В экономике есть несколько вопросов, на которые можно дать простой и интуитивно понятный, но неверный ответ. Главный из этих вопросов — происхождение и роль цен.

Откуда берутся цены?

Предположим, что компания затратила на производство товара от начала и до конца 1000 рублей. Сколько может и сколько должен стоить на рынке такой товар?

Готовность давать хоть какой-то ответ в цифрах (столько-то рублей или на столько-то процентов дороже) немедленно выдаст человека, не только никогда не интересовавшегося экономикой, но и никогда не имевшего собственного бизнеса. Цена товара на рынке не зависит только от того, сколько денег, времени или ресурсов кто-то потратил на его производство.

Возможно, произведенное не удастся продать и за 10 рублей, а возможно, каждую единицу можно будет продать за 100 000 рублей. Любой продавец товара или услуги всегда будет искать способ продать его как можно дороже. Любой покупатель также всегда будет искать способ купить его как можно дешевле. Рыночная цена — это точка, в которой совпадают оба этих намерения. Это верно для всех товаров и услуг, включая продукты питания, нефть, акции, облигации или недвижимость.

Как рынок узнает «правильную» цену?

Откуда рынок знает, сколько стоит произвести те или иные товары и сколько за них готовы заплатить? Экономисты считают, что стремление людей к реализации взаимовыгодных сделок и приводит все рынки к равновесию. Сначала экономисты занимались моделями частичного равновесия, отдельного равновесия для каждого рынка. Затем они поняли, что рынки влияют друг на друга, и разработали теорию так называемого общего экономического равновесия.

Интересно, что в этой теории удалось формально доказать правоту аргумента Адама Смита о так называемой невидимой руке рынка, о том, что если экономические игроки действуют каждый в своих интересах, то экономика в целом достигает состояния, которое оптимально для всех. Оптимально в том смысле, что никакой, пусть даже всезнающий и всемогущий бескорыстный правитель не мог бы улучшить его с точки зрения полезности потребления товаров и услуг для покупателя.

Слово «полезность» звучит достаточно абстрактно. Можно ли измерить, насколько разные люди ценят те или иные товары? Сам по себе термин «полезность» в смысле, близком к экономическому, придуман еще в XVIII веке философом Иеремией Бентамом.

Он предполагал, что всякий человек стремится избегать страданий и увеличивать объем удовольствий или счастья. Счастье же человеку приносит удовлетворение его потребностей или желаний. Полезность, говорил Бентам, это способность какого-либо предмета удовлетворять потребности и желания человека. Разумеется, экономисты понимают, что сколько людей, столько и желаний. Желание кружки пива или получения образования невозможно суммировать, получив при этом совокупный спрос всех на всё. Мало того, принято считать, что так называемая полезность вообще не может быть предметом измерения. Можно говорить что-то определенное лишь о предпочтениях, о субъективной полезности, о том, какую полезность всякий покупатель приписывает тому или иному товару или услуге, которую он хотел бы приобрести.

Экономисты понимают, что они не умеют читать мысли, но они предполагают, что предпочтение можно вывести из реальных поступков людей, из их решений покупать или не покупать те или иные товары по заданным ценам. Если человек покупает данный товар за 1000 рублей, значит, он ценит его дороже, чем 1000 рублей. Если не покупает, значит, для него важнее возможность потратить эту 1000 рублей на другие товары.

Как работает плановая экономика?

Можно представить себе и другую модель — модель плановой экономики, когда специальный государственный орган, Госплан, самостоятельно определяет цены на все товары и услуги. Само по себе обсуждение проблем, стоящих перед Госпланом, показывает, насколько полезен для общества рынок, насколько важны для экономики рыночные цены.

В экономике очень много как товаров, так и экономических игроков. Их предпочтения постоянно изменяются во времени. Кроме того, экономические субъекты не обязаны и не заинтересованы сообщать о своих истинных предпочтениях государству. Поэтому, какими бы мощными компьютерами не располагал Госплан, он не сможет рассчитать правильные равновесные цены. При этом его ошибки дорого обойдутся экономике. Она будет либо страдать от дефицита, либо будет производить товары, которые никому не нужны.

Я достаточно взрослый человек, чтобы помнить картину последних месяцев советской экономики. В то время, как трудно было купить совершенно базовые продукты питания, включая, например, сыр, в московских магазинах был один товар, который был никому не нужен. Вы заходите в продуктовый магазин и видите пирамиды консервных банок салата из дальневосточной морской капусты. Эта картина навсегда запомнилась мне, и теперь, когда кто-то говорит, что советская экономика хорошо работала на потребителя, я вспоминаю о том, что были товары, которые купить было невозможно, но были и товары, которые не были нужны никому. Это не только исторический анекдот. Сегодня это можно своими глазами увидеть в Венесуэле. Государство регулирует цены на продукты, и это приводит и к пустым полкам, и к очередям.

Еще один пример вмешательства государства в ценообразование — это назначение минимальных зарплат. Казалось бы, запрещая слишком низкий уровень заработной платы сотрудников, государство защищает их права. На самом деле это может привести к ущербу как раз для самих сотрудников, так как работодатели будут вынуждены сокращать слишком дорогие рабочие места. Вместо роста доходов повышение минимальной зарплаты приведет к росту безработицы.

Рынок как компьютер

Взаимовыгодное взаимодействие между продавцами и покупателями приводит к установлению равновесных цен, то есть цен, которые обеспечивают отсутствие дефицита. Фактически рынок — это и есть тот громадный децентрализованный компьютер, который решает задачу достижения оптимального экономического равновесия. Он работает именно потому, что в рыночной экономике каждый игрок действует в своих интересах, покупая или продавая только то, что ему выгодно.

Сравнение рынка с компьютером — это не просто красивая метафора. Фактически цены действительно агрегируют всю информацию, необходимую для принятия производственных и потребительских решений.

Когда в реальном мире корпорации принимают решение, какие товары и услуги производить, на какие рынки выходить, какие заводы строить и сколько сотрудников нанимать или сокращать, они всегда пытаются анализировать и прогнозировать поведение цен. Вне зависимости от того, что приводит к росту цен, это всегда стимул для входа на рынок и расширения производства.

Как работает денежная политика?

Если производители реагируют на рост цен ростом производства, разве нельзя сделать всех богаче, просто напечатав денег и раздав их потребителям? Это ведь приведет к росту цен и, соответственно, росту производства. На самом деле этот аргумент может сработать, но только в краткосрочной перспективе.

Действительно, до тех пор пока предприниматели будут думать, что рост цен — это только рост цен на их продукцию, они будут готовы расширять производство, но по мере того как будут расти цены не только на их продукцию, но и на сырье, трудовые ресурсы и капитал, они будут понимать, что реальных изменений не произошло, и будут возвращаться к исходному уровню производства. При этом номинальный уровень всех цен вырастет, произойдет инфляция, то есть снижение покупательной способности рублей.

Денежная политика действительно не бессмысленна. Печатать деньги можно и даже нужно, если необходимо временно поддержать производство, которое находится в рецессии. Например, одна из главных работ основателя современного монетаризма, Милтона Фридмана, как раз и заключалась в анализе Великой депрессии и ошибках американских властей, которые не сделали таких шагов. В России считается, что монетаристы против того, чтобы печатать деньги. На самом деле монетаристы всего лишь считают, что денежная политика имеет значение, это важный инструмент и этим инструментом надо уметь пользоваться.

Аргументы монетаристов давно стали частью макроэкономического консенсуса. Например, после кризиса 2008–2009 года сначала американские, а потом и европейские центральные банки резко смягчили денежную политику, и это действительно помогло уменьшить последствия кризиса. Другое дело, что постоянное печатание денег не может привести к экономическому росту. В долгосрочной перспективе удвоение количества рублей в экономике всего лишь приводит к удвоению рублевых цен.

Именно поэтому и в Европе, и в Америке сейчас говорят, что денежная политика не может быть, говоря по-английски, the only game in town. Она не может быть единственным решением. Она может быть лишь временным решением, а долгосрочный экономический рост определяется другими факторами. Вообще говоря, в нормальной, некризисной ситуации работа Центрального банка заключается как раз в том, чтобы избежать слишком высоких темпов инфляции, ведь если цены растут слишком быстро и непредсказуемо, то это приводит к дополнительным издержкам и рискам, горизонт планирования инвесторов сокращается, и это тоже отрицательно влияет на рост.

Кроме того, инфляция еще и несправедлива — это налог на держателей номинальных рублей, который непропорционально тяжелым бременем ложится на бедных, а не на богатых. Именно для того чтобы контролировать инфляцию, придумана модель независимого Центрального банка и концепция так называемого инфляционного таргетирования. Центральный банк отвечает за удержание инфляции в заданных рамках и не поддается искушению напечатать денег, чтобы решить краткосрочные проблемы государственного бюджета.

Несовершенный рынок или несовершенное государство?

Несмотря на то что модель экономического равновесия — это теоретическая абстракция, ее анализ имеет прямые практические последствия. Например, если принять тезис об оптимальности рыночного равновесия, то рынок не нужно регулировать. Государство должно только обеспечить права собственности и исполнение контрактов между продавцами и покупателями. С другой стороны, теория равновесия — это формальная теория, которая четко и ясно говорит о том, при каких условиях оптимальное равновесие имеет место.

Таких условий достаточно много. Например, на рынке должна быть конкуренция, не должно быть асимметричной информации о качестве товаров и услуг между продавцами и покупателями. У товаров не должно быть так называемых экстерналий или побочных эффектов. Если эти условия не выполняются, то вмешательство государства может действительно улучшить ситуацию. Впрочем, не надо думать, что вмешательство государства всегда может решить все проблемы. Государство — это не всезнающий, не всемогущий и не бескорыстный субъект.

Чиновники – это обычные люди со своими интересами. Привести их интересы в соответствие с интересами общества совсем не просто. Поэтому в реальной жизни экономисты всегда выбирают наименьшее зло: несовершенство рынка или несовершенство государства? Как правило, наилучшее решение возникает тогда, когда общество ясно понимает, в чем именно заключаются недостатки рыночного решения. В этом случае можно сочетать вмешательство государства, исправляющее эти проблемы, и достоинства рынка, который достигает эффективного равновесия уже при измененных государством правилах игры.

Как рынок помогает государству?

Типичный пример несовершенства рынка — это экстерналии, связанные с отрицательным влиянием производства на окружающую среду. В наших общих интересах избежать изменения климата, но просто рыночных стимулов для этого недостаточно. Для того чтобы решить эту проблему, можно повысить налоги на более вредные производства. Тогда в рыночном равновесии предприниматели будут использовать меньше экологически вредных технологий и больше технологий, не ухудшающих окружающую среду.

Другое решение — это ввести квоты на выбросы вредных веществ и разрешить торговать ими на вторичном рынке. Тогда общество будет уверено в том, что выбросы ограничены и что при этом ограничении производство устроено наиболее эффективным образом. Аналогичным способом можно решать и проблемы положительных экстерналий. Например, ни у кого нет сомнений в том, что образование приносит пользу не только самому студенту, но и всему обществу. Поэтому вполне оправдана поддержка образования за счет бюджета.

С другой стороны, как узнать, чему именно учить именно этого студента? Ведь сам студент лучше знает, какую карьеру он хочет выбрать и чему именно собирается учиться. Одно из самых простых решений — это субсидирование процентных ставок или рисков по студенческим кредитам. Студенты платят за обучение, поэтому они ответственно подходят к тому, в каком университете и по какой специальности учиться. С другой стороны, государство субсидирует плату за обучение для тех студентов, у которых не хватает денег на обучение.

Сочетание государственного регулирования и рыночных решений работает и на финансовых рынках, где огромную роль играет асимметрия информации. Государство не может и не должно диктовать цены на акции, но государство может регулировать раскрытие информации компаниями, с тем чтобы розничные инвесторы могли принимать осмысленные решения.

Рынки помогают государству даже в тех областях, которые на первый взгляд кажутся исключительной сферой ответственности государства. Например, государство, в нашем понимании, должно отвечать за пожарную безопасность, за предотвращение рисков обрушения объектов общего пользования. На самом деле здесь тоже пространство для рынка. Если вы приходите в клуб, в котором случается пожар, то за ваши риски заплатит страховая компания. Поэтому у страховой компании есть все стимулы проверять безопасность этого клуба, в отличие от чиновника, который не всегда работает слишком хорошо и не мотивирован не брать взятки и не закрывать глаза на нарушения.

Рынки несовершенны, но и государство не может их заменить, не только потому, что чиновники имеют свои интересы, но и потому, что государство не знает и не может узнать, что именно нужно делать. Эта информация содержится в рыночных ценах. Вот почему в подавляющем большинстве современных экономик государство не подменяет, а подправляет рынки.

Теорема об оптимальности рыночного равновесия работает только при определенных условиях, которые в реальности часто не выполняются. Из этого следует, что в каждом конкретном случае государственное вмешательство должно быть обосновано тем, какое именно условие не выполнено и как именно государство может улучшить ситуацию. Если такого обоснования нет, то лучше всего дать возможность гражданам самим действовать в своих интересах.

Роль посредников

Непонимание того, как работают цены, ведет и к непониманию того, для чего на рынке необходимы посредники. В самом деле, для чего платить каким-то людям, которые ничего не производят, а лишь покупают товары на заводе, если можно купить эти товары самим на том же самом заводе? Зачем кормить посредников, ведь они ничего не делают?

Эти рассуждения можно слышать ежедневно не только в среде обычных людей, но и в парламентах, и в правительствах, причем не только в России. На этот вопрос ответить совсем не сложно: если бы посредники были не нужны, то не только разобщенные покупатели, но и вполне могущественные производители поняли бы, что можно нарастить свою прибыль, выкинув посредников из цепочки. Однако этого не происходит: посредники, как выясняется, действительно нужны всем. Их задача — делать коммуникации потребителя и производителя более эффективными, сокращать затраты на поиски покупателя и производителя.

Это и есть услуга, которая создается и продается посредниками. Розничные магазины полезны не только тем, что они физически перемещают товар от того места, где их выгодно производить, туда, где их удобно потреблять. Они также выясняют, какие именно товары нужны покупателям, и формируют спрос на оптовом рынке. Тем самым они создают цены, на которые ориентируются производители товаров.

Как работает финансовая система?

В современной экономике важны и финансовые посредники: банки, инвестиционные фирмы, страховые компании. Часто о них говорят как о жирных котах — о структурах, которые паразитируют на экономическом обороте. Между тем развитая финансовая система необходима для устойчивого экономического роста.

Некоторым отраслям финансы действительно не нужны. Эти отрасли генерируют достаточно прибыли, чтобы поддерживать свой рост, но, как показали экономисты Луиджи Зингалес и Рагурам Раджан в своей классической работе 1998 года «Финансовая зависимость и экономический рост», большинство отраслей, в первую очередь инновационные и особенно компании на ранних стадиях развития, зависят от внешнего финансирования и поэтому быстрее растут в странах с развитыми финансовыми институтами. Талантливые предприниматели могут реализовать свои идеи, даже если у них пока что нет своих денег. Если бы финансов не было, то бизнесом занимались бы только богатые или их дети.

Вторая функция финансов не менее важна. Речь идет о перераспределении рисков. Если бы торговли рисками не было бы, то опять-таки бедные, те, кому риски угрожают полным разорением, страдали бы больше богатых. Именно поэтому экономисты считают, что финансы полезны не только для роста, но и для равенства возможностей. Роберт Шиллер, нобелевский лауреат, исследователь финансов, которого считают критиком нерегулируемого финансового рынка, написал об этом две книги: «Новый финансовый порядок» и «Финансы и хорошее общество».

В них он описывает вклад современных финансов не только в экономическое развитие и рост, но и в выравнивание стартовых возможностей в обществе. Могут ли рынки ошибаться? Конечно. И Шиллер пишет об этом в своих других статьях и книгах. Финансовые рынки подвержены кризисам, они по определению неустойчивы. На них часто возникают так называемые пузыри. Дело в том, что инвесторы на этих рынках часто ведут себя в соответствии с принципами стадного поведения. Они часто слишком оптимистичны. Они часто думают, что все будет слишком хорошо, что цены будут продолжать расти. Они продолжают инвестировать в активы даже тогда, когда цены превышают разумные уровни.

Как устроены финансовые «пузыри»?

Очень часто люди думают о будущем в самом оптимистичном сценарии, инвестируя до тех пор, пока рынки не обрушиваются. Как только на рынке появляется игроки, которые понимают, что на самом деле ситуация не такая хорошая, как думает большинство инвесторов, пузырь лопается.

Почему это не происходит везде и всегда? Как говорит в своей книге другой нобелевский лауреат, Даниэль Канеман, люди принимают решения не только рационально, но и так называемыми быстрыми системами мышления. Часто мы используем не рациональные аргументы, а стереотипы. В этой ситуации мы ориентируемся друг на друга, мы ведем себя подобно стаду животных, принимаем решения исходя из эмоциональных принципов. Это приводит к тому, что цены на активы могут отклоняться от равновесного уровня.

Впрочем, лопающиеся пузыри не всегда приводят к масштабным кризисам. Главная проблема недавних кризисов – это высокий уровень долга. Если мои активы падают в цене и я не могу расплатиться по своим долгам, я вынужден в пожарном порядке распродавать оставшиеся у меня активы. Такая пожарная распродажа еще больше снижает цены, что приводит к дополнительным проблемам у закредитованных держателей этих активов. Возникает порочный круг: цены падают, начинается настоящий финансовый кризис.

С другой стороны, если такой закредитованности нет, то и падение стоимости акций не приводит к полномасштабному кризису. Например, в 2002 году индекс американских технологических компаний NASDAQ упал практически вдвое, но это не привело ни к масштабному финансовому кризису, ни даже к рецессии в экономике просто потому, что инвесторы в эти бумаги не были закредитованы. Многие из них разорились или потеряли много денег, но порочного круга пожарной распродажи не было. Аналогичная ситуация возникла и в России в 1998–1999 году. После кризиса инфляция списала долги и неплатежи, экономика быстро освободилась от бремени закредитованности и начала расти.

Зачем нужны долговые инструменты?

Почему же тогда вообще нужны долговые инструменты? Почему нельзя перейти только на акционерное финансирование? На самом деле у долговых инструментов, у кредитов и облигаций, тоже есть свои преимущества. В первую очередь это связано с тем, что, если вы инвестируете в долговые инструменты, вас не тревожит проблема, насколько хорошо управляется компания, сколько денег она зарабатывает и какие интересы у ее собственников и менеджмента. Вы получаете фиксированный доход до тех пор, пока компания не разорится.

Именно поэтому компании, бизнес которых хорошо предсказуем, в первую очередь занимают у банков при помощи кредитов. С другой стороны, компании, риск для которых высок, компании, например стартапы, вынуждены прибегать к акционерному финансированию.

Могут ли регуляторы защитить рынки от «пузырей»?

Означает ли риск возникновения кризисов, что финансовые рынки нужно регулировать и что регулирование финансовых рынков может решить все проблемы? Да, регулирование необходимо, но регулятор, к сожалению, не обладает всей полнотой информации.

Пример этого — история кризиса 2008–2009 годов в Америке. Сейчас видно, что консенсус на рынке был совершенно неверен. Участники рынка считали, что цены на ипотечные облигации находятся на разумном уровне. Это были не регуляторы, а отдельные, буквально считанные участники рынка, которые рассчитали справедливую цену на ипотечные облигации и начали играть на понижение. К сожалению, регуляторы без помощи рынка не смогли заметить эту ситуацию, и нет никакой причины полагать, что и в ближайшем будущем регуляторы смогут вовремя распознать возникновение пузырей и предотвратить их появление.

В этом смысле регулирование в первую очередь должно обеспечить прозрачность рынка. Участники рынка должны иметь доступ к информации, с тем чтобы самим рассчитывать фундаментальные факторы, понимать справедливый уровень цен, определять, где именно возникают пузыри, и не давать им надуваться.

Кроме того, регуляторы должны бороться и с злоупотреблениями. Да, и среди финансовых посредников бывают жулики. Надо сказать, что в Америке многие из этих жуликов сидят в тюрьме. Один из таких примеров — это компания Enron, генеральный директор которой и главный финансовый директор получили многолетние сроки, а основатель компании умер от сердечного приступа, будучи под следствием. Это люди, с которыми, естественно, нужно бороться. Нужно сделать так, чтобы наказание было неотвратимым.

При всех информационных проблемах регуляторы не беспомощны. Последний кризис показал, что они могут, например, повысить требования к достаточности капитала, с тем чтобы колебания цен и процентных ставок не приводили к банкротству больших банков и финансовых институтов. Кроме того, регуляторы могут решить проблему пожарных распродаж во время кризиса, закредитованности системных финансовых институтов при помощи внедрения так называемых гибридных инструментов, конвертируемых облигаций.

Это инструменты, которые в момент кризиса превращаются из облигаций в акции, а тем самым собственники банков теряют деньги на том, что цены на акции падают, в наказание за то, что они вовремя не смогли обеспечить высокое качество управления своими банками. С другой стороны, банки не должны распродавать свои активы в пожарном порядке, потому что их долги превращаются в акционерный капитал.

Как решать финансовые проблемы на уровне государств?

Аналогичные проблемы возникают, естественно, и на уровне государственных финансов. На примере Греции и некоторых других южных стран Европы мы видели, что закредитованность государства может привести к серьезным проблемам. В последние 10 лет и в этой сфере удалось найти целый ряд решений. В том числе при реструктуризации долга Аргентины, Греции, Украины удалось договориться о замене долговых инструментов на инструменты, привязанные к росту ВВП. Это означает, что государства могут избежать ситуации непосильного долгового бремени.

Если им не удастся расти так быстро, как они на это рассчитывают, то инвесторы будут получать что-то вроде акций, а выплаты инвесторам будут ниже. Финансы — это ключевой элемент современной экономики, но это очень сложный механизм, который нуждается в регулировании. Кроме того, он постоянно развивается, что еще в большей степени затрудняет его понимание потребителем.

Впрочем, именно поэтому выбор того, что может сделать регулятор, крайне ограничен как раз и тем, что и сами регуляторы не обладают достаточной информацией и ресурсами для ее анализа. Первый приоритет регулирования — это устранение информационной асимметрии. Потребители финансовых услуг должны понимать, что именно они покупают. Второй приоритет — это обеспечение устойчивости финансовой системы, снижение вероятности возникновения кризисов. К сожалению, полностью исключить кризисы невозможно. Поэтому третий приоритет — это смягчение последствий кризисов. Американский министр финансов Ларри Саммерс сравнивал глобальные финансовые рынки с реактивными самолетами. Они быстрее и удобнее доставляют вас по месту назначения, но и падают они с гораздо более драматичными последствиями. Но, несмотря на все авиакатастрофы, мы продолжаем покупать авиабилеты.