26 minПолитическая технология президентской кампании 1996 года. Ельцин идет на выборы. Борьба штабов. Мир как элемент политтехнологии. Были ли фальсификации?
Experts: Grigorii Golosov, Timothy Colton, Serguei Parkhomenko, Georgy Satarov
Политическая технология президентской кампании 1996 года. Ельцин идет на выборы. Борьба штабов. Мир как элемент политтехнологии. Были ли фальсификации?
Президентские выборы 1996 года надолго, а скорее всего, навсегда останутся предметом ожесточенных споров, одним из камней преткновения новейшей российской истории.
Одна позиция состоит в том, что победа Ельцина над кандидатом коммунистов Геннадием Зюгановым предотвратила разворот страны в коммунистическое прошлое. Победа коммунистов на выборах привела бы к сворачиванию рыночных реформ, демократии и свободы слова. С этой точки зрения выборы 1996 года были победой демократии.
Другая позиция состоит в том, что именно выборы 1996 года, которые позволили Борису Ельцину сохранить власть, либо были в прямом смысле сфальсифицированы, либо прошли по столь нечестным правилам, что сделали предрешенным движение России по пути авторитаризма. Еще одна позиция состоит в том, что выигранные при поддержке олигархов выборы привели к утверждению в России олигархического капитализма, дискредитировавшего в глазах населения и демократию, и рыночную экономику.
Историческая, политическая реальность, однако, гораздо сложнее и богаче этого фаталистического противопоставления.
Очередная неудача финансовой стабилизации в конце 1994 года и начало чеченской войны стали фатальными для ельцинской популярности. С конца 1992-го по середину 1994 года рейтинг одобрения Ельцина колеблется в диапазоне 25–40 % (это доля тех, кто вполне или в основном доверяет Борису Ельцину). И это, кстати, не так уж мало для президента в условиях демократии и свободных СМИ на фоне осуществления радикальной экономической реформы и глубокого трансформационного кризиса. Однако в конце 1994 — начале 1995 года происходит обвал рейтинга до уровня 10–12 %.
Операция в Чечне, которая, по идее, должна была поддержать популярность федеральной власти, затягивается в кровавый узел. Среди той части демократов, которая поддерживала Ельцина в первые годы реформ, происходит новый раскол по поводу отношения к чеченской войне. Руководство партии «Демократический выбор России», возглавляемой Егором Гайдаром, фактически переходит в оппозицию Ельцину.
Наконец, в июле и в октябре 1995 года Ельцин переживает два инфаркта. Он явно уже не в прежней форме.
Георгий Сатаров, политолог, помощник Ельцина (1994–1997): «В какой-то момент Ельцин перестал появляться в Кремле. А я должен время от времени со своим непосредственным начальником встречаться; вдруг мне сказали, что надо приехать в Центральную клиническую больницу. Мне рассказывал один мой коллега из службы помощников, что еще летом или весной 1995 года у него был разговор с Борисом Николаевичем, во время которого Борис Николаевич сказал, что он не хочет идти на эти президентские выборы, и он пойдет, только если не увидит, кто бы мог идти вместо него и как бы победить и продолжить.
Видимо, окончательное решение он принял где-то в начале осени 1995 года. Потому что в какой-то момент меня попросил подойти Виктор Васильевич Ильюшин, первый помощник президента, и сказал, что Борис Николаевич просил начать аналитическую подготовку к выборам, что я и начал делать».
Декабрьские выборы в Думу стали полным поражением демократических и проправительственных сил. «Демократический выбор России», возглавляемый Гайдаром, в Думу не прошел, набрав меньше 4 % голосов. И даже вполне бюрократическая партия премьера Черномырдина получила лишь 10 %. Коммунисты уверенно лидируют с 22 % и получают большинство в парламенте.
Демократы не готовы поддерживать Ельцина на президентских выборах, а его победа выглядит совершенно нереалистично. Пытаются рассматривают других кандидатов — губернатора Нижегородской области Бориса Немцова, мэра Петербурга Анатолия Собчака. Однако оба потенциальных кандидата после разговора с Ельциным понимают, что он сам пойдет на выборы.
Тем временем в окружении Ельцина укрепились силовики. Глава охраны президента Александр Коржаков со времени болезни Ельцина становится одной из центральных политических фигур. Его ближайшие союзники — глава ФСБ Михаил Барсуков и вице-премьер Олег Сосковец. Именно они первоначально организуют работу предвыборного штаба Ельцина.
Георгий Сатаров: «Это выглядело так: был создан штаб, который доложен был начать готовить выборы – ну, сбор подписей, то да се, то, что положено. И они на полную катушку включили то, что деликатно принято называть административный ресурс, то есть сбор подписей через государственно финансируемые учреждения, когда людей сгоняли на работе и заставляли собирать подписи. Это было прямое нарушение закона, и это был подрыв кампании Ельцина.
С точки зрения планирования творилась абсолютно несусветная чушь, и, поскольку мне было поручено наблюдать за этим, я об этом честно написал Борису Николаевичу. Рассматривались даже варианты отмены выборов и роспуска прокоммунистического парламента».
Григорий Голосов, политолог: «Такая идея, насколько сейчас известно, всерьез обсуждалась в окружении Ельцина. Более того, в какой-то момент, примерно в марте 1996 года, он уже склонился к такому решению, однако в конце концов отверг его в значительной степени из-за сопряженных рисков: был не уверен, что силовой аппарат последует его приказам снова, как это было в 1993 году, если нужно будет распустить Думу. А то, что для отмены президентских выборов нужно было распустить Думу, было, конечно же, очевидно. Это было чревато конфликтом в Москве, подобным тому, который произошел в 1993 году».
Зюганов выглядит явным фаворитом кампании. В феврале 1996 года он выступает на Всемирном экономическом форуме в Давосе, примеряясь к возможной будущей победе и демонстрируя международной экономической элите свою умеренность.
Георгий Сатаров: «Во время этого бенефиса он показал, какой он хороший и как будет все хорошо, когда его изберут. Олигархи испугались и решили, что все-таки надо не как обычно класть яйца во все корзины — просто раздавать денежки всем на всякий случай, — а вкладываться в победу Ельцина, иначе непонятно, что будет. И вот тогда возникла идея подключить Чубайса, как хорошего менеджера, для работы в избирательной кампании и порушить этот идиотский штаб. Татьяна Борисовна Дьяченко организовала встречу Ельцина с Чубайсом, и он принял решение о том, что нужно ваять новый штаб».
Это очень важный момент. Ключевой фигурой первого штаба был Александр Коржаков, неизменный личный охранник Ельцина. Именно его постоянный «доступ к телу» обеспечивает политический ресурс первого штаба. Однако дочь президента оказывается тем ключом, с помощью которого штабную конфигурацию удается кардинально изменить.
И на самом деле очень важно, что борьба в 1996 году ведется не столько или, скажем, не только между коммунистами и Ельциным. Потому что вряд ли Ельцин отдал бы власть, если бы коммунисты победили, если уж честно говорить. А ведется борьба между вот этими просвещенными западниками, с одной стороны, которые хотят, чтобы Ельцин честно победил на выборах и чтобы выборы состоялись, и его окружением среди силовиков, которые говорят, что нужно выборы либо перенести, либо отменить, — с другой. И понятно, что если это произойдет, то Ельцин окажется заложником этих силовиков, и никакой нормальной страны не будет. И вот между ними идет борьба.
При том что старые политические соратники по демократическому лагерю, крайне негативно отреагировавшие на чеченскую кампанию, не готовы были поддерживать Ельцина, организационный костяк штаба составили не политические активисты демократических партий, а технократы. «Творческие люди», связанные с технологиями и профессиями новой капиталистической экономики. Медиаменеджеры, рекламщики, социологи.
Георгий Сатаров: «В этот список вошло довольно много творческих не по профессии, а по духу людей. Ну, например, я привел в Кремль за руку своего старого приятеля по социологии Александра Ослона, который возглавлял ФОМ. Там работали очень творческие люди из НТВ — [Игорь] Малашенко, [Сергей] Зверев. Там была Татьяна Борисовна Дьяченко, но ей поручили должность полномочного представителя аналитической группы при президенте России, воспользовавшись ее родственными связями с президентом. Это было эффективно: она отслеживала, как, в первую очередь, во время поездок президента реализуются все замыслы аналитической группы».
Тимоти Колтон, американский политолог, профессор Гарвардского университета: «Я совершенно не верю всем этим разговорам о том, что Ельцин выиграл выборы благодаря семибанкирщине. Ельцина переизбрали не из-за этого. Конечно, олигархи поддерживали его по вполне понятным соображениям...
В феврале или марте 1996 года Ельцин встречался с ними в Кремле. Это была одна из трех больших встреч с олигархами, и она, конечно, сыграла свою роль. Они убедили Ельцина и людей из его окружения, в том числе его дочь, что для переизбрания ему нужно напрячь все силы и что та советская по духу избирательная кампания, которую ведут для него старые аппаратчики, никуда не годится.
Я думаю, что деньги олигархов почти ни на что не повлияли. Гораздо важнее была высокая квалификация профессионалов, пришедших в избирательный штаб из медиабизнеса, который развивался в стране с начала 1990-х».
Кампания называется «Голосуй или проиграешь» и предлагает избирателям бескомпромиссный выбор между капиталистическим будущим, олицетворяемым Ельциным, и возвращением к коммунистическому прошлому в образе Зюганова.
10-миллионным тиражом издается газета «Не дай Бог!»; помогает доминирование на телевидении, в особенности на том, которое больше смотрит молодая аудитория, жители больших городов; невероятно интенсивный ритм поездок — Ельцина сопровождают известнейшие рок-группы, выступающие на концертах в его поддержку.
Георгий Сатаров: «Мы делали очень серьезную ставку на поездки. Социологические опросы проводились до поездки и после поездки, мы обязательно фиксировали удачу или неудачу и анализировали причины неудачных поездок (вначале они были), потом все вроде бы поехало хорошо. В общем, я бы сказал так: это была самая интересная, самая творческая, самая профессиональная кампания, которую я знаю».
Один из главных идеологов кампании — создатель НТВ Игорь Малашенко. И если первая частная телекомпания НТВ имитирует CNN, то и предвыборная кампания Ельцина должна походить на компании американских президентов. Кампания направлена не на политическую мобилизацию, а на вовлечение так называемого медианного избирателя. Предпринятые усилия дают сногсшибательный результат — рейтинг Ельцина вырастает с 20 до 40 %.
Идея кампании — жизнь налаживается, капитализм с его благами уже близок. Эта картина, однако, требовала нейтрализации фактора Чечни. Важной операцией штаба стала имитация умиротворения в Чечне. В конце мая представительная делегация чеченских сепаратистов была в Москве, это демонстрировало начало мирных переговоров.
Георгий Сатаров: «Постепенно сложилась такая ситуация, что удобным моментом перехода к мирному варианту стали выборы 1996 года, что и произошло. Это хорошо ложилось в сценарий избирательной кампании, чем, естественно, ельцинский штаб и воспользовался. Ранней весной 1996 года начались эти наведения мостов, и Ельцин пригласил нескольких высших руководителей Чечни приехать в Москву.
Они приехали, они пришли в Кремль, были разговоры — и после этого их заблокировали в Москве. Им не дали выехать, и вместо них полетел в Чечню Ельцин, что, конечно, было отчаянной операцией, потому что самолеты и вертолеты уже сбивали там. Он побывал в военных частях, он всех поблагодарил, сказал, что мы решили подписать указ о прекращении военных действий в Чечне. Вернулся, рассказал, что он подписал указ о прекращении военных действий в Чечне, как они и просили, и это формально обеспечивало договоренности о переходе к миру».
Еще одна важная находка, которая была вычислена с помощью социологических опросов, — фигура брутального генерала Лебедя, прославившегося замирением гражданской войны в Приднестровье. Впервые на подмостки большой политики выводится фигура силовика-спасителя, способного навести порядок.
Григорий Голосов: «Он вступил в избирательную кампанию, когда этой стратегии еще не было, у него почти не было никаких организационных и финансовых ресурсов. Известно, что он с большим трудом собрал подписи для того, чтобы быть выдвинутым в президенты, но когда ельцинская кампания начала принимать свои окончательные формы, эта ситуация радикально изменилась. И мы знаем из достоверных источников, что все ресурсы, которые были задействованы в кампании Лебедя, в действительности пришли от ельцинского штаба. У него не было ничего своего, он был поддержан исключительно для того, чтобы не дать Зюганову обогнать Ельцина в первом туре».
Первый тур состоялся 16 июня: Ельцин — 26,6 млн голосов, 35,3 %, Зюганов — 24,2 млн, 32 %. Генерал Лебедь набрал 11 млн голосов (14,5 %).
Официальное объявление этих итогов должно произойти в ночь с 19 на 20 июня. И в эту же ночь на проходной Белого дома правительственная охрана задерживает членов предвыборного штаба Ельцина Сергея Лисовского и Аркадия Евстафьева. Они задержаны со знаменитой «коробкой из-под ксерокса» (точнее, бумаги для ксерокса), в которой лежат 500 тыс. долларов.
Операцию организовал Коржаков. Инцидент должен продемонстрировать незаконные методы финансирования кампании. Ельцин вынужден будет дистанцироваться от деятельности второго штаба. Информация о задержании не разглашается — она предназначена Ельцину и узкому кругу. Однако кампания НТВ в экстренном выпуске новостей в 2 часа ночи рассказывает о скандале и указывает на Коржакова и Барсукова как на его организаторов. Ведущий экстренного телевыпуска Евгений Киселев называет случившееся попыткой государственного переворота. Став публичным, скандал ставит под удар всю предвыборную кампанию Ельцина.
Георгий Сатаров: «В чем была фишка? После первого тура стало ясно, что президент победит. Я вынужден признаться в одном преступлении нашего штаба между первым и вторым туром: мы занижали показатели Ельцина, которые получали по социологии. Мы боялись демобилизации нашего электората и пошли на такое преступление, но мы были убеждены в этой победе.
Но в этом были убеждены и другие, в том числе и некоторые люди из окружения президента, которые понимали, что после победы начинается дележка плодов победы, и делить их будут не они».
Ельцин принимает другое решение. Он отправляет в отставку Коржакова, Барсукова и Сосковца.
Георгий Сатаров: «Коржаков был чрезвычайно близок и дорог президенту, Коржаков действительно был с ним постоянно в самые тяжелые моменты, начиная с приезда Бориса Николаевича в Москву из Свердловска. Они дружили семьями, он был для Ельцина как родной, на самом деле, и Ельцин очень тяжело переживал то, что он вынужден его отправить в отставку. Но это было неизбежно».
На самом деле Ельцин и Зюганов идут ноздря в ноздрю, и неизвестно, как поведет себя электорат во втором туре – многое будет зависеть от его мобилизованности, готовности вновь прийти к избирательным участкам. Есть предположение, что коммунистический электорат может оказаться более дисциплинированным.
По российскому законодательству между первым и вторым туром — две недели. Ровно через неделю после скандала с коробкой и за неделю до второго тура у Ельцина случается третий инфаркт.
Георгий Сатаров: «О том, что у Ельцина колоссальные проблемы со здоровьем, я узнал утром во время очередного утреннего заседания избирательного штаба. И, в общем, достаточно откровенно было сказано, что это в корне меняет всю программу работы Ельцина: ему никуда нельзя ездить, надо все сокращать, надо все менять и так далее. Это был, конечно, для нас очень серьезный удар».
Информация о случившемся тщательно скрывается. Отсутствие Ельцина заметно, но его объясняют обычной простудой. Устраивается несколько постановок: встреча с Лебедем, обращение к россиянам и короткая встреча с Черномырдиным, записанные буквально возле постели. Наконец, в день голосования Ельцин голосует в санатории в Барвихе.
Результат второго тура: Ельцин получил 40,4 миллиона голосов (это 53,82 %), Зюганов — 30,1 миллиона голосов (40,31 %).
Так чем же была давшаяся таким трудом победа Ельцина — победой или концом демократии в России?
Георгий Сатаров: «Эта кампания не была искусственной, она была абсолютно естественной. И это была кампания, в которой никого из оппонентов не подавляли, не снимали с пробега, не затыкали рот, не запрещали встречи с избирателями. Это была нормальная, полноценная кампания. Бесспорно, наше ощущение тогда не было вполне демократическим. Какие мы были, к черту, демократы после 70 лет советской власти и при очень приблизительных представлениях о демократии? Конечно, среди нас доминировало представление о том, что демократия — это когда побеждают демократы, а не процедура. Но из этого не следует, что мы шли на нарушение процедуры».
Постфактум многие участники кампании 1996 года оценили ее гораздо более скептично. Ведущий того самого ночного выпуска НТВ Евгений Киселев спустя тринадцать лет скажет прямо противоположное: «…Мы пожертвовали демократическими процедурами ради демократии. И кончилось это все тем, что от свободы прессы и независимых средств массовой информации, в первую очередь телеканалов, остались рожки да ножки».
Андрей Васильев, один из издателей газеты «Не дай Бог!»: «Я раскаиваюсь, потому что тогда, ни для кого не секрет, коммунисты действительно побеждали. Побеждали они сильно, рейтинг Ельцина был надут в том числе с помощью и административного ресурса, хотя не такого чудовищного, как сейчас. Скорее, это было не через вбросы, а через СМИ, которые, в общем, вполне искренне работали против коммунистов. А вообще, строго говоря, надо было позволить России совершить демократический выбор. Он был — этот выбор был за коммунистов».
Сергей Пархоменко, основатель и первый главный редактор журнала «Итоги» (1996–2002): «Первый номер вышел в мае 1996 года. И на обложке нулевого пробного номера был Ельцин в церкви со свечой в руке, и было написано: „Да или нет?“ Для меня этот период был очень простым, очень ясным, совершенно очевидным по логике поведения по одной простой причине: это был один из немногих периодов в моей жизни, когда я делал то, к чему никто меня не принуждал, и во мне не было никакого внутреннего конфликта.
Ну, например, смешная была история. У нас была одна обложка, на которой был Зюганов, и эта обложка была посвящена на тот момент очень громкому скандалу, когда Зюганов начал использовать в своей риторике совершенно очевидные антисемитские мотивы. Ну, прямо в лоб. И мы сделали совершенно хулиганскую обложку. Нашли фотографию Зюганова с таким вполне характерным выражением лица и пририсовали ему гитлеровские усики. Понятно, что это была рискованная вещь — потому что в суд пойдет и выиграет этот суд. Ну, в общем, это может быть серьезно. И я тогда на редакционной летучке, где утверждалась обложка, взял вот эту фотографию, взял фломастер, пририсовал эти усики и сказал: „Вот эта картинка. Вот только что мною нарисованная. Пожалуйста, ее отсканировать, и вот она и будет обложкой“. Я сказал: „Все здесь присутствующие, пожалуйста, запомните, что это я их пририсовал. Это моя личная, персональная выходка. И когда будете давать показания, скажите, что вот здесь физическое лицо, вот его имя и фамилия, это он пририсовал“.
Мне это было легко. И я совершенно уверен, что в той ситуации это была совершенно естественная и честная позиция. Потому что мы тогда были абсолютно уверены, что либо эти выборы выиграет Ельцин, либо это будут последние выборы. Правы мы были тогда или не правы — пусть историки скажут. Я по-прежнему считаю, что если бы вдруг каким-то чудом оказалось, что коммунисты пришли к власти, то это было бы очень, очень серьезно».
Итак, были ли итоги выборов и победа Ельцина сфальсифицированы?
Григорий Голосов: «Очень серьезный вопрос, на который, к сожалению, мы не можем дать сейчас окончательного ответа, состоит в том, в какой мере вообще нарушения на выборах повлияли на результаты президентской кампании 1996 года. Здесь нужно различать, что мы понимаем под нарушениями. То, что оппозиция не имела реального доступа к СМИ, и то, что с точки зрения политических финансов эта кампания прошла с колоссальными нарушениями со стороны Ельцина, несомненно, повлияло на результаты выборов.
Однако если мы говорим о фальсификациях в узком смысле слова, то есть о нечестном подсчете голосов — мое личное мнение, которое основывается на определенной, хотя и неполной совокупности фактов, состоит в том, что эти выборы были выиграны Ельциным и что тот объем фальсификаций, который был на этих выборах, не повлиял на их результат.
Часто проводят аналогию между тем, что происходило в 1996 году в России, и тем, что происходило в восточноевропейских странах, когда во многих местах — в Польше, в Венгрии, в Литве — к власти вернулись бывшие коммунистические партии. Эта аналогия, однако, не вполне точна просто-напросто потому, что она не учитывает масштабы эволюции, которую претерпели бывшие коммунистические партии в Восточной Европе и в России.
В России Коммунистическая партия в 1996 году не была вполне коммунистической партией, но она не придерживалась ценностей демократии, она, безусловно, не одобряла политику перестройки, и это, в общем, отличало ее от тех реформированных коммунистов, которые побеждали на выборах в Восточной Европе в середине 90-х годов. Мое мнение состоит в том, что, по большому счету, вот это отсутствие идеологической эволюции в любом случае было бы отмечено гражданами России; а факт состоит в том, что ядро электората Коммунистической партии, которое действительно было привержено коммунистической идеологии и хотело возвращения в советские времена, составляло ничтожное меньшинство. И даже при более мягком ведении кампании большинство избирателей, вероятно, пришло бы к выводу, что риски коммунистической реставрации, связанные с возвращением Коммунистической партии к власти, слишком велики».
С одной стороны, перехода власти или альтернации, т.е. победы оппозиции на выборах, не произошло. А такая победа считается ключевым и обязательным индикатором перехода к реальной демократии, к демократии как процедурной норме. С другой стороны, президентские выборы 1996 года стали самыми конкурентными выборами за всю историю России. Никогда больше результаты кандидатов не будут так близки, а неопределенность итогов не будет сохраняться до самого последнего дня.
Григорий Голосов: «Я уже говорил, хотя это контрафактическое предположение, что даже без такого перенапряжения эти выборы вполне могли быть выиграны Ельциным. Однако, раз уж это перенапряжение было допущено, я бы сказал, что оно сыграло довольно заметную роль в дискредитации самой идеи демократии в глазах российского населения.
Люди, несмотря на то, что они голосовали в действительности за Ельцина, довольно скоро пришли к выводу, что их обманули, и к выводу этому они, вероятно, не пришли бы, если им бы сама кампания 1996 года не дала обильной пищи для ума, которая позволила прийти к этому выводу — там слишком много было сделано так, как делать нехорошо, нечестно. Это очень серьезное, впрочем, признаваемое теперь, полагаю, уже всеми наследие электоральной политики 90-х годов.
Причем реализовался этот сценарий только в одной точке в действительности. Я не могу сказать, что выборы 90-х годов вообще были так организованы и проходили так плохо, что могли дискредитировать демократию в глазах российского избирателя. Этого не было. Но одних выборов 1996 года было достаточно для того, чтобы ее дискредитировать».
Ограниченность достигнутого на выборах успеха проявилась и в том, что рейтинг Ельцина в течение буквально нескольких месяцев откатился к своим предвыборным, предельно низким значениям, и в том, что в стане победителей начались ожесточенные внутренние конфликты, не позволившие реализовать новый пакет реформ. Россия вошла в период олигархической политики и кулуарных сделок. Вместе с тем победа Ельцина совпала с фактическим окончанием экономического спада; более того, экономика продемонстрировала свою жизнеспособность по итогам жестокого финансового кризиса 1998 года, в считанные месяцы перейдя от спада к интенсивному восстановлению. Олигархический капитал и его структуры сыграли очень большую роль в обеспечении высоких темпов роста экономики на рубеже 1990–2000-х годов. А нереформированная коммунистическая партия с ее радикальной повесткой пересмотра итогов реформ перестала быть ключевым фактором российской политики.
Выборы 1996 года сыграли важную роль в стабилизации нового режима, родившегося по итогам кризиса 1993 года, и в утверждении прорыночного консенсуса в российском обществе и элитах. Хотя в целом они скорее не способствовали утверждению демократической процедуры как общепризнанной нормы.
В отличие от наших суждений о них, события политической истории очень часто оказываются глубоко двусмысленными, то есть оставляют открытыми несколько дорог в будущее, а не одну.
