Этот курс будет посвящен российской политике 1990-х годов. В последнее время за девяностыми закрепилось газетное клише «лихие». И это пример той аберрации, которая часто встречается у современников в эпохи великих перемен. Говорить о девяностых, что они лихие, — в общем, правильно: они действительно были лихие. Но это все равно что объяснять, что такое паровоз, и настаивать, что он шумный.

00:10 — 02:57 Институциональные революции в российской истории

В российской истории найдется совсем мало эпизодов, сопоставимых с девяностыми по масштабу институциональных изменений, которые произошли за такой короткий период времени. Пожалуй, вровень с ними можно поставить Петровскую эпоху, когда Россия вошла в круг европейских держав, осознала себя как европейскую державу, и это очень сильно повлияло на всю ее историческую траекторию. Можно сравнить девяностые с периодом примерно с конца 1910-х до середины 1930-х годов, когда, наоборот, на обломках Российской империи утверждался новый порядок, большевистский тоталитарный эксперимент. Это тоже было время колоссальных изменений.

Иногда девяностые сравнивают с эпохой Смуты — временем династического кризиса в России в начале XVII века. Действительно, что-то общее есть: это импульс дезинтеграции, приватизация насилия разными группами влияния. Но важное различие заключается в том, что в отличие от эпохи Смуты девяностые были временем колоссального институционального строительства, очень интенсивного заимствования и адаптации различных механизмов. Институциональное строительство характеризовало эту эпоху в большей степени, чем дезинтеграционные процессы.

Такие эпохи — их можно назвать учредительными — задают систему институтов, которая определяют жизнь страны на многие десятилетия. Дальше эти институты будут адаптироваться и меняться, но общая рамка уже задана. В то же время такие эпохи воставляют за собой шлейф нерешенных вопросов, которые будут многие десятилетия будоражить политическую жизнь. Именно поэтому такие эпохи в глазах современников и ближайших потомков оказываются очень мифологизированными и политизированными, отношение к ним очень резкое и напряженное, всегда поляризованное. И одним из мифов девяностых является миф о распаде Советского Союза.

02:57 — 06:12 Мифологизация девяностых

Действительно, в 2000-е годы было принято страшно сожалеть о распаде СССР, Советский Союз был предметом некой консенсусной ностальгии. Как могла распасться такая великая, огромная страна? Здесь не обошлось, наверное, без заговора, без чьей-то злой воли.

Между тем этот взгляд сформировался лишь в 2000-е годы. В 1992-м лишь 49% опрошенных жителей СССР сказали, что они сожалеют о распаде Союза (в то время как 40% сказали, что не сожалеют). На протяжении 90-х годов, как мы видим, этот масштаб сожалеющих — в России уже, а не в Советском Союзе — нарастал, и вот в начале 2000-х уже почти 75% опрошенных сожалеют о распаде Советского Союза.
Но, глядя их глазами, мы ничего не поймем в тех процессах, которые происходили в 1991–1992 годах, когда отношение к этому факту было совсем другим; мы никогда не поймем той логики истории, которая предопределила распад и заставляла 40% опрошенных говорить в 1992 году, что они не сожалеют о распаде Советского Союза.

Вторая проблема — это наша чрезвычайная сосредоточенность на акторах, на политических лидерах, которые действовали в ту эпоху. Мы говорим: Горбачев развалил Советский Союз, Ельцин расстрелял парламент, Чубайс провел приватизацию — и в результате сводим историю нации, историю народа к деятельности нескольких людей. В этой картине мира история народов выглядит игрушкой в руках правителей, а неудачи и удачи, которые произошли с нами, мы склонны приписывать их личным качествам.

Сосредотачиваясь на акторах, мы забываем о факторах, о тех системных ограничениях, которые реально двигают исторический процесс и которыми ограничена деятельность самих лидеров.
11 марта 1985 года Михаил Горбачев стал генеральным секретарем ЦК КПСС, главой одной из двух мировых сверхдержав, человеком с, как многим казалось, неограниченными полномочиями.

Шесть лет и десять месяцев спустя Горбачев последний раз в своем кабинете встретился с Борисом Ельциным, чтобы обговорить порядок передачи полномочий и навсегда покинуть этот кабинет. В ходе встречи Горбачеву стало нехорошо, он вышел в соседнюю комнату и лег на кушетку. Его многолетний соратник Александр Яковлев вышел вслед за ним. Горбачев лежал с прикрытыми глазами. Увидев Яковлева, он сказал: «Вот видишь, Саша, как все обернулось».

И наоборот, 21 октября 1987 года Борис Ельцин, кандидат в члены Политбюро КПСС, сидел на пленуме ЦК. Он неуверенно поднял руку, ему не дали слова, он ее опустил. Через некоторое время он вновь неуверенно поднял руку. Когда наконец он получил слово, то вышел на трибуну и произнес шестиминутную речь, в которой обрушился со страшной критикой на Политбюро, руководство КПСС и лично генерального секретаря. Карьера Ельцина, казалось, окончена: пленум обрушился на него и буквально втоптал в грязь. Через несколько дней Ельцин попадет в больницу и будет лишен всех постов. Однако четыре года спустя именно ему в кремлевском кабинете Михаил Горбачев будет передавать свои полномочия.

06:12 — 08:24 Политический процесс

Мы никогда не поймем эту историю, если останемся в парадигме акторов, если не будем учитывать того, что собой представляет политический процесс. В его рамках, помимо акторов — людей, которые находятся на вершине пирамиды, — существуют структуры и институты, которые позволяют им править другими людьми. Эти структуры и институты действуют тоже не сами по себе. Есть еще элиты, которые управляют людьми через эти структуры и институты. Есть, наконец, и население, и общественное мнение, что важно даже в очень иерархизированном обществе, — то есть некоторая сумма представлений, которая и объединяет население, и в то же время ограничивает элиты в свободе действий. Кроме того, существует экономика, которая определяет настроения всех «этажей»: и элит, и населения.

Политический процесс развивается таким образом: даже в очень иерархизированном обществе, где, казалось бы, есть только вертикальная подчиненность, общественное мнение, настроения, свойственные населению, очень влияют на элиты. Чем ниже поддержка населения по отношению к политическому режиму, то есть к лидерам и институтам, тем ниже лояльность элит по отношению к лидерам и институтам, в рамках которых они действуют, тем более эгоистичными становятся элиты, тем больше они начинают работать на себя, а не на систему.

В результате в глазах населения система становится еще менее эффективной. Это еще более усиливает недовольство, еще более усиливает раскол элит, их нелояльность — так, собственно говоря, и рушатся политические режимы. Это и есть тот слоеный пирог политической истории, который мы изучаем.

08:24 — 13:02 Большой транзит: от тоталитарного режима к электоральному

Итак, девяностые — это первый период в истории новой России, которая приходит на смену Советскому Союзу. Но чтобы понять этот период, те проблемы и конфликты, которые определяли его траекторию, нам придется взглянуть шире. Нам придется взглянуть на историю так называемого «большого транзита», то есть время примерно с середины восьмидесятых до конца девяностых годов. Нам придется захватить эпоху Горбачева — эпоху, когда была предпринята первая реформа системы, еще внутри Советского Союза.

Большой транзит характеризуется двумя особенностями — и это выделяет его из всего набора кейсов в истории человечества, которые знает сравнительная политология.

Во-первых, это переход от тоталитарного режима к электоральной демократии. Самому слову «тоталитарный» жизнь дал Бенито Муссолини, который говорил о тоталитаризме в положительном смысле и считал его высшей формой государства — государства, которое безусловно подчиняет себе волю людей. Классические кейсы тоталитарного режима — нацистская Германия и сталинский Советский Союз. Но, в принципе, такой тип политического устройства был характерен для довольно большого числа стран. Это и сателлиты Советского Союза от Румынии до Кубы, и целый ряд азиатских государств: Китай при Мао, Северная Корея, Камбоджа, Вьетнам.

Что характеризует это политическое устройство? Прежде всего, тоталитарный режим — это режим идеократический: в основе его лежит некоторая идея, некоторая концепция желаемого будущего, которая так же переосмысливает историю прошлого и является проектом, ради которого живет нация и государство. Соответственно, в смысле политических институтов тоталитаризм — это всегда партократия. Это не просто идея монополии одной партии на власть, но и подчинение всей государственной системы партийной идеологии и партийной программе.

Как режим идеократический тоталитаризм стремится контролировать все сферы жизни — в этом его отличие от авторитарного режима, который сосредоточен на том, чтобы контролировать политическую власть, но при этом оставляет обществу некоторую автономию в вопросах, которые не касаются непосредственно власти и политики. Тоталитарный режим стремится контролировать все сферы жизни: науку, образование, искусство.
Тоталитарный режим, как правило, особенно в первых своих фазах, очень широко применяет насилие. Он использует машину террора, которая должна мобилизовать общество, подчинить его интересам целого. Все, что не соответствует объявленной цели, объявляется враждебным и подвергается террору.

Тоталитарный режим, как правило, подчиняет себе и экономическую жизнь общества. Это может быть тотальное подчинение, как было в сталинском советском варианте, или нетотальное подчинение, признающее частную собственность, как было в гитлеровской Германии. Но все равно экономика должна быть подчинена политическим целям.

Наконец, огромную роль в таком режиме играет пропаганда. Некоторые исследователи вообще считают, что тоталитаризм — следствие изобретения радио. Радио было простейшим устройством, могущим индоктринировать малообразованные слои населения, которые не имели никаких других механизмов познания в социальной и политической сфере.

До изобретения радио политические институты были уделом тех людей, которые читали газеты и хоть как-то были образованны. Радио же позволяет донести любую доктрину до необразованных людей и мобилизовать их на поддержку режима.

Советский Союз 1970–1980-х годов не был классическим тоталитарным государством в том смысле, что террор не играл в нем ключевой роли. Он был исключен как механизм политического управления. Поэтому некоторые исследователи считают, что советский режим можно назвать посттоталитарным. Вместе с тем он сохранял многие важнейшие элементы тоталитарного режима, как мы покажем, что создавало особое напряжение внутри всей конструкции.

13:02 — 15:44 Большой транзит: тройной переход и его периодизация

Второй особенностью большого перехода — перехода от советского тоталитарного строя к электоральной демократии 90-х годов — оказалось то, что это был тройной переход.

1. Кардинальное изменение экономической системы — переход от плановой советской экономики к рыночной, основанной на частной собственности.

2. Политический переход — переход от диктатуры партии к электоральной демократии.

3. Переход, в рамках которого вместо разрушившейся империи создавались новые многонациональные государства.

Эпоха большого транзита состоит из нескольких периодов. Как мы уже сказали, первый этап — это эпоха Горбачева, эпоха перестройки (1986–1990), попытка реформировать систему в рамках Советского Союза. Второй этап, 1990–1991-й, — это период распада Советского Союза, период развала, когда процессы принимают уже неуправляемый характер. Третий этап — это так называемая Первая республика, та республика, которая возникла после крушения Советского Союза в Российской Федерации, — с ноября 1991-го, когда были приняты основные решения по экономической реформе, до октября 1993 года.

Следующий период — назовем его переходным: с момента, когда в декабре 1993 года была принята новая российская конституция, до президентских выборов 1996-го. Тогда положения конституции действовали в ограниченном объеме и было еще непонятно, останется она или случится еще один кризис.

И, наконец, пятый период этой большой истории — конец 90-х годов: с 1996-го (второй срок Бориса Ельцина) до 2000 года, когда утвердившийся уже режим, во-первых, проводил относительную экономическую стабилизацию, а во-вторых, решал проблему передачи власти следующему президенту.
Вот эти пять периодов и составляют историю большого транзита, который мы постараемся рассмотреть в нашем лекционном курсе.