Чем олигархическая эпоха 1990-х отличалась от нынешней?

Олигархическая эпоха 1990-х годов отличается от нынешней тем, что олигархи 90-х не были людьми назначенными. Они во многом были люди случайные, так же как сегодняшние. Но близость к власти не была начальной точкой их развития, а для многих, собственно говоря, была конечной.

Мы говорим на самом деле о пяти годах, а не о десятилетии. До 1996 года российский бизнес не мог, с моей точки зрения, называться олигархатом, потому что он ни в плохом, ни в хорошем смысле слова не брал на себя ответственность за решения федеральной власти, не подталкивал федеральную власть к решениям и публично не объявлял себя частью этих решений, несмотря на то, что, разумеется, никакой российский бизнес до 1996 года не состоялся бы, если бы даже на мельчайшем уровне не взаимодействовал с властью и во многом не коррумпировал бы эту власть, во многом бы не стал этой властью, по крайней мере на местах.

Первая заявка на появление олигархата была сделана в момент выборов 1996 года, точнее, в предвыборный период. После этого российский олигархат, воплощением которого стала группа из девяти-десяти человек, которых принято называть семибанкирщиной, проходил испытания и соблазны той позиции, в которую он себя поставил.

И, в общем, он эти соблазны не выдержал. В результате пришло время политического отката, политического регресса, который свойственен всем странам, в которых первый этап изменений экономики или становления нового государства связан с развитием крупных промышленных, криминальных, финансовых групп. Таких стран очень много: и Польша, и Индонезия, например.

Но в результате в процессе этого отката родились новые олигархи, которые получили свою долю от приватизации второй волны или отнятую у старых олигархов собственность. Чаще всего они приходили из бюрократической силовой элиты, они не были уж совсем бедными людьми. Первый миллион они, скорее всего, помнят, но не помнят пятого.

В противовес этим олигархам-силовикам олигархи первой волны были оппортунистами. Это были люди, которые использовали возможность. Люди, пришедшие им на смену, — это люди, получившие возможность. Она спустилась на них в каком-то смысле с неба. Их компетенция значительно уступала компетенции олигархов первой волны, хотя и первой волной русского олигархата были люди чудовищно малообразованные, к реалиям, которые им пришлось создавать или с которыми им пришлось иметь дело, не приспособленные.

Вопрос: могли ли они быть к ним приспособлены? Где были те учебники, которые они как бы должны были прочитать? Этих учебников, разумеется, не было, но… и всю гуманитарную часть российской и международной культуры они обычно пропускали, потому что в этот момент, собственно говоря, стояли в переходе. Но их рост с точки зрения сознания, с точки зрения глубины, ответственности, интереса, создания стиля, создания, найма команд, построения этих команд, конечно, был очень быстрым и очень мощным.

Как произошла смена поколений олигархии?

Если бы развитие первого олигархического капитализма в России заняло бы 30 лет по индонезийской модели, возможно, распад общества, социальное напряжение были бы не столь губительны, не столь чудовищны. Как следствие, откат сегодня был бы не такой сильный. Но история, как мы понимаем, не терпит никаких наклонений, поэтому мы имеем то, что мы имеем.

Олигархат первой волны, собственно говоря, довольно быстро перестал быть однородным. У них были разные интересы, они конфликтовали между собой, но до 1999 года перед ними не стоял никакой принципиальный выбор. В 2000 году он стал очевиден: выбор был между тем, чтобы примиряться с изменением правил игры, и тем, чтобы просто переехать жить в Ниццу.

И в этот момент выяснилось, что содержательно, эмоционально эти люди очень различные. И модели поведения, которые они выбрали, были разные. Поэтому до сих пор у нас представлены в списке Forbes олигархи первой волны, олигархи второй волны и олигархи условной третьей волны — это люди, которые не стали олигархами мгновенно, как первые и вторые, а тихо-тихо выросли.

Сегодня мы имеем такой триумвират: люди, построившие и не потерявшие реальный бизнес; люди, не примирившиеся и не отдавшие завоевания 90-х; и люди, получившие в начале 2000-х большой кусок собственности. Все остальные погибли, эмигрировали или разорились. Олигархи первой волны после посадки Ходорковского были вынуждены переформулировать уже не только стратегию развития, но и свое отношение к жизни, что совпало в целом со сменой поколений. Важно понимать, что олигархи 90-х — это молодые люди. Олигархи 2000-х — это либо их ровесники, но ставшие богатыми в другом возрасте, либо люди на поколение старше.

Поэтому когда олигархи 90-х вынуждены были осознать, что они находятся в другой ситуации, это совпало у кого-то с кризисом среднего возраста, у кого-то с взрослением уже следующего поколения. Они перестали ощущать себя молодыми людьми, и, собственно говоря, на этом история — лихого или славного, как угодно — первого поколения русского бизнеса закончилась.

Как олигархи представляли себе свое место в обществе?

Вопрос был в том, должен ли капитал назначать власть, или власть должна назначать капитал. Третьего не дано, при том что самые эффективные экономики мира развиваются по третьему пути, когда никто из них никого не назначает, а власть и бизнес существуют в органическом взаимодействии.

В 1988 году мы имели страну с полностью разваленными институтами. Кто такие бандиты? Бандиты — это люди, которые пытались заполнить вакуум силовых и судебных институтов. Да, они об этом не думали, они это делали с выгодой для себя, но де-факто они решали именно эту проблему. И как только государство или та олигархическая группа, которая стала государством, укрепила силовые структуры, бандиты исчезли как массовое явление. Олигархам и власти даже не пришлось давить бандитов, как в 1940-е годы в Америке. Они просто отпали за ненадобностью этих функций, частично интегрировавшись, разумеется, в силовиков.

Олигархи первой волны тоже подменяли институты. Собственно говоря, первый русский олигарх видел себя как «решалу». Это человек, который видел какую-то проблему и ее решал. Они не формулировали это так. Безусловно, до 1994 года олигархи первой волны — это были люди, которые занимались заменой старых развалившихся институтов на новые. Их попытка перейти в другой класс — это 1995–1996 годы, это выборы Ельцина.

В 1995 году они не думали, что придется обеспечивать следующий раунд преемственности и были не против, чтобы на следующих выборах победил не Ельцин. Просто важно, чтобы не победили коммунисты. Для них это воспринималось как откат назад.

Капитал стал воплощенным потенциалом нации, это олицетворение прогресса и мощи российской экономики. Знаменитая концепция, которая в пиар-кругах получила название «человек с рублем», который должен был заменить «человека с ружьем»: мы не должны диктовать президенту. Просто президент должен делать то, что считаем правильным мы, потому что это и есть новая Россия, это и есть капитализм.

Параллельно с этим шел другой процесс: сначала идет приватизация людей, потом — приватизация долгов и только потом — приватизация акций. Что такое приватизация людей? Это когда ты де-факто получаешь что-то во владение, не имея на это никаких оснований, кроме того, что ты контролируешь менеджмент — владельцев же не было, все было государственное. На втором этапе ты приватизируешь долги в том смысле, что ты реально начинаешь обладать какой-то документарной базой, которая позволяет тебе получать эти машины, руду, нефть и так далее уже на каких-то основаниях.

В этот момент ты уже не ловчила ни в собственных, ни в чужих глазах. Ты как бы бизнесмен. Ты еще ничем не владеешь, но уже имеешь какое-то право, добытое силой или подкупом. Твой статус меняется. Но выясняется, что актив, который ты хотел, тебя не кормит. И ты начинаешь конвертировать эти долги, тем или иным образом сформулированные, во владение. И в этот момент выясняется, что твоя логика полностью меняется. Ты больше не хочешь взять побольше и дать поменьше. Ты начинаешь привозить новые станки и менеджеров с Запада.

Что дал российскому обществу опыт олигархии 1990-х?

Важно понимать, что российское общество в целом, будучи глубоко европейским по модусу и пристрастиям, никогда не было европейским по образу действия. И в этом смысле Россия на всей своей огромной территории никогда не управлялась так, как управлялись европейские державы.

Были периоды заморозков, были периоды расслабленности, но всегда это было связано либо с тем, что царский указ идет куда-то три с половиной месяца, либо с тем, что никакого царского указа нет. В России был либо прогресс без воли, либо воля без прогресса, либо прогресс и воля без ограничений. Возможно, только в короткий период перед и во время Первой мировой войны и вот этот вот странный период между 1989 и 1999 годом — это были времена, когда в стране были воля, разная, противонаправленная, и ее ограничения. И в этом смысле это важнейший и бесценный опыт, который отразился на всем нашем поколении.

Выводы из этой истории все сделали разные. Но, безусловно, этот опыт вошел в плоть и кровь русской культуры, даже учитывая то, что он никогда не был художественно верно осмыслен. Важно то, что мы не перешли из точки А в точку Б и там теперь будем сидеть, а мы живем в обществе, в котором все возможно.

В каком-то смысле общество благодаря 90-м стало бинарным. Оно имеет две или три точки зрения на всё и при этом развивается. Не всегда туда, куда я считаю нужным или куда считают нужным герои 90-х, но оно изменяется и осознает свои изменения. У нас есть частная собственность, у нас есть необходимость разговаривать. Это последствие 90-х.

Любой публичный человек в России должен знать, как он относится к власти, должен знать, как он относится к собственности, и должен знать, как он относится к 90-м годам. Без этого его невозможно идентифицировать, у него нет лица. И это продолжают удивительным образом делать люди, не заставшие 90-е годы.