Григорий Голосов: «Выборы 90-х были вполне честными»
Особенности постсоветской электоральной демократии
Experts: Grigorii Golosov
Особенности постсоветской электоральной демократии
Experts: Grigorii Golosov
Особенности постсоветской электоральной демократии
Есть такой теоретический вопрос: создают ли выборы демократию? И в каком-то смысле ответ на этот вопрос очень прост: существует много авторитарных электоральных режимов, которые проводят выборы, но демократию это не создает. Особенность электорального авторитаризма состоит в том, что там выборы проводятся, но к смене власти они не ведут, смена власти в таких режимах происходит за счет других механизмов; а выборы служат иным целям — собрать поддержку народа, кооптировать элиты. Вот в этом отношении Россия 90-х годов представляет собой довольно интересный случай, потому что фактической смены власти за счет выборов в России в 90-х годах не происходило. Однако с моей точки зрения все-таки правильно было бы охарактеризовать Россию того периода как электоральную демократию: несмотря на то что президентская власть оставалась в одних руках, все же происходило существенное обновление композиции Государственной Думы, и это обновление оказывало воздействие на ту политику, которая проводилась.
Совершенно очевидно, что если бы результаты думских выборов 1995 года были иными, то очень многие решения, которые принимались в России во второй половине 90-х годов, были бы тоже иными. Коммунисты оказали тогда весьма существенное воздействие на многие направления государственной политики, в особенности на социальную политику. Поэтому я полагаю, что в 90-х годах Россия была пусть ущербной, но все же демократией, и ее переход к полнокровному электоральному авторитаризму произошел существенно позднее, примерно в середине следующего десятилетия.
Трудно охарактеризовать выборы периода перестройки как вполне демократические просто потому, что многим по крайней мере внешним критериям, которые мы прилагаем к демократическим выборам, они не отвечали. Они не были структурированы по партийному признаку; подавляющее большинство кандидатов принадлежало к Коммунистической партии Советского Союза, хотя они ее покидали в процессе этих выборов или после них и занимали совершенно разные позиции, уже будучи избранными. Такие выборы в полной мере демократическими быть не могут, да и результаты этих выборов приводили к изменениям только в более широком политическом контексте. Политики реагировали на то, что происходило тогда на улицах, в особенности на то, что происходило в СМИ, и меняли свои позиции именно поэтому.
Важной особенностью выборов, однако, было то, что они были честными в том смысле, что в подавляющем большинстве регионов России начиная с 1989 года подсчет голосов осуществлялся честно. Есть информация, что Горбачев и другие лидеры советского государства тогда прилагали большие личные усилия к тому, чтобы обеспечить это.
И это продлилось потом в 90-е годы. Мы должны помнить о том, что в России когда-то были выборы, которые были вполне честными. Парадоксально лишь то, что по-настоящему выборами они все-таки не были.
Выборы 1991 года были, конечно же, выиграны Ельциным, и выиграны честно. Что касается того, каков был состав Съездов народных депутатов, то повторяю: за отсутствием партийной структуры очень трудно в действительности понять, каковы были предпочтения избирателей, были ли эти предпочтения адекватно выражены теми людьми, которые были избраны. Дальнейшая история этих органов достаточно ясно показала, что, если мы примем за гипотезу, что большинство жителей России в тот момент поддерживало перемены, то люди, которые были избраны, их поддерживали далеко не до такой степени.
Можно по-разному оценивать то большинство, которое существовало в Съезде народных депутатов России, который Ельцин в конце концов распустил, но как минимум мы должны признать, что это большинство не было склонно к тому радикальному реформаторству, проводником которого стал Ельцин.
Выборы 1993 года проходили в не очень хороших условиях с точки зрения демократичности. Но самое главное: к участию в этих выборах не были допущены несколько достаточно важных партий. Я полагаю, что если бы, например, партия Руцкого была допущена к участию в этих выборах, то их результаты были бы существенно иными.
Кроме того, действовали довольно серьезные ограничения на СМИ. Однако самое главное, что в период избирательной кампании, которая была чрезвычайно быстротечной, действовала еще и довольно тяжелая психологическая атмосфера для оппозиции самых разных цветов, и это оказало воздействие на результаты выборов.
Ситуация, которая сложилась после того, как был распущен Съезд народных депутатов, неправильно ориентировала российские власти на то, каких результатов вообще можно было ожидать от этих выборов. Насколько я понимаю, общее мнение, во всяком случае, в начале кампании, состояло в том, что оппозиция полностью разгромлена, и поэтому главная забота властей состоит в том, чтобы создать видимость конкурентных выборов, создать многопартийный парламент, в котором не доминировала бы какая-то одна партия. Отсюда была стратегия по созданию сразу нескольких партий, которые бы выступали от имени властей в ходе этой избирательной кампании: «Выбор России», «Партия российского единства и согласия», «Российское движение демократических реформ». И это раздробило голоса тех людей, которые вполне искренне хотели голосовать за проправительственные силы на выборах 1993 года.
А с другой стороны, поскольку все же какой-то доступ оппозиции к СМИ был обеспечен, люди стали к этой оппозиции прислушиваться, и прислушались они именно к тому человеку, который воспользовался этим доступом в полной мере. Это был Владимир Вольфович Жириновский. Он действительно провел хорошую яркую кампанию осенью 1993 года, и он один получил все бонусы от общего разочарования избирателей, которое накапливалось годами вследствие того, что реформы были болезненными, но которое стало особенно сильным после того, как в начале октября 1993 года в Москве произошел расстрел здания парламента. А коммунисты, напротив, кампанию почти не вели, они были запуганы, они думали, и полагаю, что не без некоторых оснований, что если КПРФ будет проявляться очень активно в ходе избирательной кампании, то ее с выборов снимут.
В итоге ЛДПР получила на этих выборах на 8 % больше, чем партия власти «Выбор России». Политические итоги выборов 1993 года оказались не такими неблагоприятными для властей, как это поначалу казалось. Потому что Жириновский, вопреки той риторике, которую он выдавал в ходе избирательной кампании, оказался достаточно склонным к компромиссам с властями; у коммунистов позиции в Думе были слабыми, хотя они, уже будучи избранными в Думу, начали проявлять большую активность. Однако у них было просто-напросто мало мест.
И в конце концов эта колоссальная фрагментация в электорате, которая вылилась в состав Думы — 8 партий тогда прошли в Думу, — сделала Думу достаточно легко манипулируемой.
Я бы сказал, что выборы 1995 года просто-напросто отбросили то случайное и наносное, что проявилось на выборах 1993 года, и показали ориентацию российских избирателей более или менее адекватно. Краткого периода существования первой Думы избирателю, в общем, хватило для того, чтобы понять, что либерально-демократическая партия — это несерьезная партия. У ЛДПР навсегда осталось твердое электоральное ядро людей, которые не хотят голосовать за власть, которые не хотят голосовать за коммунистов и которые считают, что Жириновский — это серьезный политик. Но значительная часть людей, которые проголосовали за Жириновского по таким соображениям в 1993 году, поняли, что это установка была неправильной и что единственная партия, которая всерьез выступает против Ельцина и способна нанести ему поражение на президентских выборах, — это Коммунистическая партия. Поэтому, собственно говоря, коммунисты и выиграли выборы 1995 года, и выиграли их с большим перевесом.
Надо, однако, понимать, что даже в той довольно многочисленной группе, которая проголосовала за КПРФ в тот момент, в значительной степени мотивация была такая, как я охарактеризовал: голосовали за них не для того, чтобы коммунисты вернулись к власти и восстановили Советский Союз и построили снова социализм, а вот просто потому, что нам не нравится то, что происходит в стране, и мы видим только одну убедительную альтернативу — это КПРФ. ЛДПР тем не менее за собой сохранила второе место, а проправительственный проект — партия «Наш дом — Россия», которую основал и возглавлял Виктор Степанович Черномырдин, тогдашний премьер, — показала совсем плохие результаты, и это, в общем, было справедливо воспринято всеми наблюдателями как колоссальное поражение тогдашних российских властей.
Даже на четвертое место вышла партия, которая позиционировала себя как оппозиционная по отношению к Ельцину. Я имею в виду «Яблоко». Таким образом, президентская администрация столкнулась с катастрофическим положением, и есть теория, что именно крайне негативные результаты думских выборов подтолкнули Ельцина к тому, чтобы выдвинуть свою кандидатуру на президентских выборах. По правде сказать, я нахожу эту теорию довольно странной, потому что сама логика мне представляется несколько противоречивой. Человек говорит: «Я проиграл одни выборы, значит, я должен участвовать в других». Вероятно, Борис Николаевич не был тогда готов отказаться от власти и просто хотел участвовать в президентских выборах для того, чтобы власть сохранить. Факт состоял в том, что его популярность была чрезвычайно низкой, более или менее достоверные опросы того времени давали порядка 8 % голосов за Ельцина, и отсюда нужно было сделать какие-то выводы.
Ельцин не сразу осознал всю степень серьезности ситуации, и первые месяцы президентской кампании в январе–феврале 1996 года прошли при большой его пассивности. Он думал, что если губернаторы будут организовывать какие-то встречи его самого или представителей его избирательного штаба на местах в формате собрания партхозактива, то это поможет выиграть выборы. Но это совершенно не помогало, социологические показатели не улучшались. И вот здесь перед российскими властями — не только лично перед Ельциным, но и перед всеми, кто принимал тогда важные политические решения, — встала серьезная дилемма: поскольку выборы эти, скорее всего, должны были быть проиграны, то, может быть, их надо было отменить.
И такая идея, насколько сейчас известно, всерьез обсуждалась в окружении Ельцина. Более того, в какой-то момент, примерно в марте 1996 года, он уже склонился к такому решению, однако в конце концов отверг его в значительной степени просто-напросто из-за сопряженных рисков, а именно: он был не уверен, что силовой аппарат последует его приказам снова, как это было в 1993 году, если нужно будет распустить Думу. Поэтому это решение, хотя некоторые советники Ельцина, насколько известно, склоняли его к такому варианту, было отвергнуто и был сформирован штаб, который действительно ориентировался на то, чтобы Ельцину выиграть эти выборы. Была разработана стратегия этой кампании, которая была связана с массированным пропагандистским воздействием на население, призванным доказать, что если коммунисты придут к власти, то реставрация коммунизма и гражданская война будут неизбежны; и с другой стороны, были предприняты значительные усилия по манипуляции предпочтениями избирателей с помощью поддержки кандидатов, которые могли выступить спойлерами по отношению к Зюганову.
Надо сказать, что коммунисты, в общем, отреагировали на этот вызов адекватно в том смысле, что в ходе кампании Зюганова КПРФ не эксплуатировала тематику возвращения к социализму и реставрации Советского Союза. Та идеология, которую она артикулировала, была умеренно националистической, связанной с тем, что Россия испытала национальное унижение и это из-за Ельцина, а теперь мы восстановим наше величие и снова станем большой и важной державой. В общем, эта тематика, как показывает практика, и сейчас доходит до сердец россиян очень легко.
Но факт состоит в том, что в 1996 году эта риторика ни лично Зюганова, ни КПРФ вообще просто не была услышана, и произошло это потому, что в ходе всей кампании 1996 года она была совершенно отсечена от средств массовой информации. Было услышано главным образом знаменитое «Не дай Бог» с отсылкой к тому, что не дай бог, если коммунисты придут к власти, наступит катастрофа и гражданская война.
Были и другие тезисы, а именно: при Ельцине постепенно наступает стабильность, люди начинают адаптироваться к новым условиям жизни, задумываются о покупках квартир. Это присутствовало постоянно в агитации того периода. Ну и, наконец, очень сильно продвигалась фигура Лебедя как человека, который представляет собой разумную альтернативу Ельцину: он молодой, он прогрессивный. И результаты выборов показали, что все это сработало.
Ельцину удалось обогнать Зюганова в первом туре. Это, конечно, имело колоссальное символическое значение. И символическое значение это имело вполне материальную составляющую: выборы 1996 года были первыми, на которых более или менее значимо проявились фальсификации. Существенного эффекта эти фальсификации, в отличие от того, что происходило в нулевых годах, тогда не имели.
На президентских выборах 1996 года, несмотря на фактически полное объективных данных наблюдение, мы можем достаточно уверенно говорить о том, что, по крайней мере, в одной группе российских регионов результаты выборов подверглись серьезным манипуляциям, и это особенно ясно при сравнении результатов первого и второго туров. Потому что между этими турами мы наблюдаем значительное изменение в уровнях голосования за Ельцина и Зюганова в национальных республиках. Это может быть обусловлено только специально прилагаемыми усилиями региональных властей.
Если говорить о выборах 1999 года, то в каком-то смысле они представляли собою прогресс по отношению с тем, что мы наблюдали в 1995 году. Однако на этих выборах, пожалуй, в наибольшей степени за всю постсоветскую историю проявилось влияние президенциализма на те ситуации, которые складываются на думских выборах.
Впервые встал вопрос о том, кто будет президентом, и этот вопрос не имел однозначного решения ни для правящего класса, ни для широких народных слоев. И нерешенность этого вопроса привела к тому, что в качестве преддверия президентской кампании думские выборы дали весьма сложные и фрагментированные результаты.
Какие-то тенденции сохранились с 1995 года: по-прежнему крупнейшей партией оставалась КПРФ, но добавилась новая ситуация, когда на электоральную арену вышли две партии, у каждой из которых была собственная президентская повестка дня. Имеется в виду, естественно, блок «Единство», который тогда чаще называли «Медведь» и который неартикулированно создавался в качестве партии будущего президента Путина; и блок «Отечество — вся Россия», который тоже прямо не называл своего кандидата, но к концу кампании стало ясно, что если бы он выступил хорошо на выборах, то в президенты от него баллотировался бы Примаков.
А вторая особенность компании 1999 года — это то, что по меньшей мере один из этих блоков смог аккумулировать за собой значительную часть тех региональных ресурсов, которые проявились уже на выборах 1995 года. Подготовка к созданию «Отечества — всей России» была долгой, и Юрий Лужков, который был фактическим лидером этого блока, использовал все свои колоссальные возможности для того, чтобы рекрутировать региональные элиты в группу поддержки этого блока. Выборы 1999 года показали, что эти островки электорального контроля, которые сложились уже в середине 90-х годов, постепенно разрослись, консолидировались и что они стали оказывать весьма существенное влияние на результаты российских выборов.
Ну и, наконец, важным явлением стало появление Союза правых сил. До того идеологические демократы выступали плохо на российских выборах, и я полагаю, что правы те аналитики, которые приписывают значительную роль в успехе Союза правых сил тому, что он тогда был альтернативной партией поддержки Путина. То есть если для широких народных масс основной партией, которая ассоциировалась с Путиным в ходе кампании 1999 года, был «Медведь», то для образованных и более или менее успешных, преимущественно городских слоев такой партией был Союз правых сил. Это достаточно ясно прослеживается из тогдашних опросов общественного мнения.
Ну а что касается собственно результатов, они показали, что хотя региональные элиты важны для определения результатов российских выборов, но важнее то, что происходит в федеральных СМИ. Это дает нам некую информацию к пониманию логики российских выборов вообще. Во многих электоральных авторитарных режимах важным механизмом мобилизации избирателей и обеспечения результатов выборов является клиентелизм, то есть личные отношения, взаимные выгоды между избирателями и политическими боссами разных уровней. Выборы 1999 года прошли на пике российского клиентелизма, именно тогда он оказал наибольшее воздействие на результаты выборов. Но они показали также, что базовым механизмом мобилизации избирателей в России тогда были и впредь оставались механизмы, связанные с использованием СМИ.
Это важное заключение не только с точки зрения нашего понимания того, что происходило в 1999 году, но и с точки зрения того, чтобы мы правильно понимали, на что мы можем рассчитывать в будущем. Контроль над СМИ тогда играл и сейчас играет решающую роль в обеспечении результатов выборов.
Выборы 2000 года ничего особенно нового вот в эту историю не привнесли. Как только думские выборы показали, что «Отечество — вся Россия» потерпела поражение, Примаков отказался от идеи участия в президентских выборах, и это естественным образом восстановило ту конфигурацию, которая была в 1996 году с президентом-реформатором, условно говоря. Потому что Путин, безусловно, был единственным человеком, который осмысленным образом, то есть с шансами на успех, представлял реформаторскую часть политического спектра на выборах 2000 года.
На самом деле довольно интересный момент, и, пожалуй, единственный интересный момент на выборах нулевого года состоит не в том, что Путин их выиграл, а в том, что он их выиграл с совсем небольшим перевесом, что, вообще-то говоря, свидетельствует о том, что люди его не очень знали тогда и не очень ему доверяли.
В особенности этот результат парадоксален тем, что, осознавая, вероятно, что он не сможет выиграть эти выборы, Зюганов в отличие от 1996 года и не пытался вести сколько-нибудь активную избирательную кампанию. Складывается впечатление, что он на том этапе рассчитывал договориться с Путиным о чем-то, но это, как известно, в дальнейшем не получилось. Это была слабая, малозаметная кампания, совершенно не сопоставимая по масштабам с теми титаническими битвами, которые происходили в 1996 году, и закончилась она вполне предсказуемо.