Дмитрий Зимин: «Это было фантастически азартно. Это главное»
Зарождение капитализма в России - свидетельства участника
Experts: Dmitry Zimin
Зарождение капитализма в России - свидетельства участника
Experts: Dmitry Zimin
Зарождение капитализма в России - свидетельства участника
Началось все еще с известного постановления ЦК и Совмина о кооперативах. В тот момент внутри высокосекретного ВПК — сейчас называется Радиотехнический институт имени Минца, — где я работал, вдруг начали создаваться кооперативы, а на той важнейшей работе, на которую мы угрохали всю свою жизнь, создавая всякие интересные вещи, зарплату фактически перестали платить.
Такой эпизод: иду по институту, встречаю знакомого. Он говорит: «Слушай, ты какой-то там кооператив создал? Очень интересно! А в каком он ведомстве будет?» Я говорю: «Да ни в каком». «Ну ладно, кончай! Такого не бывает». Вот такая деталь, чтобы вам показать, если угодно, облик советского человека.
То ли в 1990, то ли в 1991 году, незадолго до того как был ликвидирован СССР, вдруг произошло чудо: меня, абсолютно невыездного, командировали на международную конференцию Antennas & Propagation («Антенны и распространение») в Йоркский университет. Это было чудо! Я поехал вместе с другим сотрудником, Сашей: он хоть как-то знал английский, а я почти нет.
И вот мы двое вдруг оказались в Хитроу. Впервые в жизни — за границей. Впервые в жизни! Мы узнаем, когда поезд на Йорк. У нас оказывается сколько-то времени до поезда, а время уже было довольно позднее. А вокруг вот эти кафе стоят и все такое. Мы зашли выпить. Да, а нас наградили еще валютой первой категории: у нас были в кармане деньги, которые мы первый раз в жизни держали.
Первое, что мы стали делать, — запихивать в портфели молоко к кофе, чтобы показать дома. Просто так лежит на столах, это было чудо! Как так? При этом мы решили с самого начала экономить деньги. Мы, например, поселялись в одном номере, не понимая, что это такое, два мужика в одном номере. Нам в голову это не приходило.
Когда у нас на фирме перестали платить зарплату, я создал кооператив КБ «Импульс». Мы же инженеры, мы можем что-нибудь сделать полезное!
Название специально было такое советское, чтобы не подумали плохого. Решили что-то делать на потребительский рынок. Мы делали спидганы — это приемники, устанавливаются в машине и начинают звенеть, когда тебя облучает милиция.
Они были внешне довольно неказистые и здоровые. Сделали, продали документацию на КМЗ, Кунцевский завод. У них заказы кончились, завод не знал, что делать, и купил у нас документацию.
Заработанных нами денег не хватило бы, даже чтоб сходить всей компанией в ресторан. Следующей нашей разработкой была аппаратура для кабельного телевидения. Мы умудрились внедрить ее на два завода.
А потом мы вышли на просторы операторской деятельности, которой и занимались следующие двадцать лет. Вначале был чистый азарт. Потом это стало давать непрерывный поток денег. Это ты не сделал разработку, раз продал — и все. Именно в этот момент я познакомился с Оги Фабела, без него тоже «Вымпелкома» бы не было. Он был молодым американцем, по возрасту — ровесник моего сына.
Вообще, некое чудо было, что мы не разошлись: мы часто ссорились, я хотел плюнуть на него, он на меня. Но сейчас это дружба навек, как говорится, семьями. В какой-то момент мы насоздавали массу компаний: КБ «Импульс», РТИ, «Сервис-Связь». А потом надо было все это дело консолидировать. Когда в ходе консолидации, там, пошли разговоры о том, чтобы продать или купить компанию, я был в тихом ужасе. Как это так — купить? Там же люди живые! Рабовладение, да? Неслыханно!
Мы сотрудничали с фирмой Akin Gump — это были американские юристы, которые нас консультировали и готовили к выходу на биржу. И заодно учили приличному поведению. Ну, например, вот ты генеральный директор компании. К тебе подходят корреспонденты и говорят: «Скажите, пожалуйста, а сколько у вас будет абонентов на конец года? На что вы рассчитываете?» И нам объясняли, что «никакой приличный западный корреспондент такого вопроса не задаст никогда в жизни. Это только лишь вот ваши могут задать такой вопрос. И не вздумайте на него отвечать». — «Почему?» — «Потому что, что бы вы ни ответили, — а мы уже торговались на бирже, — на вас могут подать в суд. Вы нарушаете права акционеров». — «Почему?» — «Если вы хотите что-либо объявить, выпустите пресс-релиз, чтобы были ознакомлены все акционеры». А каким большим открытием для нас было понятие «конфликт интересов»!
Первые наши миллионы — это были на самом деле ничем не обеспеченные кредиты поставщиков. Нам на несколько миллионов долларов дали аппаратуру. Москва начала девяностых, никто не знает, что такое сотовая связь… А нам на миллионы долларов давали аппаратуру, мы потом на ней зарабатывали деньги и отдавали.
Чуть было не загубили компанию. Надо очень четко понимать, чем надо заниматься, а чем не надо. Скажем, нельзя путать производителя аппаратуры и оператора — мы этого вообще не понимали. Оператор связи должен предоставлять лучшие в мире услуги. Он должен закупать лучшую в мире аппаратуру. А если он завязан на своего поставщика, а поставщик знает, что какое бы дерьмо он ни делал, оно у него будет куплено, — это взаимная стагнация.
Когда мы подписывали договор о создании компании с американцами, там были прописаны обязательства российской стороны: получить разрешение на создание коммерчески выгодной сети сотовой связи, способной обслуживать до 600 абонентов. Это был предел мечтаний 1990 года. Тогда существовала ведь только система связи «Алтай», которая обеспечивала телефоны в машинах членов Политбюро. У нее пропускная способность была где-то 500 абонентов.
А через несколько лет у нас был грандиозный праздник: десятитысячный абонент. Я говорил: «Ребята, если у нас будет 10 тысяч абонентов, мы будем гарантированы от всяких случайностей». И мы очень быстро набрали 10 тысяч абонентов. Летом мы устроили праздник на теплоходе, старые сотрудники помнят. Три палубы были заставлены выпивкой, закуской — а времена были голодные. Вся компания, за исключением дежурных, поместилась на этом теплоходе. Лето. Плавали по каналу имени Москвы туда-обратно. Ко мне подходит один сотрудник с коньяком в руках и говорит: «Дмитрий Борисович, я впервые в жизни работаю в компании, где я не ворую».
Чуть позже же родилась идея: а не выйти ли нам на нью-йоркскую биржу? 1996 год, первая в истории России компания, которая вышла на New York Stock Exchange.
Я считаю акционерное общество фантастически интересным видом организации человеческой деятельности и в том числе мотивации людей. У обычного человека его представления о материальном благополучии — это его зарплата, так? А если у человека какой-то пакетик акций есть, все совсем по-другому. Чтобы твоя доля была большая, чтобы капитализация росла, надо, чтобы компания была успешной. Надо, кроме всего прочего, снижать до предела GNA, административно-хозяйственные расходы, куда входит и зарплата. Ребята, смотрите, что получается: если мы чуть-чуть зажмем зарплату, то капитализация компании к концу года возрастет вот так. Вы же акционеры, а? Что вам выгоднее?
Когда есть капитализация, она создает совершенно другую философию у человека, совершенно другую мотивацию. Есть масса путей: есть акции, есть привилегированные акции, есть фиктивные акции, которые дают не владение, а возможность получить прибыль. У нас глаза открылись, когда мы стали вот изучать это построение, если угодно, капиталистического общества. На самом деле источник богатства не в зарплате, а в собственности. По-настоящему богатым может стать только собственник.
Выход на биржу был в декабре 1996 года. Помню ночь перед этим, когда определяли цену акций. Переберешь — после выхода на торги у тебя стоимость может упасть. Это ужасно. Низкую цену назначишь — она может возрасти, но ты уже получил меньше денег, чем мог бы.
У меня есть несколько моментов, которыми я горжусь. В том числе выход на биржу и мой уход в отставку. Тому была масса причин. Ты вдруг понимаешь, что министр связи стал твоим конкурентом, который ищет способ, как тебя ущучить, как отнять частоты. Я тогда был членом бюро РСПП, членом совета по предпринимательству, и мне один знакомый там говорил: «Слушай, продавай компанию, а то тебя съедят». Тогда я продал свои собственные акции и стал не миллиардером, но мультимиллионером. И вот тогда был организован фонд «Династия».
Одна из причин — это забота о наследниках. Я отличнейшим образом понимал, что передать сотню миллионов долларов в руки наследников — это значит их погубить. Они должны быть избавлены от этого «счастья». Естественно, мои наследники и внуки обеспечены социальными гарантиями, страховками, деньгами на учебу и все такое. Остальное куда деть? А мне было уже почти 70 лет.
Если ты не занят бизнесом и не оставляешь наследника, то чем заниматься? Наукой, научно-популярной литературой, я на ней вырос. Иметь дело с умными людьми — а в науке умные люди, как правило — такое счастье! А что еще надо человеку?