Для Восточной Европы год освобождения — это 1989-й, двухсотлетие Великой французской революции. Для советской империи это 1991 год. Если в Восточной Европе события двигались просто с калейдоскопической скоростью и режимы валились со скоростью один в две недели, то последний год существования Советского Союза — это длинная историческая драма, исторический триллер в пяти частях с прологом и эпилогом.

Пролог: Горбачев — президент СССР

Пролог достаточно простой: конец 1990 года, Горбачев — президент Советского Союза, он получил Нобелевскую премию мира, заслуги творца нового мышления признаны, так сказать, в глобальном масштабе. Внутри Союза — это человек с почти исчезнувшей базой поддержки.

Политические силы поляризованы, сильны демократы, консолидировались наконец противники всего того, что происходило начиная с 1985 года. Республики уже достаточно далеко разбежались, и последняя попытка провести серьезную экономическую реформу — программа «500 дней» — так и осталась попыткой. И Ельцин, и Горбачев в один прекрасный момент, когда это отвечает их политическим расчетам, отказываются поддерживать эту программу.

В конце 1990-го Горбачеву удается наконец избавиться от опостылевшего ему премьера Рыжкова. Новым премьером становится министр финансов Валентин Павлов. У Павлова много административных идей, он готов идти на повышение цен. Не на либерализацию, а на административное повышение цен. Что, собственно, и происходит в самом начале 1991 года.

Первый акт: попытка реакции

Первый акт драмы начинается в очень мрачной обстановке: потеряв массовую базу поддержки, Горбачев решает опираться на силовые структуры. И силовые структуры, конечно, крайне недовольны тем, что происходит в республиках, у них уже есть перед глазами то, что произошло в Восточной Европе. Отступление, диалог, как показала практика, ведут не к реформам, не к построению социализма с человеческим лицом, а к распаду этого самого социализма.

Литва, которая постоянно задавала тон в движении за независимость прибалтийских республик, первой провозгласила свою независимость. 7 января правительство Литвы принимает решение о повышении административных цен, цены на продукты растут в три с лишним раза. И оформившиеся к тому времени так называемые интернациональные фронты, то есть та часть прибалтийского населения, которая выступает против независимости, за Советский Союз, считают, что настал момент действовать. Начинаются демонстрации в Вильнюсе.

Под прикрытием этих демонстраций подтягиваются колонны советской военной техники, и в ночь с 12 на 13 января предпринимается попытка очистить от сторонников независимости вильнюсский телецентр. Эта попытка заканчивается кровопролитием, 13 человек погибает, сотни людей избиты, ранены.

Параллельно просоветские силы поднимают голову в Риге. Впрочем, в эту самую мрачную пору 1991 года силам реакции, похоже, просто не хватает моральной, экономической, интеллектуальной силы. Попытки придушить силой независимость Латвии и Литвы не доводятся до конца. Российская демократическая оппозиция, возглавляемая Борисом Ельциным, выводит на улицы Москвы сотни тысяч людей, поднимается шум в мировом сообществе, и Михаил Горбачев в присущем ему стиле так и не решается довести это предприятие до конца.

Итак, Горбачев решает не форсировать силовое решение прибалтийского вопроса. У него в запасе есть крупная ставка — референдум за сохранение Советского Союза, назначенный на 17 марта 1991 года. Горбачев решает сделать ставку на советский патриотизм. Что заставляет Горбачева дистанцироваться от консерваторов? Я рискну предположить, что прежде всего глубокая непопулярность тех, кто призывает вернуться к твердой руке, к ленинским или сталинским нормам поддержания социализма.

Итак, 17 марта 1991 года, референдум. Формулировка вопроса, на который предлагается ответить утвердительно, тщательно выверена: «Считаете вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?» Ну, по сути, это призыв проголосовать за все хорошее: за права, за свободы, за равноправие, за суверенитет.

Референдум удается провести в девяти республиках Советского Союза из 15. Вся Прибалтика игнорирует референдум. Грузия, Армения и Молдова тоже предпочитают воздержаться. На остальной территории Советского Союза за все хорошее голосуют более 77% участников референдума. Но и тут Горбачеву есть о чем пожалеть. Россия в лице своего демократического руководства совмещает в одном референдуме два.

Россиянам предложено ответить на вопрос, согласны ли они поддержать введение в России нового института, института президентства. Россияне говорят: «Да, хотим российского президента». И в осуществление этого «да» 12 июня 1991 года, уже во втором акте нашей драмы, президентом России в первом же туре избирается Борис Ельцин. Противостояние с лидером перестройки приобретает новое измерение. У Горбачева никогда не было такой легитимности, как у его основного соперника, Горбачев ни разу не проходил процедуру всенародного избрания. Эта разница во многом определяет то, что происходит в оставшуюся часть последнего года красной империи.

Второй акт: новоогаревский процесс

Главное содержание второго акта этой драмы — попытка Горбачева реализовать достаточно двусмысленные результаты мартовского референдума. Начинается так называемый новоогаревский процесс. Маятник снова качнулся, Горбачев ищет опору уже не в консервативных кругах, а среди республиканских лидеров. Его задача — вынудить лидеров республик поддержать продление жизни союзного центра, а для этого необходимо, по сути, заново конституировать союз. И тут возникает вопрос: союз чего?

На референдуме вопрос стоял о Союзе Советских Социалистических Республик. Но слово «социализм» уже вызывает скорее аллергию. Поэтому в ходе новоогаревского процесса лидеры договариваются о сохранении СССГ, где «Г», «государств», приходит на смену «Р», а «суверенных» — на смену «социалистических». 29–30 июля Горбачев, Ельцин и лидер Казахстана Нурсултан Назарбаев обсуждают, как будут реконфигурированы органы союзной власти после того, как республики приступят по очереди к подписанию нового союзного договора. Договаривающиеся стороны приходят к выводу, что нужно поменять руководство союзных структур, премьер Павлов уйдет в отставку, будет заменен председатель КГБ. На этом лидеры разъезжаются. Начало подписания союзного договора намечено на 20 августа. Так заканчивается второй этап, второй акт драмы 1991 года. Горбачев уезжает отдыхать в Крым, а руководство союзных структур приходит к выводу, что подписания союзного договора и новой политической конфигурации допускать ни в коем случае нельзя.

Третий акт: путч

Третий акт — самый короткий, но, возможно, самый насыщенный событиями. 19–21 августа 1991 года, попытка августовского путча. Здесь важна аббревиатура ГКЧП — Государственный комитет по чрезвычайному положению. Это та часть союзного руководства, которая не хочет уходить в политическое небытие: это премьер-министр Павлов, сразу, впрочем, сказавшийся больным; это председатель КГБ, чьи люди на протяжении месяцев занимались планированием на случай введения военного положения; это вице-президент Янаев, это министр обороны Язов и несколько других высокопоставленных, хотя и не слишком харизматичных советских функционеров.

С чем можно сравнить путч, чтобы оценить качество действий заговорщиков? Наверное, можно сравнить с действиями Ярузельского, который в достаточно неблагоприятной для польского красного генералитета ситуации в 1981 году без сучка без задоринки ввел военное положение, обойдясь без большой стрельбы и большого кровопролития. На фоне Ярузельского советские заговорщики, скажем так, сильно проигрывают.

Им не удается изолировать потенциальных лидеров сопротивления. Да, Горбачев сидит у себя на даче на Форосе, но Борис Ельцин как раз на выходных вернулся из поездки в Алма-Ату, где он прекрасно провел время (рассказывают, что показателем хорошего настроения Ельцина было играть на ложках — вот он играл на ложках во время застолий; поскольку он был в очень хорошем настроении, он играл на ложках на чьей-то голове). В общем, утром в понедельник 19 августа у Ельцина тяжелая голова, но это не мешает ему действовать очень быстро. На подмосковной даче он собирает руководителей демократических российских сил, они прорываются оттуда на автомобилях к Белому дому, где в то время заседает российский парламент, и объявляют ГКЧП переворотом, нарушением советской конституции. Очень быстро выясняется, что массовой поддержки действия ГКЧП не вызывают.

На вечерней пресс-конференции заговорщики выглядят бледно, блекло и жалко. Главное — никто из них не решается взять на себя инициативу для кровавого разгона тех людей, которые собрались к вечеру вокруг Белого дома в Москве. Несколько раз имитируется попытка штурма, но в итоге все заканчивается случайным столкновением в туннеле под Новым Арбатом, в результате которого гибнут трое молодых людей, защитников российской демократии. Этот эпизод в ночь с 20 на 21 августа если не по сути, то символически становится точкой в августовском путче. На следующее утро маршал Язов дает команду о выводе войск из Москвы. Заговорщики пытаются вылететь в Крым, объясниться с Горбачевым, который их не принимает. Горбачев возвращается в Москву вместе с триумфаторами из российского руководства.

Четвертый акт: распад

Для тех республик Советского Союза, которые продолжали диалог с Горбачевым, поддерживали иллюзию центра, наступает момент истины. Здесь играют важную роль события в Украине. Украина, украинское руководство в дни августовского путча не выступает в открытую против ГКЧП, но сразу после того как демократы побеждают, Украина отвечает на события в центре принятием акта государственной независимости и объявляет о проведении референдума, который должен это решение подтвердить. Референдум намечен на 1 декабря. Аналогичные акты принимают и другие республики.

Союзное правительство, по сути, уже распалось, премьер Павлов — за решеткой, создается новый орган, который у его создателей язык не поворачивается назвать правительством: это Комитет по оперативному управлению народным хозяйством. И хотя Михаил Горбачев прилагает титанические усилия к тому, чтобы вернуть республиканских лидеров за стол переговоров, речь уже даже не идет о сохранении Советского Союза. Появляется аббревиатура ССГ — Союз суверенных государств. Эти переговоры идут тяжело, и ключевым вопросом становится Украина: поддержат ли украинские избиратели решение своего парламента?

В интеллектуальном плане происходит другой важный процесс: осознание будущими российскими лидерами реформ невозможности реформирования экономики в масштабах всего Советского Союза. 28 сентября 1991 года «Независимая газета» публикует текст с заголовком «Шанс для России — шанс для всех». У этого текста много авторов, имена некоторых до сих пор на слуху: Петр Авен, Сергей Глазьев, Алексей Улюкаев, Анатолий Чубайс. В историографию российских реформ этот документ входит под названием «Альпбахская декларация». Этот текст обсужден и согласован, когда наши будущие реформаторы находятся в тирольской деревушке Альпбах в Австрии. Вот что говорится в Альпбахской декларации: надреспубликанский центр обречен быть слабым, значит, его не должно быть вовсе. Характер же проблем таков, что требует очень сильного центра. Поэтому единственным реалистичным решением нам видится переход к системе 15 независимых центров принятия финансово-экономических решений.

Борис Ельцин, который всегда обладал способностью включаться на полную силу в критические моменты, а потом уходить в раздумья, в тень, на этот раз остался верен себе. Значительную часть сентября он проводит в раздумьях в Сочи, там его обрабатывают, так сказать, соратники. И к концу сентября Ельцин тоже начинает все яснее осознавать необходимость делать реформы из российского центра, не оглядываясь на другие республики.

Это на самом деле очень важный момент, потому что Борис Ельцин никогда до этого момента не рассматривал себя как гробовщика империи. Собственно, в сентябре–октябре 1991 года Ельцин становится перед необходимостью принимать выбор: либо действительно вместе с Горбачевым пытаться спасти то, что остается от Советского Союза; либо, сняв голову, не плакать по волосам.

На чрезвычайном съезде народных депутатов России он выступает с, наверное, одной из лучших речей в своей политической биографии. Он получает от съезда чрезвычайные полномочия на проведение реформ, он получает от съезда полномочия председателя правительства, получает карт-бланш. И передает этот карт-бланш команде реформаторов Егора Гайдара. Егор Гайдар становится вице-премьером, Петр Авен получает полномочия министра внешних экономических связей (тогда это был еще комитет, а не министерство), Анатолий Чубайс приходит в российское правительство, чтобы двигать тему приватизации.

Пятый акт: Беловежские соглашения

Последний акт начинается 1 декабря 1991 года, когда Украина подавляющим большинством избирателей высказывается за независимость. Украинские избиратели даже на Донбассе, даже в Крыму отдают большинство голосов за независимость. Это становится в какой-то мере шоком. Все остальное — это вопрос подведения итогов и юридического оформления сложившегося на начало декабря статус-кво. Союзного центра нет, есть Россия, есть Украина, есть другие республики.

Финальная точка ставится 8 декабря лидерами трех славянских республик — Белоруссии, Украины и России. В Беловежье на цэковской даче в Вискулях провозглашается создание Союза независимых государств и подводится черта под существованием Союза Советских Социалистических Республик, образованного примерно в том же составе в декабре 1922 года.

После подписания Беловежских соглашений, после того как лидеры трех восточнославянских республик привлекают и вовлекают в контур этого нового соглашения лидеров других республик, сохранить Советский Союз можно только чудом. Но даже для чуда нужно иметь какие-то основания и ресурсы, а таких ресурсов первый и последний президент СССР Михаил Горбачев полностью лишен. Коммунистическая партия запрещена, вооруженные силы не готовы поддержать сохранение Союза силой, опереться Горбачеву больше не на кого. 25 декабря флаг Советского Союза над Кремлем спускается. Этот день, 25 декабря 1991 года, можно считать последним днем существования красной империи.

В следующей лекции мы с вами попробуем ответить на вопрос: а можно ли было сохранить Советский Союз? История, может быть, и не знает сослагательного наклонения, но задавать критические вопросы на каждом новом витке нашего понимания совершенно необходимо, и именно этим мы в следующий раз и займемся.