00:14 — 00:37 Эволюция героя

11 мая 2000 года в кинотеатрах страны выходит новый фильм Алексея Балабанова «Брат-2» с Сергеем Бодровым-младшим в главной роли. А вместе с ним на экране появляется совершенно новый тип положительного героя – героя, которого невозможно представить в нашем советском прошлом и который во многом определил наше постсоветское будущее.

00:37 — 02:28 Слом советской парадигмы

В конце 80-х, в последние советские годы, в этом смысле происходит какой-то полный слом сложившейся парадигмы, потому что на поверхность выплывают какие-то темы, какие-то пласты реальности и, соответственно, герои, которые в советское время по разным цензурным или художественным соображениям оказывались за пределом рассмотрения.

Эти герои позднеперестроечного кино – одновременно всегда антигерои. Если мы вспомним кино, с которым ассоциируется перестройка, то это обязательно персонажи полумаргинальные, полукриминальные. Персонажи, которые находятся в сложных отношениях с законом и в сложных отношениях с реальностью. Это «Маленькая Вера», «Авария – дочь мента», «Интердевочка», «Трагедия в стиле рок» и всё такое прочее. Это именно тот пласт нового реализма, или «чернухи», как его тогда называли, из-за которого потом долгие годы отечественную массовую культуру обвиняли в том, что она учит детей быть бандитами и проститутками. На самом деле это просто был некоторый всплеск тех тем и отражение тех пластов реальности, которые долгие годы находились вне зоны внимания или под прямым запретом.

И к началу 90-х действительно самые популярные фильмы и самые многотиражные книги – всё, что переходит уже постепенно в разряд кооперативного кино, кооперативной ларёчной литературы, – это совсем какие-то очень простые жанровые вещи на околокриминальные темы.

То есть кто такой герой массовой литературы начала 90-х?

Это какой-то «Антикиллер» или «Бешеный», «По прозвищу „Зверь“», в общем, то ли бандит, то ли милиционер – его роли как-то очень быстро меняются, – который борется со злом, обязательно с кулаками, обязательно с применением любых доступных методов, не особенно смотря на закон, мораль и порядок.

02:28 — 05:14 Фольклорные архетипы

Надо сказать, что начало 90-х – вообще очень фольклорное время. На пути этого упрощения мы неизбежно приходим к каким-то архетипам, которые очень глубоко заложены в народном сознании и народной культуре.

В политике это довольно сильно отражается. Что такое Ельцин или те мечты, которые связаны с образом Ельцина? Это, конечно, такой былинный богатырь, который тридцать лет и три года проспал на своей обкомовской печи, потом проснулся и начал так – раззудись, плечо, размахнись, рука – разрушать систему.

В массовой культуре эти фольклорные черты тоже начинают очень сильно проявляться. Герой начала 90-х в чуть более умном кино, чем кино про Бешеного, – это такой маленький запутавшийся человек, буквально Иван-дурачок, с которым происходят какие-то нелепые приключения. Это какой-то совсем неприкаянный малый, который места в жизни не нашел, и он зачем-то рассказывает своим соседям по маленькому городу, что он решает резко изменить судьбу и уехать на Дальний Восток. И все начинают его бурно провожать и вместе с ним мечтать о том, как у него там замечательно пойдут дела. Потом он говорит, что пошутил, но, в общем, уже поздно: его просто собирают, насильно запихивают в автобус и вывозят в какую-то новую жизнь. Это абсолютные приключения Ивана-дурака.

Приметы новой реальности, которые в середине 90-х становятся уже совсем ощутимыми, в массовую культуру проникают «с большим скрипом». Есть люди, которые открывают собственное дело. Есть предприниматели, которые не обязательно устраивают финансовые пирамиды, а в большинстве своем занимаются какими-то вполне общественно полезными делами. Вот этого массовая культура практически не замечает.

Можно вспомнить на эту тему тоже вполне фольклорный фильм «Любить по-русски», снятый генералом советского кино Евгением Матвеевым, где герои бросают свою налаженную жизнь и отправляются в деревню заниматься фермерским хозяйством. На них, естественно, там нападают бандиты, они от этих бандитов отбиваются. В общем, вот он, пожалуйста, образ положительного героя в кино 90-х – и одновременно это свидетельство поражения массовой культуры в ее отношениях с новой реальностью.

Пожалуй, единственное кино, которое снято с попыткой понимания, что ли, и сочувствия к этому новому классу, – фильм Павла Лунгина «Олигарх». Он тоже во многом проникнут разоблачительным пафосом, но, по крайней мере, герой Машкова, списанный с Березовского, там предстает человеком, а не просто карикатурным персонажем.

05:14 — 08:35 Отторжение реальности

Уже с конца 90-х набирает силу волна фильмов, которые эту реальность отрицают и отторгают. Их героями становятся люди, которые против этой реальности активно, иногда с оружием в руках борются. И первыми в этом жанре выступают Луцик и Саморядов – и единственный фильм, снятый не только ими, но и по их сценарию. Это фильм «Окраина». Очень тонкая стилизация под советское кино 30-х годов, в котором тоже действуют вполне сказочные былинные персонажи: солдат, крестьянин, такие деревенские мужики, которых, опять же, ограбили какие-то банкиры и коммерсанты, отняли у них землю, отняли у них недра, отняли у них всё. И они идут с ними расправляться – как герои разинского, пугачёвского бунта. В финале они приходят в Москву, в средоточие зла в высотке на Кудринской площади, находят какого-то главного олигарха, который сидит на огромных банках с нефтью. Ну и тут уже происходит страшная месть.

Пожалуй, самым мощным и самым популярным высказыванием на тему вот этой социальной мести, этого нового ресентимента, что ли, становятся фильмы Балабанова «Брат» и особенно «Брат-2». Балабанову чего-то такое удалось поймать, что на тот момент массовая культура еще совсем не чувствовала; в медиа эти настроения были отражены в основном в патриотических газетах, которые мало кто воспринимал всерьез. Это обида молодого еще человека, у которого отняли родину, у которого отняли место в жизни, отняли его довольно наивные, может быть, представления о справедливости, и он эту справедливость берется таким самым грубым образом восстанавливать.

«Брат-2» в этом смысле совершенно провидческий, что ли, пример фильма, который предсказал те умонастроения, которые захватят Россию по полной программе спустя 10–15 лет. Это тоже очень жанровое, очень фольклорное, лубочное во многом кино, герой которого при этом проговаривает впервые с экрана те слова, которые в 10-х годах становятся чуть ли не мейнстримом.

Его мир – это мир, в котором все зло идет с запада, из Америки в первую очередь. Наместниками этого зла в России являются всевозможные олигархи или просто богачи. Вот. А на самом-то деле сила не в деньгах, а сила в правде. У кого правда – тот и сильнее. А эта правда заключается в наивной и простой любви к родине в виде травинки, леска и в поле каждого колоска. И готовности защищать даже не столько эту родину – ее как бы уже и нет, – сколько какие-то осколки, разбросанные по миру в виде ее униженных, оскорбленных, обобранных, оболганных представителей. И неважно, кто это: хоккеист, у которого обманным путем выманили деньги, или проститутка русская, которая попала в рабство к афроамериканским сутенерам. В общем, их нужно защищать с оружием в руках, не останавливаясь ни перед какими средствами. И украинцам надо отомстить за Севастополь. В общем, нужно восстановить эту справедливость своими руками.

08:35 — 14:20 Силовик у телевизора

В начале 2000-х «Брат-2» во многом воспринимается как упражнение в жанре. При этом запрос на нового героя в это время очень чувствуется. И то, как этот запрос реализовывался, очень хорошо видно на примере Олега Меньшикова.

Вот, казалось бы, человек, который самой фактурой своей призван играть положительных героев. Что он всю жизнь и делал.

В начале 90-х Меньшиков играет в фильме, опять же по сценарию Луцика и Саморядова, «Дюба-дюба», где он – потерянный в новой жизни интеллигент, который сражается за свою любовь с ментами, с бандитами, с лихими людьми. В середине 90-х Меньшиков снимается в фильме «Кавказский пленник», где играет российского офицера, попавшего в чеченский плен. Но если в «Утомленных солнцем» Никиты Михалкова он – все тот же рефлексирующий интеллигент 30-х годов, который мстит новым хозяевам жизни за свое отобранное детство, за отобранный вот этот усадебный быт, за всё хорошее, что отнял у него комдив Котов, и сдает его в НКВД, то к концу 90-х Меньшиков – это уже «слуга царю, отец солдатам», который постепенно утверждает новые державные ценности. В «Сибирском цирюльнике» того же Михалкова он – опять же русский офицер. Но важна в нем загадочная русская душа, которую западный человек уже не очень поймет. Важны в нем долг и честь. Важно в нем то, как он замирает при виде Никиты Михалкова в роли Александра III, выезжающего на прекрасном коне на Соборную площадь Московского Кремля с наследником, сидящим перед ним. Он – русский, и это многое объясняет.

Этот запрос на нового героя во многом проявляется и в политике. Известна история про то, что когда кремлевские политтехнологи выбирали преемника Ельцину, то они во многом смотрели на соцопросы, на то, какой кинематографический персонаж, по мнению россиян, заслуживает того, чтобы править Россией. В этих соцопросах в 1999 году побеждали, как правило, Петр I и маршал Жуков, о которых тоже есть кино, но они не собственно кинематографические персонажи. А вот на втором месте после них уверенно выходил Штирлиц, разведчик в тылу врага, который наперекор всем тайком протаскивает истинные патриотические ценности. И Глеб Жеглов из «Место встречи изменить нельзя». Опять же немногословный такой крепкий мужской характер, вся мифология которого базируется на фразе «Вор должен сидеть в тюрьме». И во многом Путин и стал проекцией этих образов в политику.

Вернемся к Меньшикову. Меньшиков – это, кроме всего прочего, еще и Фандорин. То есть тоже государев человек, но при этом опирающийся на европейские ценности. Человек, для которого важна собственная ответственность, для которого важен закон, хорошие манеры, в конце концов.

Но что характерно: Акунин – пожалуй, единственный массовый автор, который сознательно пытается выстроить нового положительного героя, новый образ европейской России. Все остальные авторы (это касается и кино, и сериалов, и массовой литературы) – они, скорее, пытаются уловить новый общественный запрос, пытаются уловить новую аудиторию.

В начале 2000-х очень скоро становится понятно, что главная аудитория такой массовой кино- и сериальной продукции – это особенный социальный класс. Для простоты давайте назовем его «охранники». Это силовики или, скорее, даже бывшие силовики, которые занимаются сейчас не бог весть какой работой, которые, в общем, тоже немножко выпали из жизни. Но при этом их греет сознание того, что они охраняют что-то важное, что они при деле, и, если что, за это дело постоят с оружием в руках, и могут совершить какой-то подвиг. И для них тоже очень характерны патриотизм и любовь к родине, культ сильной руки и всё такое прочее. И если мы посмотрим на самые популярные сериалы начала 2000-х, то это в той или иной форме сериалы о неказистых, немного нелепых, не устроенных в жизни, выпивающих, но при этом таких настоящих мужиках, ментах, которые борются с бандитами. Это «Улицы разбитых фонарей», это «Менты», это «Глухарь» – в общем, примерно один и тот же типологический набор характеров, который бродит из сериала в сериал. И всё это – такой сон охранника, который прикорнул на рабочем месте в каптерке перед маленьким телевизором и видит себя в роли того же прежнего неказистого и неустроенного человека, но при этом совершающего какие-то героические подвиги.

Всё это – тоже довольно косвенное отражение реальности, новой реальности, в которой мы уже оказываемся в начале 2000-х. Но при этом происходят еще две важные вещи. Во-первых, сериалы и кино начинают окончательно оформлять миф о 90-х годах. Образ 90-х годов как такого лихого беспредельного времени. И герои начала 2000-х – это чаще всего бандиты в черных кожаных куртках, которые бегают с автоматами, расстреливают друг друга, но при этом они все равно добрые внутри. Это герои сериала «Бригада», герои фильма «Бумер» и даже герои балабановских «Жмурок», совсем карикатурные и гротескные персонажи, которые заливают весь экран кровью, но при этом в характерном для Балабанова таком провидческом духе в финале оказываются сидящими в кабинете Думы с видом на Кремль и решающими какие-то новые серьезные государственные дела. Это, в общем, довольно точная картинка того, что произошло в социуме на переходе из 90-х в 2000-е.

14:20 — 18:56 Вперед в прошлое

Новая реальность с новыми деньгами, с новыми общественными отношениями, с новой экономикой – она в массовой культуре все равно присутствует в каком-то разоблачительном модусе. То есть гламурная литература и гламурное кино, которое появляется в 2000-х, – Сергей Минаев с его «Духlessом», Оксана Робски с романом “Casual”, соответствующие сериалы, телепрограммы и фильмы, которые по этим фильмам сняты, – это всегда… как бы, с одной стороны, упоение вот этим новым образом жизни – с дорогими тачками, телками, ночными клубами, кокаином, рублевскими особняками и всем таким прочим. А с другой стороны, их герой чувствует, что это что-то не то, что в этом нет души, что это всё не настоящее. Даже массовая культура, которая замечает эту реальность, инстинктивно ее отторгает. И в этом смысле она парадоксальным образом сходится с линией социальной мести и ресентимента, которые и после «Брата-2» в 2000-е тоже по полной программе присутствуют.

Пожалуй, наиболее ярко эта линия в 2000-е выглядит в книгах Захара Прилепина. Его первая большая повесть «Санькя» – это история молодого человека, во многом похожего на Данилу Багрова из балабановских фильмов. Он живет в небольшом провинциальном городе с ощущением какой-то полной выброшенности из жизни, с ощущением того, что у него отняли родину, отняли мечту. Родители сидят без денег, он сам сидит без работы. Всё заканчивается тем, что он вместе с другими молодыми людьми с оружием в руках идет штурмовать местную администрацию, предвосхищая таким образом историю с «Приморскими партизанами», случившуюся десятилетием позже.

Прилепин развивает эту линию во всех своих книгах, и сама его биография – биография человека, прошедшего Чечню и пришедшего к Лимонову в Национал-большевистскую партию, – она во многом основана на схожих ценностях. Но его последний большой роман, который одновременно является самым популярным русским романом 2010-х годов, – книга «Обитель», – это уже совсем новая вариация положительного героя.

Это книга, действие которой происходит в 20-е годы на Соловках, в Соловецком лагере особого назначения. Она во многом продолжает традицию русской лагерной литературы, но разворачивает ее ценности на 180 градусов. То есть лагерь – это место, где… Место невероятного страдания. Место, где царит зло. И для Солженицына и Шаламова – это зло, которое принесла с собой советская система. Которое должно быть уничтожено. Которое не имеет права на существование на земле. А для Прилепина это – скорее какой-то естественный российский путь. Круговорот мучений, в котором палачи и жертвы меняются местами. И одновременно это специальный русский путь к святости. Неслучайно этот лагерь находится в Соловецком монастыре. Вот так, мучая и убивая друг друга, мы и поднимаемся к небу.

Конечно, для такой большой многотиражной официозной массовой культуры этот путь слишком радикален, и в 10-е годы она в основном начинает обращаться к примерам из прошлого, пытаясь выстроить некую новую национальную мифологию, некий новый пантеон героев, который всегда находится в уже прошедших исторических эпохах. Это могут быть времена афганской или Гражданской, а по преимуществу, конечно, Великой Отечественной войны. Это могут быть вполне мирные ситуации, когда эти герои сражаются за родину на хоккейной арене, например, как в фильме «Легенда № 17». Массовая культура образца 10-х годов – это попытка найти вот этот положительный пример, который уже когда-то был, и главные его черты – именно что готовность претерпевать любые страдания, готовность сражаться, готовность дать отпор врагу. Такие вполне милитаристские ценности.

Интересно, что люди пишущие и люди снимающие за эти 20 лет умудрились практически не заметить окружающую их новую реальность, никак ее не обжить, не создать образцы поведения в ней, не понять, как в ней выживать, будучи успешным и при этом достойным человеком. Вся массовая литература и все массовое кино эти десятилетия занимаются тем, что пытаются разоблачить эту новую реальность, или бороться с ней, или убежать от нее куда-то в прошлое, где и есть настоящие положительные героические примеры. Во времена войны – той или иной, или во времена князя Владимира, или в какие-то давно ушедшие от нас древние исторические эпохи. Куда угодно, но только не в «сегодня» и только не в «сейчас».