Сегодня мы поговорим о том, как пробуждение национального самосознания, распространяясь с ошеломительной скоростью, за какие-то три с небольшим года докатилось с окраин до самого сердца империи и вдохновило руководство России на борьбу с союзным центром.

Появление национальной повестки

Наведение порядка в андроповском стиле нанесло удар не только по экономике. С попытки Москвы закрутить гайки, ограничить вольницу на местах началась сначала постепенная, а потом все более ускоряющаяся национализация повестки дня. В своих мемуарах Горбачев пишет о негласном общественном договоре, который сложился во времена позднего СССР: Брежнев гарантирует несменяемость первых секретарей республиканских областных комитетов партии, те в свою очередь платят ему стопроцентной лояльностью.

Андропов был полон решимости переписать этот договор. Его первой мишенью стало руководство Узбекистана, Узбекской компартии. Лидером Узбекской компартии был Шараф Рашидов, он слыл одним из любимчиков Брежнева и руководил республиканской компартией 24 года. Зимой 1983 года Политбюро распорядилось начать расследование махинаций в хлопковом хозяйстве Узбекистана. В ходе расследования всплыло множество фактов коррупции на самом высоком уровне — не только в Узбекистане, но и в центре. Десятки руководителей Узбекистана отправились за решетку. Рашидов умер при невыясненных обстоятельствах — поговаривали о самоубийстве — 31 октября 1983 года. Его преемник на посту первого секретаря Узбекской компартии Инамжон Усманходжаев в 1989 году был приговорен к 12 годам лишения свободы.

В самом Узбекистане, который серьезно пострадал и продолжает страдать от привязки к монокультуре, к хлопку, хлопковое дело воспринималось как проявление колониальной политики. Продолжение курса на закручивание гаек привело к первым массовым протестам на национальной почве.

Вскоре после этих событий Политбюро ЦК КПСС выступает с традиционным для советской власти осуждением проявлений казахского национализма. Впрочем, довольно быстро руководство Советского Союза понимает, что это была неправильная реакция. Итоги казахстанских протестов продолжают беспокоить Политбюро, и летом 1987 года казахстанский вопрос — снова на повестке дня.

В это время состоялся очень примечательный диалог между Михаилом Горбачевым и одним из прорабов перестройки, Александром Яковлевым. Яковлев: «Импульс национализма идет сверху, от местной интеллигенции, партийного и государственного актива. Власти благожелательно относятся к националистическим проявлениям. Слава богу, хоть об уничтожении Советского Союза не говорят». Горбачев: «Какого бога ты имеешь в виду, если конкретно? (Смех.)» Яковлев: «Аллаха». Горбачев: «У нас в этом вопросе только один бог — Ленин. Если бы он отстоял тогда перед Сталиным национальную политику, не было бы того, о чем мы сейчас говорим».

В этой сценке примечательны два момента. Первый — констатация Яковлевым того факта, что национализм, по сути, — плод национального консенсуса в советских республиках. Второе — это вера Горбачева в то, что проблемы СССР — результат первородного греха, свершенного Сталиным, отступившим от неких ленинских норм национальной политики. Что такое ленинские нормы — это всегда вопрос интерпретации. Судя по мемуарам Горбачева, к середине 1987 года у него складывается впечатление, что возвращение к ленинским нормам — это превращение Советского Союза из унитарного государства в настоящую федерацию.

Тем временем жизнь подбрасывает советскому руководству всё новые и новые трудноразрешимые коллизии на национальной почве. Летом 1987 года крымские татары, выселенные со своей Родины в конце 1944 года в Среднюю Азию, устраивают серию пикетов в центре Москвы на Красной площади, несколько заседаний Политбюро посвящено разрешению крымскотатарского вопроса. Звучат самые разные мнения. Кто-то предлагает вывести Крым из состава УССР, создать на территории Крыма всесоюзную здравницу и федеральный округ; кто-то предлагает исправить историческую несправедливость и вернуть Крым РСФСР, но Горбачев решительно отвергает последнее предложение. Главная проблема Горбачева в том, что лидеры поднимающих, как сказали бы тогда, голову национальных движений совершенно не интересуются возвращением к ленинским нормам национальной политики.

Карабахский конфликт

1988 год — это год обострения в Закавказье. Он начинается с массовых демонстраций в Степанакерте, столице Нагорно-Карабахской автономной области в составе Азербайджанской ССР. Армянское большинство, населяющее Нагорный Карабах, требует восстановления исторической справедливости и присоединения НКО к Армении. 20 февраля областной совет принимает декларацию с призывом о передаче НКО Армении. 25–27 февраля в городе Сумгаите, расположенном в нескольких десятках километров от столицы Азербайджана Баку, происходит то, что получило название сумгаитских погромов.

Толпа, возмущенная сообщением заместителя Генерального прокурора СССР о том, что в Армении убито двое молодых людей с азербайджанскими фамилиями, начинает разыскивать армян, избивать, убивать, насиловать. По официальным данным, в Сумгаите погибло 29 человек, по альтернативным подсчетам — сотни. Вся четырнадцатитысячная армянская община Сумгаита под защитой советской армии эвакуируется из этого города.

Для центра эти события стали очередным неприятным сюрпризом. За день до начала сумгаитского погрома Горбачев обратился к народам Армении и Азербайджана с традиционным призывом: «Сосредоточиться на преодолении сложившейся ситуации, на решении конкретных экономических, социальных, экологических и других проблем, накопившихся в Азербайджане и Армении в духе политики перестройки и обновления, осуществляемой во всей нашей стране». Но такие призывы уже мало кого способны успокоить. Советские чиновники, которые приезжали утихомиривать бушующие страсти в Степанакерт, обращали внимание на то, что протестующие неплохо организованы. Налажен подвоз питания, введен сухой закон. Словом, впервые за многие десятилетия существования советской власти дает о себе знать другая организованная и серьезная сила.

События в Нагорном Карабахе и вокруг него знаменуют новый этап национальной революции в Советском Союзе. Элиты и контрэлиты в республиках уже не просто реагируют на импульсы и сигналы из центра — они начинают сами формулировать и навязывать центру свою повестку дня. У Горбачева на этом этапе нет ни сил, ни желания подавлять национальное брожение силой. «Действовать надо политически», — говорит он на заседании Политбюро, на котором обсуждается трагедия в Сумгаите.

Политизация республик

Параллельно в республиках происходит политическое структурирование новых сил. Летом 1988 года в Литве создается «Саюдис», в переводе — просто «Движение». Осенью народные фронты в поддержку перестройки появляются в Латвии и Эстонии. На время замиренный Нагорный Карабах передает эстафетную палочку Грузии.

В Грузии обостряется конфликт вокруг Абхазской и Югоосетинской автономий. 4 апреля 1989 года будущий первый президент Грузии Звиад Гамсахурдиа объявляет о начале бессрочного митинга под антисоветскими и антикоммунистическими лозунгами в центре Тбилиси.

9 апреля советские войска разгоняют этот митинг, по официальным данным 29 человек погибло, сотни получили ранения. Соратники Горбачева проявляют беспокойство. 27 апреля на очередном заседании Политбюро председатель КГБ Виктор Чебриков роняет: «Если дать всем возможность выбирать, то потом придется Ивана Грозного позвать, чтобы наводить порядок». Первые относительно свободные выборы в съезд народных депутатов весной 1989 года привели в советский парламент десятки и сотни открытых и явных оппонентов советской власти и социалистического выбора.

Горбачев призывает коммунистов воспользоваться съездом для того, чтобы «очень умно показать антинародную сущность сепаратизма». Вместо этого оппозиция, в том числе из прибалтийских республик, уже решительно настроенная на выход из Советского Союза, использует съезд как трибуну для пропаганды своих идей.

Оглядываясь назад, я думаю, мы не совершим большой ошибки, если скажем, что попытка сохранить империю после появления альтернативных выборов, после отказа от применения насилия была изначально обречена.

Парад суверенитетов

Заключительный этап существования Советского Союза и заключительный этап национальной революции в Советском Союзе связан с понятием парада суверенитетов. Этот парад открывают страны Балтии: сначала Эстония, потом Литва и Латвия в конце 1988 — первой половине 1989 годов принимают декларации о восстановлении государственного суверенитета.

Горбачев начинает понимать, что дело пахнет керосином. На весенних выборах «Саюдис» получает подавляющее большинство мест в литовском парламенте и 11 марта подтверждает декларацию о суверенитете объявлением независимости. Горбачев понимает, что ситуация в Литве и вокруг Литвы — это настоящий тест для способности Советского Союза сохраниться как единое целое. Он угрожает, убеждает, вводит экономические санкции в виде энергетической блокады. Но на литовцев все это не производит большого впечатления. Более того, это подрывает имидж, который Горбачев годами создавал себе на Западе.

Масла в огонь подливают экономические трудности. 1990 год — это первый год глубокого экономического спада в СССР. В ожидании роста цен советские люди сметают с прилавков все, что можно долго хранить: крупы, консервы, сахар, соль, спички. Республиканские лидеры, даже лояльные на тот момент к Горбачеву, начинают задумываться о том, что надо ввести барьеры на пути движения товаров. Так к политической дезинтеграции добавляется дезинтеграция экономическая.

Вдобавок к набирающим силу национальным движениям в странах Балтии и в республиках Закавказья у Горбачева появляется новый мощный оппонент в Москве. Это Борис Ельцин, претендующий на роль объединителя российских бюрократов.

Выдвижение Ельцина

Как и у Горбачева, у Ельцина — крестьянские корни. Его дед был раскулачен, его отец был репрессирован. Сам Ельцин закончил Уральский политех и десять лет после окончания вуза делал карьеру по хозяйственной части, работал в строительных трестах, пока его не перевели на работу в Свердловский обком ЦК КПСС. В большую политику Ельцина приводит стремление Горбачева максимально обновить партийные кадры.

В декабре 1985 года Ельцин становится первым секретарем Московского городского комитета партии. Ельцин сменил на этом посту брежневского ставленника Виктора Гришина, который имел наглость претендовать некоторое время назад на роль первого лица во всей Коммунистической партии. В лице Ельцина Горбачев получил поистине новую метлу. В Москве Ельцин ведет себя примерно так же, как и в Свердловске. Он ездит в общественном транспорте, совершает внезапные налеты на продовольственные базы и магазины, устраивает жесткие выволочки руководящим кадрам. Такого, конечно, москвичи не видели, возможно, никогда.

Впрочем, политический стиль нового московского лидера не мог решить тех проблем, которые накапливались десятилетиями, а с началом перестройки стали обостряться. И в октябре 1987 года Ельцин делает спонтанный шаг, выступая на октябрьском пленуме ЦК КПСС с завуалированной критикой Горбачева и открытой критикой Егора Лигачева, который с этого момента становится олицетворением всего косного и консервативного, что есть в советском руководстве. Шаг, безусловно, спонтанный, но тот, который выдает в Ельцине по-настоящему крупного политика.

Ельцина снимают с поста первого секретаря Московского горкома, отодвигают в запасной кадровый полк. Уход из руководства Коммунистической партии, передышка позволяют Ельцину нащупать свою новую роль в большой политике. Постепенно вокруг него образуется как бы новый полюс надежды, с ним вступают в диалог и в союз демократы, диссиденты.

В мае 1990 года Ельцин с третьей попытки избирается председателем Верховного совета РСФСР. Это происходит несмотря на то, что Горбачев специально убеждал коммунистов, представленных в российском парламенте, не допустить избрания Ельцина. Горбачеву уже просто не хватает политического авторитета для того, чтобы продавливать такие решения. 12 июня Россия становится шестой республикой Союза, которая принимает декларацию о государственном суверенитете. Как и в других аналогичных декларациях, это подразумевает приоритет республиканского законодательства над союзным. 16 июня аналогичную декларацию принимает Украина, а до конца года — и все остальные союзные республики.

Россия vs. CCCР

Ельцин не ставил перед собой задачу развалить Советский Союз, для него главной мишенью был Михаил Горбачев. К Горбачеву Ельцин испытывал чувство, близкое к ненависти. И декларация о суверенитете была лишь способом надавить на центр, на Горбачева.

Были ли у Ельцина какие-то конкретные хорошо продуманные планы трансформации СССР? Скорее, случайный набор идей. В качестве иллюстрации сошлюсь на идею, которую Ельцин озвучивал весной 1990 года, а именно идею создать на территории Российской Федерации семь русских республик. Впрочем, к лету 1990 Ельцин от этой идеи столь же публично отказался.

Появление в руках главного оппонента такого мощного рычага заставляет Горбачева пойти на сближение с Ельциным. Летом 1990 года два лидера договариваются о том, что у России и Советского Союза будет общая программа экономических реформ. Так создается группа Григория Явлинского и Станислава Шаталина, которая работает на одной из подмосковных дач над программой, которая получит название «Программа 500 дней». Программа Явлинского предусматривала, что у Союза сохранится единая валюта, единая армия, единое законодательство.

Хрупкое согласие было разрушено советским правительством, которому в новой модели просто не оставалось места. За экономические вопросы в обновленном Союзе должен был отвечать Совет глав республик. Ельцин не очень уютно чувствовал себя в связке с Горбачевым, поэтому провал «Программы 500 дней», скорее всего, встретил с облегчением. Это просто развязывало ему руки.

Осенью 1990 с подачи одного из своих ближайших соратников и советников, Геннадия Бурбулиса, Ельцин укрепляет отношения с руководством трех крупнейших союзных республик: Казахстана, Белоруссии и Украины. Так появляется прообраз нового Союза, в котором просто нет места союзному центру.