В середине 2000-х арт-критик Андрей Ковалев коротко изложил историю зарождения, взлетов и падений российского рынка современного искусства.


Первыми реальными местными покупателями на художественном рынке стали банки и корпорации. Группе искусствоведов и дилеров удалось доказать руководству нескольких корпораций, что коллекционирование современного искусства может существенно улучшить их имидж. Таким образом было создано несколько весьма представительных коллекций – коллекции Инкомбанка, банка «Столичный» («СБС Агро»), компаний «Ринако» и «Микродин». Но избыточно теоретический и одновременно романтический посыл привел к тому, что корпорации не очень ценили свою новую собственность и не смогли ею воспользоваться. Первичный всплеск интереса к современному искусству был связан с наивно понятыми монетаристскими представлениями об искусстве как объекте инвестиций, основывавшимися на довольно наивной вере в искусство как высшую ценность. От этой истории у художественного мира остались весьма травматические воспоминания – большой бизнес отнесся крайне безответственно к собранным коллекциям, большинство которых просто исчезло неизвестно где.

Подавляющее большинство банков и корпораций исчезло во время кризиса 1998 года.

В фокусе общественного внимания оказалась только коллекция Инкомбанка, в которой находился знаменитый «Черный квадрат» Казимира Малевича. Торги аукциона «Гелос» по распродаже имущества разорившегося банка оказались одновременно и едва ли не единственным индикатором рынка, и одновременно индикатором отношения к современному искусству. С одной стороны, работы классиков андеграунда из коллекции Инкомбанка были проданы за приличные деньги (Михаил Шварцман – $12 000, Эдуард Штейнберг – $12 000–14 000). С другой – обнаружилось, что на вторичном рынке в России авангард 1910–1920-х годов котируется очень низко: два реалистических портрета Казимира Малевича были куплены Московским музеем современного искусства по очень низкой цене (сответственно $50 000 и $90 000).

Подавляющее большинство банков и корпораций исчезло во время кризиса 1998 года.

Однако печальной сенсацией стало совсем другое: большая часть коллекции, в которой находились произведения ведущих современных художников, была выделена в товарную массу и предлагалась по ценам дешевой распродажи – от 15 до 100 долларов. Рынок современного искусства находился под угрозой обвала, но в результате довольно сюрреалистических торгов цены почти приблизились к рыночному уровню в результате борьбы покупателей, среди которых оказались практически все ведущие галеристы, дилеры и коллекционеры. Но в случае с собранием Инкомбанка просматривается и некий эстетический конфликт. Коллекция, создававшаяся на волне ажиотажа вокруг современного искусства, довольно быстро стала вызывать раздражение и у владельцев, и у ликвидационной комиссии. Кроме того, была окончательно проявлена и идеологическая подоплека противостояния антикварного рынка и рынка современного искусства.

Коммунистический режим категорически запрещал потреблять, удовлетворять потребности в присвоении. В девяностых наступила пора совершенно бесконтрольного удовлетворения скрытых желаний. Культурный эксцесс второго рождения капитализма в России породил удивительный культурный вакуум нового класса. Наиболее ценимые покупателями-резидентами объекты искусства представляют собой типичные образцы потребительского и мелкобуржуазного искусства начала прошлого века, которые стали символами репрессивного потребления. Не ограниченный запретом взрослых ребенок выбирает не полезные продукты, но вкусные. А радикальный авангард, выполняющий роль горького лекарства, инструмента общественной самокритики и самопознания, вызывает реакцию отторжения и на внутреннем рынке почти не котируется.

Аукционисты «Сотбис» и «Кристис», где ежегодно проводятся «русские торги», на которых большую часть составляют «новые русские» и работающие с ними дилеры, давно уже не удивляются тому, что те совершенно не интересуются качественным и общепризнанным искусством авангарда. Но антикварный рынок столь же «серый», что и рынок актуального искусства. Все дело в какой-то почти не объяснимой специфике идеологии сверхпотребления, которая установилась в постсоветской России. Тех же самых людей, которые открыто тратят огромные суммы, покупая очень дорогие автомобили и воздвигая шикарные особняки, почему-то охватывает удивительная скромность, когда наступает пора объявить о покупке эскиза Александры Экстер.

Художественный рынок как утопическая идея к концу девяностых становится историческим фактом.

Несмотря на существование определенного противостояния между рынками антиквариата и актуального искусства, новые покупатели начинали именно с сертифицированного классического искусства. Владимир Овчаренко, хозяин галереи «Риджина», так оценивает эту ситуацию: «Люди, которые прошли этап коллекционирования антиквариата, уже осознали некоторое противоречие между старым искусством и новым стилем жизни, к которому уже привыкли. И стали искать такое искусство, которое соответствует современным архитектуре и дизайну». Хозяйка галереи «Айдан» Айдан Салахова говорит о структуре происходящих перемен: «Но покупатели, которые интересовались старым искусством, все же ходили в мою галерею – и стали постепенно привыкать и к современному искусству. Мои клиенты – люди очень динамичные, они много путешествуют. И если раньше, приехав в Лондон, они заходили только на „Сотбис“ и „Кристис“, то теперь интересуются и современным искусством. Некоторые специально съездили и в Тейт Модерн, и в Гуггенхайм в Бильбао». Некоторые русские коллекционеры стали покупать искусство и в Европе. Правда, такие случаи еще остаются довольно редкими.

Художественный рынок как утопическая идея к концу девяностых становится историческим фактом.

Долголетняя кропотливая работа по выращиванию зрителя и покупателя стала приносить плоды. На ярмарках «Арт-Москва» регулярно устраивается особый раздел «Искусство из частных коллекций». Качество этих новых коллекций весьма высоко, но пока что их число не превышает десятка. Важно, что само это занятие постепенно становится модным. По словам Марата Гельмана, «корпорации постепенно заменяет частный покупатель, который тратит свои собственные деньги. Вся беда в том, что редко кто становится настоящим коллекционером».

Но, судя по всему, период новорусских Журденов, которые неожиданно узнают, что разговоривают прозой, закончился. Настало время Великих Гэтсби, которые мечтают о том, чтобы выстроить вокруг себя некую среду. В этом новейшем мире очень к месту оказывается и самые радикальные и экзотические для обывателя формы современного искусства, и все эти умники, чудаки и фрики, которые тусуются по вернисажам и фуршетам. Так что у арт-рынка в России есть самые радужные перспективы.