Есть два подхода как к истории в целом, так и к политической истории в частности.

Существует тенденция рассматривать исторические периоды через призму истории государства, то есть истории аппарата или истории двора применительно к более ранним эпохам. И есть история народов, ее еще называют социальной. В рамках нашего курса мы постараемся совместить два этих подхода.

Мы рассматриваем период с мая 2000 года по май 2012 года. Что происходило в это время в жизни государства?

Первый срок Путина

7 мая 2000 года — это дата выборов Владимира Владимировича Путина президентом России. Избирательная кампания, как традиционно бывает в наших законодательных рамках, шла в русле большого электорального цикла, включающего в себя парламентские выборы.

Предыдущая парламентская кампания, прошедшая в декабре 1999 года, также имела в виду те новые надежды, которые были связаны с тогдашним премьер-министром, очевидным будущим президентом. Если мы посмотрим на социологические результаты того времени, мы увидим, с одной стороны, достаточно высокий уровень общественного пессимизма, ощущение того, что страна идет не туда; с другой стороны, достаточно высокий уровень надежд, связанных с этой новой, молодой, не скованной обязательствами предыдущего этапа, как тогда казалось, властью.

Итак, первый путинский срок, 2000–2004 годы, можно с большим основанием назвать реформаторским. Каким образом это происходило? Избирательный штаб Владимира Путина после окончания выборов преобразовался в Центр стратегических разработок. Его возглавил Герман Греф, будущий министр экономического развития. Им был подготовлен план реформ. Таким образом, новый президент фактически приступил к власти с уже готовой реформаторской программой, которую он мог осуществлять благодаря тому, что третий созыв Государственной Думы был в гораздо большей степени проправительственным и пропрезидентским, чем второй, в котором доминировала коммунистическая партия.

Второй срок Путина

Второй президентский срок (2004–2007 годы) можно с некоторой долей условности назвать охранительным. Ход реформаторского первого срока был переломлен в 2004 году делом ЮКОСа. Многие считают, опять же, точкой невозврата, роковым событием первого срока разгром НТВ — то, что происходило в 2001 году. Но это, скорее, было похоже на достаточно традиционную консолидацию медийных ресурсов в руках победившей группы.

Дело ЮКОСа было чем-то принципиально иным, это был первый в постсоветской истории случай насильственного перераспределения собственности государственными средствами. События 2003 года, арест Михаила Ходорковского и разгром его компании не стали переломным моментом сами по себе, потому что за ними не последовало повторения этих событий. Но они стали неким переломом, после которого стало ясно, что либерально-реформаторская повестка сталкивается с существенными ограничениями, существенными корректировками. Со стороны кого? Со стороны новой могущественной группы интересов — тех, кого позже стали называть силовиками.

Наследие дела ЮКОСа радикальным образом повлияло на избирательную кампанию 2003 года. Результаты партии «Единая Россия», тогда уже созданной, и неожиданно высокие результаты партии «Родина», созданной специально под эти выборы, показали популярность этой антиолигархической повестки, которую также можно было бы назвать антикоррупционной.

Еще раз обращу внимание, дело ЮКОСа было инкапсулировано политической системой, оно не повторилось. Можно сказать, что оно не повторилось, потому что его эффект был настолько силен, что новых сигналов олигархическому сообществу не надо было посылать. Можно сказать, что оно не повторилось, потому что оно слишком напугало систему, и она не захотела повторения этого опыта.

Как бы то ни было, это повлияло на результаты парламентских выборов и на политическую элиту в целом. Это продемонстрировало переход, скажем так, политической инициативы и значительной доли политической власти от олигархического сообщества к сообществу бюрократии, прежде всего силовой.

Четвертый созыв Государственной Думы, прославившийся знаменитой фразой своего председателя о том, что Дума – это не место для дискуссий, действительно приближался к этому идеалу «не места для дискуссий», хотя полностью его отразил следующий, пятый созыв.

Масштабные законодательные инновации, какие были характерны для третьего созыва (а он, напомню, принимал новый Налоговый кодекс, I и II часть нового Гражданского кодекса, новый закон о валютном регулировании и валютном контроле, новый Жилищный кодекс), были начаты первым созывом и закончены четвертым.

То есть это был целый ряд законов, заложивший основы экономического и гражданского оборота, в котором мы находимся с вами до сих пор. Что касается второго срока 2003–2007 годов, то для него таким переломным моментом, который изменил его природу или, может быть, продемонстрировал, наглядно манифестировал изменения, была так называемая «оранжевая революция» на Украине. Точнее, не она сама, а реакция политического класса на нее. К тому времени в политическом классе доминирование людей, происходящих из силовых структур, из правоохранительных органов, военизированной и силовой бюрократии, было уже очевидным. Сознание этих людей, их специфический взгляд на мир заставлял их воспринимать происходящие вокруг России события, во-первых, как угрозы и вызовы, а во-вторых, как результат чьей-то целенаправленной политики, чьей-то воли.

Другим фактом второго срока, который во многом определил следующие несколько лет истории России, был экономический кризис 2008 года. Эффект кризиса в основном был в том, что его быстрое окончание и последовавший за ним резкий рост цен на нефть и восстановление государственных доходов заложили некий паттерн, в соответствии с которым российское политическое руководство стало и дальше смотреть на события в мировой экономике. Появилось ощущение, что мировой экономический кризис, во-первых, затрагивает Россию только постольку, поскольку она связана с внешним миром, а сама она не является колыбелью кризиса, а является, наоборот, как тогда было принято говорить, «тихой гаванью». И второе: если происходит кризис, достаточно просто переждать, и не пройдет и двух лет, как ситуация изменится. То есть никаких перемен, никаких структурных реформ, никаких радикальных действий от нас не требуется; все, что нужно, — это только переждать.

В общем, этот тип мышления сводится к тому, что у психологов называется внешним локусом контроля. Превалирование внешнего локуса контроля над внутренним, может быть, есть один из психологических симптомов, наиболее ярко продемонстрированных в последние десять лет. При всем мрачном общественном настроении девяностых именно внутренний локус контроля был характерен для девяностых, и ошибки, врагов и предателей искали преимущественно внутри. Соответственно, предполагалось, что от нашей власти или от наших граждан зависят какие-то действия, которые сделают плохую ситуацию хорошей, обобщенно говоря. В течение двухтысячных этот локус контроля сменился на внешний.

В 2007 году наступил момент, когда конституционные ограничения не позволяли действующему президенту баллотироваться на новый срок. Рубеж 2007–2008 годов был для политической машины временем поиска преемника.

Президентство Медведева

Было ли это соревнование потенциальных преемников постановочным спектаклем, или действительно решение не принималось вплоть до самого конца, сказать сложно. Как бы то ни было, в нашем обзоре мы просто повторим тот факт, что, когда Дмитрий Анатольевич Медведев стал председателем правительства Российской Федерации, стало понятно, что будущий преемник — это он и есть. В 2008 году он был избран на пост президента Российской Федерации.

В 2007 году был избран пятый созыв Государственной Думы, который возглавил тот же спикер, что и предыдущий, и который, в отличие от четвертого созыва, обладал конституционным большинством. Он был наиболее дисциплинированным, в нем был наибольший процент среди одобренных правительственных и президентских законопроектов, он в наименьшей степени проявлял инициативу.

В течение единственного, забегая вперед (спойлер!), срока президента Медведева произошли следующие два значимых события, внешнее и внутреннее: был пережит этот мировой экономический кризис и преодолено его влияние на экономику Российской Федерации, и случилось то, что сейчас называется войной с Грузией, а именно — эпизод в августе 2008 года, когда Российская Федерация применила военную силу за своими границами.

Это тоже было некое разовое событие, которое, скажем так, больше напугало всех, чем вызвало реальные последствия, которое было преодолено и через некоторое время забыто. То есть вот мы сделали какую-то удивительную вещь, которую не делали никогда раньше, и вроде бы ничего не произошло. Реакция международного сообщества — на уровне «пошумели и успокоились», а реакция внутри страны свелась к тому, что рейтинги как президента, так и тогдашнего премьера Владимира Путина достигли исторических максимумов. Замечу, что когда мы говорим о сверхвысоких рейтингах, крымских и посткрымских, то это только повторение результатов 2008 года. Этот урок также был очевидным образом усвоен российской бюрократической элитой и российской политической машиной.

В середине 2011 года, к завершению первого президентского срока президента Медведева, вновь встал вопрос, каким образом передавать власть, кто пойдет на выборы 2012 года. Стабильности не наступило, по-прежнему была неясность.

Возвращение Путина

В нашей первой лекции мы сказали, что будем стараться уйти от поиска роковых развилок, после которых все пошло не так. Поэтому мы не будем говорить о том, что 23 сентября 2011 года, «рокировка», день, когда было публично объявлено, что премьер Путин возвращается на пост президента, что он будет баллотироваться, а действующий президент Медведев не будет, — это и есть роковой момент, после которого все пошло не так, как должно было пойти. Тем не менее нельзя не отметить, что это значимая дата в нашей политической истории.

Политическая машина, которая могла бы поступить иначе — возможности для этого были, — сделала свой выбор. Такого рода решения, несмотря на все легенды по этому поводу, принимаются не одним человеком. Точнее говоря, финальная формулировка может принадлежать одному человеку, но свое решение он принимает под влиянием объективных факторов той среды, в которой находится. А среда, в которой он находится, — эта та самая политическая система, и в более узком смысле это высший слой правящей бюрократии. Соответственно, настрой ее был таков, что президенту Медведеву не надо баллотироваться второй раз, а надо возвращаться к предыдущей схеме.

В чем были риски и опасности этого решения? Как и в большинстве авторитарных и полуавторитарных политических систем, опасность состоит не в том, что результаты выборов могли быть непредсказуемыми. В нашем с вами случае результаты выборов не вызывали ни у кого сомнений, но было непонятно, что после этого произойдет. Действительно, события развернулись непредсказуемым образом. После объявления о том, что премьер Путин опять будет президентом, никаких значимых протестов не случилось.

Но в декабре 2011 года состоялись очередные парламентские выборы. К этому моменту машина управления выборами была в достаточной степени выстроена как на региональном уровне, где, собственно, получаются основные результаты, так и на уровне федеральном. Идея о необходимости контролировать результаты была уже тогда достаточно глубоко имплантирована в сознание политического класса в целом. Тем не менее уровень общественного развития, уровень гражданской активности к тому времени был таков, что появившиеся наблюдатели и журналисты возмутились тем, что они увидели. Весьма возможно, что (особенно в том, что касается региональных выборов) такого же рода практики, такого же рода методы применялись и раньше. Тем не менее, собственно, изменение нормы состоит ровно в том, что то, что еще вчера было приемлемым и не вызывало никаких вопросов, вдруг начинает возмущать.

Итак, в декабре 2011 года эта волна возмущения, спровоцированная очевидными нарушениями на избирательных участках, привела к череде массовых акций, всякого рода протестной активности на свежем воздухе, что стало неожиданностью для политической системы. Эти события тогда впечатлили властную машину, и в ответ на них был предпринят целый ряд мер как для смягчения эффекта произошедшего, так и для выстраивания различных каналов обратной связи между обществом и властью в виде, например, Общественной палаты, которая была создана именно тогда, в том числе в качестве площадки, на которой такого рода обсуждения могут происходить.

Чего тогда еще не было? Еще не было такой совершенной правоохранительной машины, которая, забегая вперед, спешными методами строилась в течение следующих четырех лет. То есть инструменты были, но системы не было, и не было еще того репрессивного законодательства, которое потом было выстроено в 2012–2013 годах. К 2014 году система была готова. Это значило, что то, что называется в политологии ценой протеста, было относительно невысоким. Это позволило в крупных городах — Москве, Санкт-Петербурге и других центрах субъектов федерации, — промышленных городах, городах с вузами, городах с более значительным, чем в целом по стране, процентом молодого населения пройти достаточно массовым протестным акциям.

Кульминацией их стала акция 6 мая 2012 года на Болотной площади, которая по официальной версии закончилась так называемыми массовыми беспорядками и которая, чем бы она ни закончилась, стала началом одного из наиболее масштабных политических процессов в новейшей истории России.

Шестой созыв Государственной Думы, выбранный при этих обстоятельствах, с самого начала нес на себе печать сомнительной легитимности. Это был созыв, избранный и получивший мандаты во время такого рода беспрецедентных массовых протестов. Шестой созыв, в отличие от предыдущих двух, был в гораздо большей степени созывом депутатской инициативы. Депутаты, оказавшиеся в нем, считали себя обязанными или считали необходимым каким-то образом проявлять себя с тем, чтобы привлечь внимание либо своего партийного начальства, либо федерального политического менеджмента.

Итак, что мы имеем на дату отсечения нашего курса, на 6–7 мая 2012 года? Мы имеем недавно выбранный парламент, чье избрание вызвало протесты. И мы имеем только что избранного президента, чье избрание также вызвало протесты и чья инаугурация проходит в пустом городе, из центральной части которого были удалены все люди с тем, чтобы не допустить каких-то возможных проявлений этого недовольства.

Как завершается роман Пушкина «Евгений Онегин»: «И тут героя моего в минуту злую для него оставим». Оставляем мы нашего коллективного героя действительно в минуту не самую лучшую. И дело тут не только в меняющихся общественных настроениях.

Новые вызовы

Дело в том, что где-то там, за кулисами, не замеченные нашей как экономической, так и политической машиной, происходят структурные изменения в мировой экономике, которые вскоре окажут довольно радикальное влияние на то, как живет Россия и как себя чувствует российская власть.

Все предыдущие годы были временем сверхвысоких цен не только на нефть, но и вообще на природные ресурсы – основной предмет российского экспорта. Россия думала сделаться тем, что тогда называлось энергетической сверхдержавой: строила трубопроводную дипломатию, то есть строила трубопроводы для того, чтобы использовать их в дипломатических целях. Государство богатело, оно получало относительно легкие, практически дармовые деньги, которые, как мы видим по структуре федеральных бюджетов, тратило в основном на самое себя.

Тем временем остальное человечество шло к тому, что позже назовут четвертой промышленной революцией, в которой природные ресурсы и конкретно углеводороды уже, судя по всему, не будут играть такой роли. Это все у нашей машины впереди, это те вызовы, на которые ей предстоит придумать, как реагировать.

Вообще политические системы такого рода, как наша, стоящие между авторитаризмом и демократией, обладают достаточно большой адаптивной способностью. Они, в общем, гибкие, их не связывает никакая идеология. У них нет каких-то обязательств, внешних и внутренних, кроме обязательства поддерживать некоторый приемлемый уровень народного довольства, который позволяет им оставаться у власти.

Но на любой такого рода исторический вызов возможно реагировать двумя основными способами. Это либо пытаться меняться и развиваться, то есть становиться более открытыми, либо окукливаться и пытаться сохраниться в максимальной степени в том виде, в котором система себя застала.

Мы увидим, какой именно выбор был сделан. Но еще раз должны повторить, что не все эти изменения являются сознательными. Рассматривая те темы, которые будут предметом наших дальнейших лекций, мы увидим, что сознательные, в том числе реформаторские действия государственной власти совсем не всегда приводили к тем результатам, какие были запланированы. И наоборот: очень часто стремления и действия, направленные на то, чтобы сберечь себя, ни в коем случае не меняться, стабилизироваться и сохраниться, приводили к изменениям, в том числе и довольно радикальным.