00:01 – 01:21

Юрий Сапрыкин: 5 июля 2007 года в 3 часа 18 минут по московскому времени гватемальская гимнастка Анна-София Гомес поднесла председателю Международного олимпийского комитета Жаку Рогге подушечку с конвертом. Рогге вскрыл конверт, достал из него карточку и торжественно зачитал: «Сочи 2014». В борьбе за право принять зимнюю Олимпиаду 2014 года Сочи конкурировал с австрийским Зальцбургом и южнокорейским Пхенчханом. На 119-й сессии МОК в Гватемале, где должны были выбрать будущую столицу Олимпиады, Россию представляла внушительная делегация во главе с Владимиром Путиным. Президент России произнес свою речь на английском языке и закончил ее приветствием на французском. Путин пообещал, что Сочи станет новым курортом международного уровня для новой России и для всего мира. Во втором туре голосования Сочи набрал на четыре голоса больше, чем южнокорейский конкурент. Жители Сочи, собравшиеся ночью на площади перед Зимним театром, встретили эту новость взрывом ликования.

01:21 – 07:35 Нужна ли Олимпиада?

Алексей Левинсон, социолог: Имело, я считаю, очень большое значение для всего дальнейшего то, как где-то там на заседании Олимпийского комитета или какого-то другого органа была выиграна вот эта, так сказать, битва за наше… наш приоритет. И была выиграна. Об этом публика судила так – она была выиграна Путиным.

Сапрыкин: Уже на следующее утро выяснилось, что радость по поводу будущей Олимпиады разделяют далеко не все. Слушатели, дозвонившиеся в утренние программы на радио, и пользователи ЖЖ очень часто высказывались в том духе, что все деньги, выделенные на Олимпиаду, разворуют, и лучше было бы потратить их на что-нибудь более общественно полезное – например, повысить пенсии старикам.

Левинсон: И было очень много разговоров на тему и даже документировано нашими опросами тех месяцев, что была весьма распространенной мысль о том, что нам что, деньги некуда девать, чтобы еще вот тратить на Олимпиаду? И эту точку зрения российское общественное мнение то принимало, то отказывалось от нее. Это на самом деле отражение двух дискурсов – дискурсов, которые пребывают в нашем общественном сознании, и один из них, в общем, действительно созначен той позиции, которую можно назвать позицией интеллигенции, или образованного класса, или части образованного класса, скажем так. А другой – это дискурс другой части общества, в общем, с ней не согласной. Вот на общественное мнение влияет… попеременно влияло и то, и другое. И публика поэтому то соглашалась, что нам деньги потратить лучше, там, на здравоохранение или образование, то нет, нам нужно это для утверждения России.

Сапрыкин: Тема коррупции, тотального воровства при строительстве олимпийских объектов стала предметом общественного обсуждения задолго до открытия Олимпиады. Борис Немцов представил в мае 13-го года доклад «Зимняя Олимпиада в субтропиках»: по подсчетам политика, на подготовку Олимпиады было потрачено $50 млрд, из них более половины было украдено. Незадолго до начала Игр Алексей Навальный и Фонд борьбы с коррупцией открыли сайт, посвященный Олимпиаде: расходы на Олимпиаду оценивались здесь в 1,5 трлн рублей, что в 5 раз дороже ванкуверских игр и в 10 раз дороже туринских. Пресс-служба Минфина в ответ сообщила, что общая сумма расходов на Олимпиаду составила 214 млрд рублей, из них 114 млрд вложили частные компании. Впрочем, сумму в 1,5 трлн подтвердил в интервью CNN сам премьер-министр Дмитрий Медведев – указав, что речь идет о расходах на развитие всего региона.

Кирилл Рогов, политолог: Коллизия с Олимпиадой начала формироваться еще за год-полтора до самого события. И была ясна ее такая судьбоносная политическая перспектива. С одной стороны, вопрос вокруг Олимпиады стоял так: либо там оппозиция, какие-то силы на Западе убедят, что главное событие – это коррупция, на которую была построена эта Олимпиада. Либо Путин убедит нацию, что коррупция не имеет значения, если такое прекрасное дело состоялось. Это была развилка такая, и все стороны очень готовились к ней. Была мощная оппозиционная интерпретация, два унитаза в одном номере, все такое. Там раскручивался образ коррупции, которая является центром, ядром и сущностью всего этого. А с другой стороны, была задача сделать какое-то такое невероятное, картинку дать, чтобы коррупция отступала, и идея коррупции отступала. Это была такая большая политическая битва.

Сапрыкин: Впрочем, никто и не скрывал, что на строительстве Олимпиады патронов не жалели. Игры были подготовлены в кратчайшие сроки, в не самом подходящем для зимнего спорта климатическом поясе, для их организации пришлось радикально обновить всю городскую инфраструктуру Сочи и фактически построить несколько городов-спутников. Олимпиада, помимо прочего, служила доказательством того, что Россия способна реализовывать технологические проекты самого высокого уровня – не хуже, чем у других высокоразвитых держав.

Александр Баунов, политолог: Олимпиада должна была быть входным билетом, экзаменом, окончанием некоторого кандидатского стажа. Потому что ну что это? При нормальном политическом развитии – почти итог промежуточной или окончательной путинской эпохи. Да, вот он пришел в страну третьего мира и предъявляет миру страну не стыдную, первого мира, с небоскребами, не знаю, со скоростными поездами, с хорошо одетыми гражданами, опрысканными селективным парфюмом.

07:35 – 13:18 Открытие Олимпиады и взрыв патриотизма

Сапрыкин: Вечером 7 февраля 2014 года на всех центральных телеканалах России в одно и то же время появился ролик «Русская азбука». 11-летняя гимнастка Лиза Темникова из Краснодара произносила буквы русского алфавита и то, что с ними связано в России. За букву М отвечал Малевич, за букву Н – Набоков, за букву Э – Эйзенштейн. В была отдана вертолету Сикорского, Ё – ёжику в тумане. Это было лишь начало грандиозной церемонии открытия Олимпиады, которая представила совершенно неожиданный образ России – страны, где самыми важными и ценными являются не сильная власть и не духовные скрепы, а великая литература, классический балет, русский футуризм и тайные зачарованные сны о России, которые видит девочка Люба. Причем все это было реализовано на высочайшем технологическом уровне и абсолютно безукоризненно с точки зрения организации. Ну разве что одно из олимпийских колец не раскрылось.

Баунов: Во время самой Олимпиады все-таки я помню и различал для себя две радости. Одна была, собственно, радость общенародная по поводу медалей, а другая, отдельная, интеллигентская даже у тех, кто не очень спортивен, и не любит всякие спортивные зрелища, и не любит голы, очки и медали, – это как раз по поводу церемоний, которые были отдельным событием.

Сапрыкин: Олимпиада вызвала невероятный интерес у российских телезрителей. В течение двух недель трансляции из Сочи собирали на центральных телеканалах более трети всех телезрителей. В перерывах между трансляциями зрители смотрели выпуски новостей, где отчеты об олимпийских победах перемежались тревожными репортажами с киевского Майдана. В последние дни Олимпиады Россия вышла на первое место в медальном зачете, и это вызвало невиданный взрыв патриотизма – и рекордный взлет рейтинга Владимира Путина.

Рогов: Тогда мы еще не знали, что в политической судьбе России Олимпиада играет еще одну принципиальную роль, о которой мы не догадывались. Вообще, у таких режимов есть свойство, что уровень лояльности населения к ним прямо пропорционален тому, насколько эти режимы способны удерживать аудиторию возле телевизора. По телевизору не дают разных точек зрения. В нормальной ситуации, демократической, люди перед телевизором сидят и думают: ага, я за этого или за этого? Здесь есть только одна точка зрения. В такой ситуации обыватель тоже имеет право выбора. Он либо остается у телевизора, либо уходит.

Когда он уходит от телевизора, когда ему становятся неинтересны новости, неинтересно всё, что показывают в телевизоре, то рейтинг власти начинает падать, потому что его вовлеченность, его индоктринированность – она снижается, индоктринированность обывателя, и снижается его лояльность режиму.

Если мы посмотрим на время от февраля–марта 2014 года, от начала украинских событий, Крыма и так далее, то мы увидим, что как бы вовлеченность людей в политическую повестку через телевизор возросла так, скачкообразно. Но началось это на Олимпиаде. Телезрителей собрал обратно телевизор на Олимпиаде, и потом их готовеньких пересадили в украинский конфликт.

Сапрыкин: Церемония закрытия Олимпиады началась вечером 23 февраля. За день до этого президент Украины Виктор Янукович бежал из страны, активисты Майдана взяли под контроль основные органы государственной власти, а вечером сотни тысяч киевлян, собравшихся на Майдане Незалежности, провожали в последний путь погибших героев «небесной сотни». В эти же дни начинает разворачиваться спецоперация по присоединению Крыма к России – и перед российскими телезрителями, собравшимися у телеэкранов, чтобы порадоваться победам сборной, тут же начинает разворачиваться еще один грандиозный сюжет – и еще более впечатляющий повод для национальной гордости.

13:18 – 19:00 Была ли Олимпиада упущенным шансом?

Левинсон: Эти победы имеют такой вот очень интересный привкус – мы победили как бы не в том, в чем соревновались. Это очень важно для характера сложившейся ныне концепции российской власти и российской мощи. Этот, можно по-другому сказать, этот ассиметричный ответ.

События, которые шли за Олимпиадой, рифмуются с событиями, которые шли за конкурсом «Евровидение». Ну, первое, что ложится в эту рифму, – тогда рейтинг Путина поднялся до 88%, и теперь он поднялся до 88%, потом еще и выше, но до 88%. И тогда поводом для этого была военная победа. Надеюсь, зрители помнят какая. И теперь поводом для этого была, ну, квазивоенная победа. Победу одержали люди в форме. Военными их старались не называть. Были всяческие эвфемизмы. Они и «человечки», они и «вежливые люди», но так или иначе все в дальнейшем понимали, что это наша военная сила. Только вот опять не такая, какую ждали.

Баунов: Да, и получилось, что действительно люди на вот этом энтузиазме спортивной победы, спортивных побед, оказались способны принять военно-политические победы. Да, подготовились. Но с другой стороны, я думаю... Это я сейчас думаю. А если бы на Олимпиаде были поражения, они бы тоже подготовили людей. Потому что, видимо, люди в принципе к этому были готовы. Ну, сказали бы: неправильно судили. Сказали бы: всё это следствие развала великого советского спорта. А что такое аннексия Крыма по сравнению со спортивными поражениями? Это компенсация, и это демонстрация того, что тогда мы наделали ошибок, развалили великий советский спорт, но вот образумились и смотрите, как это с гагаринскими-то граффити: «Юра, мы всё просрали» и «Юра, мы всё вернем». Да. Вот, собственно, мы всё вернем.

Сапрыкин: Олимпиада в Сочи, которая должна была стать крупнейшим политическим и культурным событием 10-х годов, сегодня оказалась в тени последующих трагических событий. Никто уже не вспоминает про грандиозное открытие, представившее небесную Россию Малевича и Набокова, – его затмил русский мир Стрелкова и Моторолы. Вместо входного билета в клуб мировых высокоразвитых держав мы получили санкции и международную изоляцию.

Баунов: Увы, Олимпиада совершенно не стала вот этим самым входным билетом, и концом кандидатского стажа, и предъявлением вот этой открытой цивилизованной и неужасной России. А она не стала такой как раз именно потому, что совпала с Майданом, стала доказательством того, что как русские не маскируйся, чего они там про себя ни показывай, какие салюты ни запускай, каких пианистов и свою вот эту самую высокую культуру, которую они все время из рукава вытаскивают, ни предъявляй миру, на самом-то деле они вот какие.

Левинсон: В массовом сознании присутствует два таких... Два типа оценок. Их можно связать с оценками труда и с оценками подвига. Поэтому пока Олимпиада была как бы экономическим событием, можно было говорить: сколько вы на нее там потратили? Или сколько вы на нее должны потратить или украсть? О войне разве кто-нибудь спрашивает: сколько стоит война? Даже сколько стоит наша помощь, там… Понятно, что много; ну так настоящая помощь и должна стоить много. И нужно обладать таким вот холодным умом, быть в диссонансе с обществом, чтобы задавать вопросы: а во что нам обходится, там, помощь Донбассу или во что нам обошлась Олимпиада. Ну… Ну, можем. Можем себе позволить – это так называется. Можем себе позволить. Это значит, считать не будем. Можем себе позволить. Позволили.