Для формирования национальной идентичности чрезвычайно существенна ее проекция на идентичности чужие. Специально для ОУ историк культуры Ян Левченко вспомнил, каким представал образ иностранца (= Чужого) в советском массовом сознании, формируемом в первую очередь кинематографом.
«Цирк» (1936, режиссер Григорий Александров)
Закрутившая роман с русским акробатом американская цирковая дива Мэрион Диксон остается в СССР, несмотря на инсинуации ее демонического импресарио фон Кнейшица. Диксон в исполнении Любови Орловой далеко не карикатурна и уж точно профессиональна; она может научить советских циркачей той эстетике, о которой они лишь стеснительно мечтали. Кордебалет «девушек Тиллера», бегущие лампочки, фаллические пушки, громокипящее стремление вверх, все выше и выше вслед за летчиками (секс-символами страны Советов) — готовность догнать и перегнать американский мюзикл складывается в лебединую песню «дружбы народов», которая уже через пару лет резко завершится возгонкой ксенофобских настроений. Впрочем, при желании картине Александрова легко впаять «арийскую» линию. Несмотря на экзотический бонус в лице сына-мулата, артистка Диксон оказывается востребована в СССР именно как «ласковая блондинка», сменившая парик «женщины-вамп» и цирковое трико на белую физкультурную униформу и место среди мускулистых людей «безупречной» славянской внешности.
«Здравствуйте, дети!» (1962, режиссер Марк Донской)
Оттепельный фильм о подростках, иллюстрирующий возрождение дискурса дружбы в советской культуре после смерти Сталина и конца людоедской эпохи. На титрах звучат бравурные стихи: «Дети Турина, ребята Берлина, веселые дети Москвы и Пекина, печальные дети рассветной страны — живые цветы под косою войны». Последняя строчка относится к больной японской девочке, приехавшей в советский лагерь на Черном море и встретившей там друзей со всего света. Несмотря на обилие штампов и отражение стереотипных национальных репутаций, в картине поднимаются важные вопросы. Самый главный из них — могут ли люди из разных, в том числе недавно враждовавших стран найти в себе ресурс взаимопонимания. В соответствии с не теряющей актуальности повесткой наименее симпатичный герой картины — белый американец, но и того встреча с японкой Инеко делает другим (без пяти минут советским) человеком. В картине, среди прочего, есть эпизод, где погибшие на войне отцы мальчиков Альбрехта и Вани снятся им одновременно, являясь в палату лагеря, чтобы погладить по голове сыновей. Если нацистский и советский солдаты в полной униформе занимаются в советском фильме такими вещами, значит, новые времена действительно наступили.
«Осенний марафон» (1979, режиссер Георгий Данелия)
Иностранец как гротескный чудак — типичный персонаж советского кино, начиная с эксцентрической комедии Льва Кулешова «Необычайные приключения мистера Веста в стране большевиков» (1924). Датский профессор-славист Билл Хансен, с которым главный герой фильма — замученный жизнью переводчик Бузыкин — работает в качестве редактора, цитирует круглые очки своего предшественника и его неготовность к советской действительности. Только эпоха «развитого застоя» не богата контрастами, приглушена и неочевидна. Иностранцу, правда, хватает и этого. Хансен робко осваивает нюансы русского языка и не в силах сопротивляться напору соседа Бузыкина, пролетария Василия Игнатьевича, зашедшего с поллитрой «на огонек». В итоге профессор попадает в вытрезвитель — его налаженный ритм жизни летит ко всем чертям под напором всепобеждающей иррациональности простого советского сантехника. Кстати, в ватнике, подаренном собутыльником, Хансен временно лишается охранной грамоты «интуриста» — его не узнает даже администратор гостиницы, где он живет уже не первую неделю. Траектория такого «неузнавания» в режимном советском социуме могла завести иностранца далеко, что с успехом начало освещать кино эпохи перестройки и первых постсоветских лет.
«Мираж» (1983, режиссер Алоиз Бренч)
Самый западный режиссер, имевший советское гражданство, латыш Алоиз Бренч только и делал, что испытывал терпение начальства. Апогея эти действия достигли в экранизации детектива Джеймса Хедли Чейза «Весь мир в кармане», чьи романы — во многом благодаря культу этого сериала — в эпоху перестройки сделаются символом «бульварной революции» советского книжного рынка. Фильм снят на излете самой унылой стадии советской стагнации, поэтому герои Чейза, по роману являющиеся обыкновенными мазуриками, получают ходульные пропагандистские биографии: девушка Джини, придумавшая сюжет похищения инкассаторского фургона, вынуждена заниматься проституцией, пьяница Блэк, оказывается, служил во Вьетнаме и отравился газами, боксер-неудачник Китсон дерется на ринге, чтобы отомстить за разоренную семью, и т. п. Зрителю было не до идеологии — сериал вызывал восторг. Даже автомашина «Нива», замаскированная под бронированный внедорожник, не могла поколебать веру в этих классных ребят, хотя бы в экранной реальности пользующих все блага капитализма от эротических журналов до газировки «Доктор Пеппер», ставшей в переводе сортом американского пива. Иностранцы выглядели вполне романтично — из последних сил хорошо одетыми, любящими деньги, но печальными неудачниками.
«Плащ Казановы» (режиссер Александр Галин, 1993)
Один из «пороговых» фильмов, запущенный как советский, а выпущенный как российский, отражает кратковременный период «низкопоклонства перед Западом», который любят либералы и с подозрительным остервенением ругают давно всех победившие консерваторы. Если в «Осеннем марафоне» симпатичный интеллигент Бузыкин душевно принимал на своей неприветливой родине датского коллегу, то здесь рафинированная интеллигентка с потусторонним именем Хлоя сама едет в составе советской делегации в чудесную Италию, где встречает свою любовь — профессионального альфонса Лоренцо, чья душевность измеряется исключительно размером вознаграждения. Несмотря на то что главный конфликт может быть прочитан в обличительном ключе как столкновение чистого человека с миром буржуазного цинизма, все прочие представители профсоюзной делегации выглядят настоящими дикарями, вторгшимися в мир воспитанных цивилизованных людей. Иностранцы в кино распада СССР — это люди, на которых, собственно, вся надежда. Ибо стоит пережить боль встречи с собственным уродством, чтобы начать трудный путь к цивилизации, которая в течение всей послевоенной истории ассоциировалась с заграницей. На этом убеждении постсоветский кинематограф прожил еще около десяти лет, пока Россия не научилась безоглядно гордиться собой.
Фотография на обложке: Кадр из фильма «Осенний марафон» (1979, режиссер Георгий Данелия)