По какой траектории развивались среднеазиатские страны последние 25 лет?

Когда мы пытаемся сравнивать республики Центральной Азии, то прежде всего мы их сравниваем с точки зрения политического режима и с точки зрения экономического успеха. И здесь я бы выделил Казахстан, который особенно в первые 10 лет правления Назарбаева действительно достиг очень больших успехов. Ну, по сравнению со всеми. И не только потому, что там нефть и газ, а потому, что там очень интересная политическая элита. Амбициозная, я бы сказал, национально ориентированная, которая, при всех минусах — про минусы, я повторяю, можно говорить бесконечно долго, — это та элита, которая очень много сделала.

Что касается Узбекистана, второй, так скажем, супердержавы этого региона, — да, были успехи, но надежды, в общем, не оправдались. Идеи были хорошие, но на сегодняшний день и в экономике, и в политике в Узбекистане очень большие проблемы. Но я сейчас говорю об успешных странах.

А есть неуспешные страны — это Киргизия и это Таджикистан. Причем, как говорил еще Лев Толстой, «каждая семья несчастна по-своему». Кыргызстан — это единственное государство в Центральной Азии, где есть демократия, причем реальная демократия. Там действительно многопартийная система, там идет борьба за власть. Но не получается у них с экономическими реформами пока что-то. Есть Таджикистан, который пережил гражданскую войну. По некоторым данным, чуть не 250 тысяч жертв. Гражданская война жуткая, потом мир, потом консолидация общества, пусть и не самая прочная, но тем не менее. А сейчас мы наблюдаем жесткий авторитарный режим, причем с претензиями на наследственную передачу власти.

И последнее — это Туркменистан. Это совершенно потрясающее государство. Когда оно стало независимым, то Туркменбаши, первый президент Туркменистана, сказал: «Мы будем центральноазиатским Кувейтом». Ну, во всяком случае, природных богатств там достаточно и там действительно можно было сделать очень много, и кое-что было сделано. Я бы не стал говорить, что это Failed state, но это государство, которое не оправдало надежд. Огромное количество амбиций, но пока что это бедная страна. Это удивительно, потому что действительно природные возможности потрясающие.

Поэтому видите, какие все государства разные, их невозможно сравнивать. Для простоты, конечно, можно говорить о Центральной Азии — там есть общие тенденции, да, конечно; но все-таки это конгломерат стран с разными традициями, с разной культурой, с разной внешней политикой, между прочим. Их объединяет, конечно, прежде всего постсоветское пространство, их принадлежность к Советскому Союзу, и в каком-то плане — ислам. Но там такой разный ислам… допустим, между той же Туркменией и Таджикистаном — это, временами просто кажется, разные религии. Так что это условное, с моей точки зрения, понятие сегодня — Центральная Азия. Ну и, повторяю, всех, кроме Кыргызстана, объединяет авторитарный режим. И еще всех объединяет проблема ислама. Есть и радикалы, есть и разговоры о халифате, есть и терроризм, есть и связи с исламскими экстремистами на Ближнем Востоке.

В чем причина успеха Казахстана?

Я думаю, что есть объективный фактор: по сравнению с остальными советскими или постсоветскими республиками Казахстан был более развит экономически. Он намного богаче всех прочих. Если я не ошибаюсь, то по запасам нефти там вообще никто не стоял рядом. И субъективный фактор. Субъективный фактор — это личность Назарбаева, который действительно пытался проводить реформы, и кое-что ему удалось. Сейчас это жесткий авторитарный режим, но при всем его авторитаризме, во всяком случае, до недавнего времени существовала разноголосица мнений. И когда он принимал решения, особенно раньше, он прислушивался к этим мнениям, выбирал, а не навязывал свое.

Как в странах Средней Азии решают проблему передачи власти?

Ну, мы видели, как это произошло недавно в Узбекистане — это был консенсус между элитами, кланами и группами интересов. И тот человек, который сейчас стал президентом — Шавкат Мирзиеев, — это, конечно, не отец нации, как Ислам Каримов, но тем не менее ему придется держать все тот же баланс сил и заниматься тем же, чем занимался и Ислам Каримов, решать те же самые проблемы. Передача власти была осуществлена традиционным или, если хотите, авторитарным путем, несовременным. В выборах участвовало четыре партии, но это была имитация выборов и всем было ясно, кто будет у власти. Что касается Туркменистана — там, в общем, тоже все произошло авторитарным традиционным способом. Но там можно было ожидать неожиданностей, потому что Гурбангулы Бердымухамедов — это компромиссная фигура, он также не тянул и не тянет на отца нации, но он устраивал всех. Он устраивал и регионы, и племена, абсолютно компромиссная фигура. Когда он пришел к власти, то кто-то думал, я не хочу называть фамилии, что они будут им управлять на самом деле. Этого не получилось, он проявил характер, и сейчас по степени авторитарности и силе давления на государство он почти такой же, как Туркменбаши.

Что касается Таджикистана — там была гражданская война, там был найден компромисс, и авторитаризм вырос, как гриб. Потому что Эмомали Рахмона, нынешнего президента, никогда не принимали за какого-то лидера. Он набрал политический капитал, он сыграл в очень сложную игру, он избавился почти от всех своих соперников, ему удалось частично раздавить, а частично подкупить исламских политиков. Там пока еще не было передачи власти, вот посмотрим, как она будет происходить.

Кыргызстан, выборы… Понимаете, какая вещь. Вот там есть выборы, там есть борьба. Видимо, нынешний президент Алмазбек Атамбаев отойдет от политики формально. Он, конечно, сохранит огромное влияние, но вряд ли он захочет и останется президентом. Будет какой-то другой человек, сейчас идет борьба за преемственность. Новый президент тоже будет компромиссной фигурой, и он будет обречен решать экономические проблемы. И ему придется оправдываться и перед партиями, которые полутрадиционны-полусовременны, и перед обществом. Потому что в Кыргызстане очень все плохо, всем это надоело, люди хотят перемен. Я думаю, что там будут перемены.

И, наконец, Казахстан. Абсолютно загадочная ситуация, кто будет там — неизвестно. Не хочу называть фамилии, но каждые два года появляется новый человек, которого прочат на место президента. Это не будет передача власти в авторитарном стиле, потому что это невозможно. Это не будет демократия, поскольку сейчас, по-моему, в парламенте одна-единственная партия, правящая Нур Отан. Это будет какой-то консенсус.

Но компромисс в авторитарном обществе, в таком обществе, которое сейчас мы наблюдаем в Казахстане, рано или поздно увенчается новым витком политической борьбы. И вот тогда будет очень интересно, какая это будет борьба — между личностями или все-таки какие-то народятся институты и появятся какие-то элементы демократии. Потому что общество в Казахстане, на первый взгляд, пассивно, но это только на первый. Оно уже, видимо, постепенно дозревает для того, чтобы высказывать собственное мнение.

Можно ли прогнозировать демократизацию Средней Азии?

Что будет дальше в этих республиках — очень трудно сказать, потому что многие прогнозисты ошибались. Думаю, что там будут еще чудеса. Я опасаюсь только одного: консенсус консенсусом, но по-прежнему остаются региональные и клановые амбиции. Зачеркивать их нельзя, при отце нации каким-то образом они регулировались, без отца нации каждый будет думать: «А почему бы и не я, почему бы не мой клан?» Это первое. А второе — на все на это накладывается этническая проблема и проблема границ. Огромное значение имеет личный фактор: что это за президент, какой у него сын, какая у него жена, что он любит? И не учитывать это невозможно. Я могу рассказать массу анекдотов про то, как складывались отношения между отдельными президентами в 90-е и 2000-е годы. Как один президент записывал свою приватную беседу с коллегой, а потом давал послушать ее всем остальным.

Поэтому там, где демократия, более-менее все просто; а когда и личный фактор, и религиозный фактор, и неустановленные границы… Плюс этнический фактор, Кыргызстан, где такое количество узбеков, — там уже было три тяжелых ситуации. Что там дальше будет? Еще два года тому назад говорилось о том, что, может быть, Кыргызстан и не уцелеет как республика, как целостное государство. Слава богу, уцелел. Так что постсоветское пространство непредсказуемо.

Какую роль в развитии Средней Азии играет Россия?

Во-первых, то, с чего мы начинали: нет единой Центральной Азии и нет некоего общего усредненного отношения к России. Когда ты сейчас приезжаешь в Ферганскую долину, тебя воспринимают не как русского, а как иностранца. Есть места, где молодое поколение по-русски вообще не говорит.

Это тренд, это тенденция, которая будет усиливаться. К власти сейчас приходят ребята — не на самом верху, но тем не менее третьи, а то и вторые ступеньки они занимают — 35–40 лет, они по-английски-то говорят, между прочим, не хуже, чем по-русски.

То есть постепенно участие в составе Советского Союза превращается в историю. Это не плохо и не хорошо, это закономерно, потому что все-таки это независимые государства. И на сегодняшний день отношения их с Россией — это прежде всего отношения партнерства, в этих отношениях они исходят из национальных интересов. Может быть, в каком-то плане исключение — Киргизия, та самая демократическая Киргизия. Почему? Дикая боязнь радикального ислама и дикая боязнь очередных революций. Мне говорили в прошлом году, что если бы в Киргизии прошел референдум за вхождение в состав России, то больше половины проголосовало бы «за»: с Россией спокойнее.

А все остальные торгуются. Это партнер, а не старший брат. Каждое государство в Центральной Азии исходит из своих национальных интересов — первое. Второе — проблемы безопасности. Вот тут очень трудно делать какие-то окончательные выводы, но Россию всегда считали и считают гарантом безопасности. От кого? Я сомневаюсь, чтобы Соединенные Штаты туда высадили десант, я не вижу там китайской пехоты. Значит, остаются исламисты, исламские экстремисты, которые сидят по границам — Афганистан, Пакистан и так далее, — и местные. Может и захочет ли Россия это предотвратить? В этой связи вспоминаются те события, которые произошли в Киргизии, когда государство было поставлено на грань распада и политики просили Россию послать батальон хотя бы.

Наверное, этого было бы достаточно, но Россия не послала, несмотря на ОДКБ, на все эти договоры. Россия не вмешивается во внутренние дела этих государств. Тогда какая безопасность? Но тем не менее это ощущение, что есть не старший брат, но есть какая-то военная сила, которая в самом крайнем случае может вмешаться, — это, конечно, существует. Чисто психологически это совершенно понятно. И на этом Россия играет, и, более того, сами режимы играют — они все время говорят о том, что есть угроза нестабильности.