Кто такой ребенок? В советском обществе на этот вопрос ответ был достаточно простой: дети — это отдельная группа общества, отличающаяся всеми правилами жизни. Это было совершенной аксиомой. Детский мир — это совершенно отдельный мир, в нем действуют принципиально другие законы.

Советский детский стандарт

Стандарт отношения к детям, по всей видимости, сложился в тридцатых годах в результате воспитательных экспериментов советской власти. В двадцатых годах были идеи о том, что дети вообще должны быть отделены от семьи и воспитываться в отдельных фаланстерах, в воспитательных домах и так далее. Потом появилась идея, что нет, семья все-таки нужна. Это будет ячейка общества, и, наверное, в этой ячейке общества будет воспроизводиться в виде детей советский человек.

Это модель разрушилась. Очень сложно сказать, в какой момент она разрушилась, но разрушилась она буквально за несколько недель. Может быть, это был 1988 год, может быть, это был 1989 год, но в определенный момент ребенок, который раньше ходил в красном галстуке с рюкзачком, внезапно превратился в члена общества.

Новый статус детей

Дети — это такая же социальная группа, как пенсионеры, филателисты, работники Генпрокуратуры, предприниматели. По сути, это другие взрослые, и переход из группы в детей в группу взрослых может происходить, а иногда может и не происходить.

Для советского общества сохранение детских ценностей после 18 лет было уродством, девиацией, чем-то на грани психического заболевания. Для современного общества сохранение каких-то детских ценностей, каких-то особенностей детской жизни, принадлежность к какой-либо детской субкультуре до 35 лет — это нормально, жить можно.

Это связано, видимо, с изменением демографической ситуации. Количество детей у советских женщин было на достаточно высоком уровне, более двух. Где-то начиная с 1991 года количество новых детей, которые появлялись в обществе, стало заведомо меньше, причем сильно меньше, раза в три периодически. Мы не можем сказать, каким образом уменьшение количества детей повлияло на изменение их социального статуса в начале девяностых. Видимо, зная, что детей на улицах стало меньше и в будущем их станет еще меньше, общество каким-то образом перестраивает их статус.

С точки зрения социальных ролей самое важно, что получили дети, освободившись от статуса «личинок», — это освобождение от давления со стороны родителей по поводу наследования социальной роли. Конечно, советское общество было чрезвычайно консервативным. Октябрьская революция в русском обществе ничего здесь сильно не изменила, и человек из семьи музыкантов преимущественно старался стать музыкантом, человек из семьи врачей преимущественно становился врачом, а для выходца из рабочей семьи было достаточно разумно, рационально, понятно и естественно идти на завод.

Это давление, которое всякий советский родитель оказывал на своего ребенка в плане наследования социальных ролей, политических позиций, взглядов на мир, отношения к рыбалке, к Великой Отечественной войне, к неграм, к чему угодно, — оно практически прекратилось. В принципе, можно сказать, что родители потеряли интерес к тому, чтобы учить детей жизни. Вот есть точка зрения родителей, есть точка зрения партии и правительства, есть точка зрения интернета, есть точка зрения соседей, а есть точка зрения дяди Васи. Они все более или менее равноправны. Мало того, родитель, который будет заставлять ребенка быть врачом, поскольку он сам врач, с большой вероятностью будет осуждаем обществом.

Конфликт поколений

Важное следствие девяностых — это исчезновение понятия «конфликт поколений». До того его существование было неоспоримым: всякое новое поколение должно не понимать старое. Ничего общего у родителей с их детьми в советском обществе, как ни странно, не было. Государство довольно быстро, еще, наверное, в тридцатые годы отказалось от того, чтобы каким-то образом вмешиваться на какой-то стороне в конфликт поколений и даже сглаживать его. Советские социологи просто говорили: «Ну слушайте, так есть».

До 1995 года конфликт поколений еще каким-то образом существует, потом он куда-то исчезает. Дети начинают интересоваться родительскими занятиями и каким-то образом встраиваться в них. Дети могут быть единомышленниками своих родителей, причем совершенно добровольно, их никто не заставляет. Сейчас норма для детей — это либо участвовать в родительских занятиях, понимать родительские занятия, либо состоять в отношениях нейтралитета с этими занятиями — нейтралитета, который не нарушается обеими сторонами.

Украинский конфликт разделил российские семьи. Мама может быть горячим сторонником аннексии Крыма, папа может быть горячим украинофилом, а дочка может быть глубоко коммунистических убеждений и вообще смотреть на все это как на игры буржуазии. Это не помешает семье поехать в «Ашан» и там нормально, скоординировано работать, семьи не распадаются. Таким образом, конфликта поколений, как ни странно, не происходит.

Детские обязанности

Следует немного поговорить о детских обязанностях, выполнение которых, как я говорил, определяет вхождение в круг признанных детей, детей в законе, уважаемых детей. Они очень разнятся в зависимости от удаленности от крупных городов, в зависимости от социальной страты, к которой принадлежит данная семья, в зависимости от воспитания родителей. Тем не менее они есть, и важная их особенность — они добровольны.

Любопытно, что дети сейчас прекрасно знают, что для того, чтобы к тебе относились как к ребенку, необходимо эти обязанности выполнять. Частный пример — это необходимость общаться с родственниками. Ребенок в советском обществе был обязан общаться с родственниками. Это не обсуждалось. Ребенок отвозился к бабушке, иногда на лето. Отказ от общения с бабушкой был, в общем, потрясением основ. Систематический отказ от общения с бабушкой разрушал семьи. Это было совершенно невозможно. В современном обществе достаточно часто дети вообще не знают о существовании своих родственников. Это вопрос их добровольного интереса к окружающему миру. Количество знаний о родственниках, которым они должны оперировать, никем и никак не регламентировано. Знать ребенок, по сути, должен только отца и мать, все остальное — на усмотрение родителей и ребенка.

Я думаю, что это очень важно на самом деле: понятие семьи в широком смысле слова, которое формируется у нынешних детей, гораздо более размытое. В частности, друзья семьи — это, по сути, ее члены. У каждой маленькой семьи сейчас есть люди, не связанные с ней кровным родством; люди, которые называются друзья. Дети относятся к ним именно как к родственникам.

Еще одно важное следствие из этой свободы выбора круга общения — отсутствие у детей сложных ритуальных обязательств. Должны ли они старшему поколению? Нет, поскольку мы уже показали, что старшее поколение — это вообще предмет, который можно и не видеть. Должны ли они государству? Ребенок в настоящий момент, несмотря на все попытки государства его как-то разглядеть и с ним как-то договориться, игнорирует государство абсолютно полностью. Что мы видим в качестве результатов этой свободы? Мы видим, во-первых, очень высокую адаптированность нынешних детей практически к любым социальным условиям. Дети стали гораздо более гибкими, дети стали гораздо более разнообразными. Если раньше у нас был в голове некоторый образ ребенка определенного возраста, который должен иметь вот такие игрушки, который должен вставать на стульчик и рассказывать определенные стихотворения, который должен уметь читать, писать, в определенный момент рисовать или играть на пианино, кататься на велосипеде — в общем, все, что входит в набор советского счастливого детства, — то сейчас представить себе усредненный образ ребенка девяти лет невозможно: он может быть совершенно каким угодно. Общество меньше детям навязывает определенную возрастную норму. Но у этого есть не только позитивные стороны.

Новые нормы

Все, что я рассказываю, — это не только великие свободы, но и великие проблемы для общества, поскольку общество более взрослых людей мгновенно столкнулось с таким явлением, как инфантилизм. Если в детской группе можно остаться навсегда, есть люди, которые это и сделают.

Конечно, современное общество страшно не любит инфантилизм. Это просто ужас какой-то. «Ему 40 лет, а он до сих пор играет в солдатиков». Ну что это такое? Что с этим поделаешь? Это плоды свободы, которые нужно воспринимать с терпением. Таких людей, судя по всему, будет все больше.

В случае с детьми мы имеем дело с первым поколением людей в этой стране, которые отлично знают, как обращаться с любой техникой. Вы можете провести натурный эксперимент. Вы можете взять пульт управления от практически любого гаджета, дать его ребенку и взрослому человеку. Ребенок в среднем разберется в четыре раза быстрее. Сейчас считается, что дети, в общем, интегрированы в интернет примерно так же, как взрослые. Нет, дорогие товарищи, это совсем не так: дети погружены в интернет на гораздо более глубинном уровне. Уровень их профессионализма в области поиска информации поразительно высок. Как будет выглядеть общество исходно информатизированных людей, сказать сложно, но совершенно очевидно, что это общество будет сильно отличаться по информационной гибкости по отношению к тому обществу, которое мы имеем сейчас.

Уже сейчас видно, что возможность сделать сколь угодно глубокую информационную справку за 15 минут довольно сильно гасит информационные конфликты. В интернете уже достаточно сложно врать и выдумывать — тебя немедленно опровергнут дети пятнадцати лет, которые сидят где-то на форумах. Они понимают, что всякая информация проверяема. Общество с большим естественным уровнем честности, в котором нельзя врать ровно потому, что проверят, — это интересное общество. Это общество, в котором наши дети сейчас живут и будут продолжать жить, и это общество потихонечку будет становиться обществом взрослых.

Дети создают собственные семьи, когда вырастают. Здесь есть существенные перемены. Во-первых, дети, в отличие от взрослых, уже практически нормой считают пробный брак. Дети начинают выстраивать отношения с другим полом или со своим (это не очень важно) лет в 13–14.

Мы не очень понимаем, будет ли в ближайшие десятилетия существовать какая-либо норма взросления. Раньше норма взросления существовала. Берешь какой-нибудь трехтомник плохого советского писателя: «Детство», потом «Юность». У нас второго тома «Юность» теперь нет. У нас, кажется, есть какие-то молодые люди, которые перестали быть детьми и немедленно стали взрослыми.

Время детской свободы

Несмотря на то что мы переняли вполне себе североевропейскую модель взаимоотношений с детьми, все, о чем я рассказываю, в Северной Европе проходило в восьмидесятых-девяностых годах, и в этом смысле, конечно, наших детей мы теперь не в капусте находим, а просто покупаем в «Икее». По крайней мере, норму отношения к детям мы покупаем в «Икее» вместе с той мебелью, за которой эти дети должны расти. Это общество характерно тем, что дети долго учатся и долго пребывают в детском статусе.

Раньше к детям относились более или менее одинаково, существовала некоторая общепринятая норма. Можно было пойти в «Детский мир» и купить атрибуты детства за известную сумму, которая была посильна, в общем, всякому советскому человеку. Сейчас вариантов детства может быть очень много и они очень разнообразны. Например, появился феномен религиозной семьи с большим количеством детей, которая не дублирует советское отношение к семьям, а пытается изобрести специальную традиционную русскую семью. Существуют семьи принципиально многодетные, которые при этом не имеют религиозной нормы образования. Во многом российское общество прекрасно именно этим — тем, что оно от детей, в сущности, отстало. Это первый, видимо, длительный период в российской истории, когда от такого уязвимого, такого тяжелого и такого сложного куска общества, как дети, наконец отвязались почти все. Мне это очень нравится, но, по всей видимости, счастье не бесконечно: общество не любит свободных детей. Оно, в общем, понимает, чем ему опасны эти свободы.

Наверняка общество в ближайшие годы будет ужесточать отношение к детям. Административный класс, чиновники и владельцы состояний, особенно неумные, настаивают на том, что дети должны наследовать их образ жизни и их ценности. Эти трагедии сейчас под спудом, но в дальнейшем они будут вылезать в большем количестве, а общество будет искать способ общего усиления давления на детей и, с его точки зрения, нормализации детства.