Не в цифрах счастье
Экономический рост и другие неважные вещи
Эксперты: Сергей Гуриев
Экономический рост и другие неважные вещи
Эксперты: Сергей Гуриев
Экономический рост и другие неважные вещи
Обычно, обсуждая экономический рост, ученые говорят об изменении валового внутреннего продукта. ВВП — это аббревиатура, которая обсуждается и в правительстве, и в газетах, и в телеэфире. Вырастет ВВП, насколько ли вырастет, рецессия у нас, стагнация или рост? Но с точки зрения обычного человека все выглядит не так просто: если, как вы говорите, ВВП в этом году вырастет на 1 %, а не на 5 %, что это значит для меня и для моей семьи? Если ВВП не вырастет на 5 %, а упадет на 2 %, буду ли я счастливее или несчастнее? Где в этих цифрах я и моя семья?
Вопросы, похожие на эти, в 1934 году задавал и сам отвечал на них Саймон Кузнец, американский экономист, впервые представивший доклад об измерениях ВВП в Конгрессе США. Кузнец уже в первой версии работы пишет абсолютно ясно: ВВП не призван напрямую измерять благосостояние, он не указывает на произведенное богатство как страны, так и отдельных лиц. Это лишь еще один инструмент, используемый экономистами.
Идея посчитать произведенное национальной экономикой совокупное благо приходила в голову экономистам с конца XVII века. Но тогда еще не было ни оценки, ни общей системы сбора статистической информации. В США и Великобритании к идее систематического сбора информации о произведенных товарах и услугах правительства стали благосклонно относиться лишь в XIX веке, и к 20-м годам ХХ века усилиями Джона Мейнарда Кейнса власти Великобритании и США обратили внимание на работы Кузнеца и его коллеги, в 1938 году уехавшего в Австралию, Колина Кларка.
Кларк в 1931 году в британском Кембридже начал работу по созданию так называемой системы национальных счетов, призванных измерить совокупный спрос в экономике. В работах Кейнса совокупный спрос имел важное значение, и ВВП, или совокупный национальный доход Кларка, сейчас известный как ВНП, был хорошим инструментом для изменения предложения. Но в реальности и ВВП, и ВНП и в Европе, и в США начали рассчитывать на регулярной основе лишь после Второй мировой войны.
Отличие между этими показателями очень простое: ВВП — это добавленная стоимость, произведенная внутри страны как ее гражданами, так и негражданами. Главное — это где находится производство добавленной стоимости. ВНП, валовый национальный продукт, — это добавленная стоимость, произведенная гражданами страны, где бы они ни жили, внутри страны или за ее пределами. Для подавляющего большинства стран ВВП и ВНП отличаются не сильно.
Объективное изменение ВВП от года к году указывает на процессы в экономике, которые мы считаем экономическим ростом. Если кто-то создает новое рабочее место, которое занимает, например, прежде безработный сотрудник, который производит новую продукцию или услугу — а их в свою очередь кто-то купил или купит, — ВВП вырастет.
Если сотрудник работает лучше, производит больше товаров и услуг, которые пользуются спросом, то это и является ростом ВВП. У ВВП есть важное свойство: он измеряет не только произведенную добавленную стоимость, но и национальный доход. Деньги, заработанные при производстве товаров и услуг, не исчезают, а достаются собственникам или сотрудникам предприятия. Часть их также уходит государству в виде налогов, которое выплачивает их, например, в виде социальных пособий. С другой стороны, концепция ВВП, естественно, несовершенна. Одна из классических проблем — это так называемые нерыночные услуги.
Если я сдаю вам свою квартиру, а вы мне — вашу, то речь идет о продаже услуг, которые записываются, считаются и пополняют ВВП. Если же вы живете в своей квартире, а я в своей, услуги не продаются и не покупаются и поэтому не входят в ВВП. Это техническая проблема, которую можно решить и которую многие страны успешно решают, добавляя в ВВП оценку стоимости услуг недвижимости, которые оказывают собственники жилья самим себе.
Кроме того, измерение ВВП сталкивается с проблемой оценки качества продукции. Если из одного и того же металла один и тот же рабочий может произвести «Жигули» и «Mercedes», значит ли это, что ВВП вырастет на одну и ту же величину? Если эти два автомобиля стоят одинаково, то с точки зрения статистики они ничем не отличаются. Конечно, на конкурентном рынке более качественные товары стоят дороже. Но если цены регулируются государством, то они необязательно отражают качество товаров.
Аналогичные трудности возникают при изменении номинальных цен вследствие инфляции. Автомобиль подорожал — значит ли, что это произошло вследствие повышения его качества или вследствие падения покупательной силы рубля? Эта проблема также является технической. При измерении ВВП статистики пытаются сделать поправки на изменение качества.
Изменение ВВП, впрочем, сталкивается и с тремя гораздо более фундаментальными проблемами. Экономист Фредерик Бастиа в знаменитом памфлете 1850 года «Что видно и чего не видно» рассказывал притчу о мальчике, который разбил стекло в окне булочной. Это хулиганство также послужило росту ВВП: разбитое окно сформировало спрос на услуги стекольщика, которому заплатили за его замену. Стоит ли разбивать окна? Бастиа отвечает на этот вопрос просто: да, стекольщик стал богаче, и это видно, но булочник мог бы потратить деньги не на новое окно, а на сапоги, и мы не видим сапожника, который не смог заработать денег. Не видно и того, что разбитого стекла больше нет.
Притча при всей ее краткости описывает, почему военный и послевоенный рост ВВП — это не предмет для радости. Война или, скажем, землетрясение не создает богатство, а разрушает его. Да, на месте разрушенного дома придется построить новый, а много разрушенных домов создадут строительный бум, но это не означает, что рост ВВП принесет счастье. Для того чтобы восстановить разрушенное, необходимо будет потратить сбережения и дополнительные трудовые ресурсы.
У этой проблемы есть и другая ипостась: как измерить вклад в ВВП государственных расходов? Когда государство платит зарплату чиновникам, оно покупает их услуги. Как посчитать добавленную стоимость, которую производят чиновники? К сожалению или к счастью, единственный способ оценить их вклад в ВВП — по затратам. Сколько государство потратило на них, столько, мы считаем, они и произвели.
Этот подход является вполне осмысленным в рыночной экономике, особенно если государство подотчетно гражданам. В конце концов, зарплата чиновников не может быть слишком низкой, иначе они найдут другую работу. Она не может быть и слишком высокой, иначе подотчетные избирателям политики наймут других чиновников.
Однако в плановой экономике ситуация совсем другая. Люди, копающие гигантский никому не нужный котлован в одноименной антиутопии Андрея Платонова, заняты в том числе и увеличением ВВП. И чем больше людей его копают, тем быстрее рост ВВП. А когда котлован копать больше не надо, а можно сделать что-нибудь полезное, например печь хлеб или шить одежду, ВВП предсказуемо падает. Многие экономисты считают, что именно этим эффектом объясняется существенная часть обвала ВВП при переходе от плановой экономики к рыночной.
Вторая фундаментальная проблема измерения ВВП — это возможность замедления его роста или даже его сокращение вследствие технологического прогресса. Если новые технологии позволяют производить те же самые товары и услуги дешевле или даже бесплатно, как, например, сегодняшние электронные географические карты или международные звонки, то это может привести и к снижению ВВП. Означает ли сокращение ВВП, что люди стали жить хуже? Конечно нет. Доступ к дешевым и бесплатным услугам — это, безусловно, повышение качества жизни. Оказывается, что для того же уровня жизни больше не нужно зарабатывать так же много долларов в месяц или даже работать столько же часов в неделю. В этом случае более низкий ВВП может означать более высокий уровень жизни.
Третья ключевая проблема измерения ВВП — это то, что он по определению не измеряет социальные проблемы и проблемы окружающей среды. В своей знаменитой речи 1968 года Роберт Кеннеди сказал, что ВВП не включает ни осмысленность дискуссии в обществе, ни порядочность наших политиков или чиновников. Сегодняшние граждане добавили бы, что ВВП не измеряет уровень неравенства возможностей и состояние окружающей среды. С этим нельзя не согласиться. Но не стоит думать, что один показатель может решить все проблемы.
Именно поэтому в последнее десятилетие ведется дискуссия о поиске альтернативы ВВП.
Можно ли найти простой показатель, который отражал бы качество жизни граждан, их собственную субъективную удовлетворенность жизнью? Власти Бутана, буддийской монархии в Гималаях, в 1972 году начали рассчитывать индекс валового национального счастья. Этот индекс включал в себя устойчивое развитие, сохранение традиционных культурных ценностей, сохранение окружающей среды, качество госуправления.
С 1990 года программа развития ООН начала рассчитывать индекс человеческого развития, который включает в себя три ключевых показателя: ВВП на душу населения, показатель образования и здоровья. В 2008 году тогдашний президент Франции Николя Саркози поручил комиссии под руководством французского экономиста Жан-Поля Фитусси и нобелевских лауреатов Амартия Сена и Джозефа Стиглица разработать альтернативу ВВП, которая бы показала, насколько реально высок уровень жизни, качество жизни во Франции, несмотря на отставание по ВВП от некоторых других развитых стран.
Отчет комиссии также предложил расширить набор показателей до восьми, учитывать не только экономическое процветание, образование и здоровье, но и занятость, неравенство, состояние окружающей среды, качество госуправления и безопасность.
Аналогичный подход предлагает и «Всемирный отчет о счастье», World Happiness Report, также издаваемый при участии ООН, а также Better Life Index, «Индекс лучшей жизни», который рассчитывает Организация экономического сотрудничества и развития.
С этими предложениями трудно не согласиться, и тем не менее ВВП остается главным показателем экономического развития. Это не случайно. Оказывается, что этот экономический индикатор на удивление хорошо описывает и все остальные аспекты социально-экономического развития. Страны с более высоким ВВП на душу населения в среднем живут лучше со всех точек зрения. У них лучше обстоят дела и с образованием, и со здравоохранением, и с социальной системой, и с защитой окружающей среды. В них, как правило, меньше коррупции и преступности. Более того, оказывается, что при прочих равных люди в более богатых странах чувствуют себя и более счастливыми.
Раньше считалось, что имеет место так называемый парадокс Истерлина: рост доходов приводит к повышению счастья лишь для стран с относительно невысоким уровнем доходов. Но теперь, по мере появления более репрезентативных данных, становится понятно, что это не так. Рост дохода делает более счастливыми и жителей богатых стран тоже. Поэтому не стоит удивляться, что при всех недостатках этого показателя рост ВВП остается в центре внимания экономической политики во всех странах.