этот запрос с удовольствием отвечает государство и открывает борьбу за традиционную семью под флагом борьбы с гомосексуальностью. Начинается движение за усложнение доступа к абортам, начинается пропаганда правильной мужественности, правильной женственности.
От этого, естественно, напряженность конфликта в частной жизни между полами (мы сейчас не говорим о поколениях) только возрастает, потому что низовую модернизацию так просто не задавишь, потому что современная женщина знает, что она не друг человека, а человек, и знает, что бывают другие отношения, и знает, что семью иметь не обязательно. Острота конфликта видна невооруженным глазом. Я — преподаватель социологии. Я знаю, что стоит мне привести на занятии по общей социологии какой-то пример из гендерной сферы про мальчиков и девочек, и половину семинара можно считать потерянной: будет обсуждаться только эта тематика.