1Lecture12 min

Report on the lost and found.

Why do you need to know the economic history of Russia?

Experts: Sergei Guriyev

Text expansion for the Lecture

Report on the lost and found.

Why do you need to know the economic history of Russia?

Лекция №1 Сергея Гуриева

Зачем нужна экономика?

Сейчас в это сложно поверить, но первые годы существования России как нового государства экономика считалась в ней самой главной и самой важной наукой. Экономические темы были основными на страницах газет, в телевизионных новостях. К экономистам относились как к носителям тайного, но важного знания о том, что должна делать власть. Обсуждая новое правительство, в первую очередь в России считали в нем «реформаторов» и «хозяйственников», «либералов» и «консерваторов». Сколько в нем политиков и что это за политики, казалось гораздо менее важным. Экономика считалась альтернативой политике — ясной, чистой и имеющей однозначные работающие рецепты наукой. Политика, напротив, была всегда делом менее содержательным. Политиков оправдывали тем, что им приходится иметь дело с политическими обстоятельствами, ограничениями, со сдержками и противовесами. В общем, с чем-то подозрительным.

И вот буквально несколько лет назад все поменялось. Политические лидеры стали важнее экономистов. Достигнув наивысшей точки развития, экономическая наука в России теперь выглядит как дополнение к политике — пока обязательное, но уже не первоочередное. Надо будет — проведем экономические реформы. Посмотрим, что нам посоветуют экономисты. Экономика — это технический вопрос. В это незаметно поверили и граждане. Тогда же примерно стало совершенно понятно, что экономической истории нашей страны значительная часть населения уже не помнит.

Забытая экономическая история

Россия, кажется, стала богатой страной сама собой. Скорее всего, из-за дорогой нефти. Но уж точно не из-за того, что кто-то придумывал программы приватизации, разрабатывал реформы, уходил в отставку, ошибался и делал правильный выбор.

Вряд ли случайно, что мы осознаем отсутствие у нас экономической истории именно сейчас. За последние 30 лет изменилась не только Россия — менялся и мир. Сейчас уже очевидно, что «экономоцентризм» и «технократия» 90-х были немного наивными.

Экономика никуда не исчезла. Напротив, она приблизилась к нам настолько, что мы перестали ее отличать от ландшафта. Социально ориентированный бизнес и ипотечные кредиты, взаимодействие прессы и властных институтов, Uber, «офисное рабство» и биткоины, свободные выборы и офшорные скандалы, даже социальные сети — это тоже экономика. Вернее, это и есть экономика. И невозможно разбираться в этой современной экономике, не имея представления о том, как мы к этому пришли.

Еще несколько лет назад были споры, является ли экономика России «экономикой переходного периода» и построен ли здесь «настоящий капитализм». Вне зависимости от того, как на этот вопрос отвечают, большинство населения уверено, что тот экономический механизм, который работает в стране, в основном будет работать здесь в ближайшие десятилетия.

История перехода к рынку постсоветских стран была разной. Восточная Европа шла быстрее и под политическим лозунгом присоединения к Европейскому союзу — с его версией рыночных отношений и политической системой. Китай с 1979 года двигался к рынку своим уникальным путем. Россия и другие постсоветские страны — своим. В 1990-х возникла, по сути, новая отрасль экономической науки — экономика реформ, в частности, экономика создания институтов.

Итоги переходного периода

25 лет назад для Польши и России французский, шведский и американский капитализм выглядели одинаково. Но по мере приближения к целевым показателям нам все виднее, насколько по-разному устроены разные капиталистические экономики и разные политические системы. И сейчас мы начинаем обращать внимание не на главные проблемы, а на нюансы. Эти нюансы крайне важны. От того, как устроена политическая система, зависит и устойчивость экономических реформ. Некоторые страны смогли добиться построения экономических институтов, которые поддерживают процветание и демократию. В некоторых странах реформы были обращены вспять.

Если мы сравним, например, Польшу и Украину, то увидим, что 25 лет назад они были на одном уровне развития. Сегодня уровень жизни в Польше и Украине различается в 2,5 раза. Прошло всего лишь 25 лет, а разница очевидна. В посткоммунистических странах существует очевидная корреляция между демократическими и капиталистическими институтами: есть страны, в которых отстроены демократические и политические институты, а уровень жизни приблизился к западноевропейскому, и есть страны, где торжествуют автократии и которые до сих пор не смогли преодолеть отставание от развитых стран. Это неслучайно. Демократические институты полезны для устойчивости и необратимости реформ.

Экономика как гражданский долг

Можно ли ничего не знать про экономику и ничего не потерять? В принципе, многие десятилетия так и происходило: в советской экономике реальные знания были, в общем-то, не нужны никому, кроме нескольких тысяч профессионалов.

В сегодняшней экономике это гораздо сложнее. Не имея представления об инфляции, сложно понимать, что происходит с ценами в магазине. Не зная финансов, трудно принимать решения о сбережениях и кредитах. Зато легко предоставить власть популистам, обещающим «подстегнуть» экономический рост волшебными рецептами.

В любой современной стране понимание экономики — это гражданский долг избирателя. Прийти на избирательный участок — это нетривиальное усилие, гораздо проще остаться дома. Но прийти на участок все же гораздо легче, чем прийти на участок подготовленным — с пониманием того, что именно обещают кандидаты и какие именно обещания реалистичны.

Для того чтобы принимать осмысленные решения на избирательном участке, надо понимать, что в экономике не бывает чудес. У нас часто говорят, что Россия — это особая страна. У нас уникальный климат, в котором «нельзя построить рыночную экономику». Структура нашей экономики и наши огромные пространства не позволяют создать неприкосновенность частной собственности и конкуренцию. У нас особая, немонетарная природа инфляции. У нас уникальное общество, которое не может жить без коррупции.

Это не так. Все страны уникальны, двух одинаковых экономик и обществ не бывает. Но базовые социальные и экономические законы во всех странах работают одинаково, нет специальной версии экономики для одной страны.

Все страны, построившие конкурентный капитализм и демократическую политическую систему, сначала их не имели — они прошли через монополии, диктатуры, инфляцию, коррупцию. Среди них есть и страны с холодным климатом, и страны с драматической историей, и страны с огромными пространствами. Считать, что российские граждане не могут повторить этот путь, означает считать российских граждан людьми второго сорта.

Каким решениям экономических проблем стоит верить? Во-первых, экономические рецепты должны удовлетворять законам арифметики: для каждого рубля, который политики обещают потратить, они должны объяснить, откуда они его возьмут. Во-вторых, экономические рецепты должны удовлетворять законам экономики: если нет стимулов к росту, то роста не будет. Если в экономике не будет хорошего инвестиционного климата, то в ней не будет и инвестиций. Если налоги будут слишком высокими, то не стоит надеяться на создание рабочих мест. В-третьих, экономические рецепты должны удовлетворять законам политэкономии. Реформы должны быть популярными — большинство граждан должно получать выигрыш от реформ. Должны быть предусмотрены и механизмы компенсации проигравшим от реформ — через социальные пособия и переобучение потерявших работу, например. Иначе реформы будут обращены вспять, как мы много раз это видели в посткоммунистических странах.

Как ни странно, реформ, удовлетворяющих этим условиям, очень много. В конце концов, многие страны, в том числе и похожие на Россию, прошли путь, который предстоит пройти России.

Преимущество экономического роста

Преимущество экономического роста заключается в том, что он превращает политическую дискуссию из игры с нулевой суммой в win-win game. В стагнирующей экономике экономическая политика заключается в перераспределении ресурсов от одних групп граждан к другим. Если одни выигрывают, другие по определению проигрывают. В растущей экономике есть возможность для выигрыша всех.

В этом и заключается идея «капитализма для всех», или «капитализма для народа», как его называет экономист Луиджи Зингалес в своей одноименной книге. Он противопоставляет такой капитализм сегодняшней системе, построенной крупным бизнесом и коррумпированными политиками. Для него настоящий капитализм — это конкурентная экономическая система, обеспечивающая стимулы для роста. А политическая система должна быть устроена таким образом, чтобы выгоды от этого роста доставались всем.

Именно такую систему и имеют в виду авторы книги «Либерализм — это левая идея» Альберто Алесина и Франческо Джавацци. Они пишут о том, что либеральная — то есть свободная и конкурентная — экономическая система как раз и защищает бедных, дает им равенство возможностей. В этом смысле именно либерализм по существу является настоящей левой идеей.

В России слово «либерализм» скомпрометировано настолько, что российские граждане не всегда представляют себе, о чем идет речь. Надо сказать, что путаницы добавляет тот факт, что в Европе под либерализмом понимают экономический либерализм — поддержку экономических свобод, а в Америке — социальный либерализм, защиту социальных свобод граждан. Это обусловлено тем, что в Европе и правые, и левые поддерживают социальные либеральные ценности, а в Америке ни республиканцы, ни демократы не спорят о необходимости частной собственности и конкуренции.

Но социальный и экономический либерализм связаны друг с другом более тесно, чем это принято считать в обществе. Для наличия социальных свобод необходимо равенство возможностей — вне зависимости от происхождения и начальных условий.

Равенство возможностей поддерживают и экономические либералы. Во-первых, по этическим соображениям. Во-вторых, неравенство возможностей приводит к неэффективному с экономической точки зрения распределению ресурсов: обществу невыгодна ситуация, в которой талант не может реализовать себя в силу дискриминации по половому, расовому, религиозному признакам или вследствие бедности родителей. В-третьих, неравенство возможностей создает политические проблемы: граждане «второго сорта» требуют равных прав. В этом смысле экономика и политика неразрывно связаны друг с другом. Перестав говорить о политических реформах, мы постепенно перестаем говорить и об экономических.

Существует множество формально демократических стран, которые на деле имитируют демократию. При помощи пропаганды и цензуры можно изменить общественное мнение, но не экономику. В недемократических странах не работают экономичеcкие институты: защита прав собственности, судебная система, защита конкуренции. Поэтому недемократические страны всегда расходуют ресурсы менее эффективно. В посткоммунистических странах это видно как ни в каком другом регионе мира. Богатые страны — это те страны, которым так или иначе удалось построить устойчивую демократическую систему. Те страны, которым не удалось решить проблему построения настоящей, а не имитационной демократии, остаются далеко позади и с экономической точки зрения.

Идея «страны с только экономическими свободами» осталась в прошлом. Чтобы стать богатыми снова — а мы по-прежнему хотим быть богатыми, здоровыми, образованными, имеющими перспективы в будущем, — нужно знать, что такое экономика. Другое дело, что экономика сегодня — это не только макроэкономическая стабильность и хороший инвестиционный климат. Это еще и создание политических, правовых и социальных институтов, которые обеспечивают равенство возможностей для всех — и тем самым дают широкую поддержку политики экономического роста.