Становление: 1987–1994 годы

Создание банковской системы современной России стало одним из результатов тектонических потрясений, пережитых страной на рубеже 1980–1990-х годов. Вспоминаю лето 1987 года, когда на меня, научного сотрудника Всесоюзного энергетического института имени Ленина, как и на всю читающую публику, эффект разорвавшейся бомбы произвела статья Николая Шмелева «Авансы и долги» в июньском номере журнала «Новый мир». Считаю, что именно с нее началась революция в умах. Более того, некоторые интерпретаторы исторических событий уверены: началом перестройки надо считать не приход к власти М. С. Горбачева, а эту статью, ставшую, по сути дела, первым курсом шоковой терапии. Ее взахлеб читали повсюду — в метро и трамваях, о ней спорили в курилках НИИ и в коридорах ЦК.

Для людей младших поколений сообщу, что во времена горбачевской перестройки тираж «Нового мира» достигал 2,7 млн экземпляров! Сейчас 10–15 самых популярных ежедневных изданий вряд ли сообща смогут достичь такой планки. Статья дополнительно тиражировались и на ставших тогда доступными для «простых трудящихся» ксероксах.

Едва ли не главная ее мысль была сформулирована уже в первых фразах: «Состояние нашей экономики не удовлетворяет никого. Два ее центральных, встроенных, так сказать, дефекта — монополия производителя в условиях всеобщего дефицита и незаинтересованность предприятий в научно-техническом прогрессе… Слишком долго господствовал в нашем хозяйстве приказ вместо рубля… В результате мы имеем экономику дефицитную, несбалансированную фактически по всем статьям и во многом неуправляемую».

Чтобы изменить ситуацию, нужно было дать людям определенную степень экономической свободы. Как это сделать, не прибегая к ломке идеологической системы? Ведь об изменении этой святая святых тогда и не помышляли. Во властных коридорах родилась идея стимулировать молодежь — как более активную и наименее зашоренную часть общества — к тому, чтобы она самостоятельно занялась разработкой и реализацией значимых экономических проектов.

Первоначальный молодежный капитал рос как на дрожжах. Его нужно было куда-то вкладывать.

В марте 1987 года появилось совместное Постановление Совета министров СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ «Об образовании единой общегосударственной системы научно-технического творчества молодежи» № 321. Оно открыло простор для комсомольского бизнеса в форме центров научно-технического творчества молодежи (НТТМ), которые начали повсеместно создаваться при райкомах комсомола. К 1990 году их уже было более 600. Они пользовались небывалыми льготами, в частности были освобождены от налогов. Центры определили лицо нынешнего российского капитализма, дали путевку в жизнь большинству тех, кого принято называть олигархами.

Наиболее сметливые и некоторые наименее совестливые комсомольские функционеры быстро сообразили, что НТТМ — идеальный способ перекачки денег из государственного кармана в собственный. Вскоре некоторые центры отошли от первоначально заданной им ориентации, устремились в торговое посредничество, перепродажу сырья, закупленного по госцене, торговлю приобретенными на Западе подержанными компьютерами, приносившую баснословные прибыли. Первоначальный молодежный капитал рос как на дрожжах. Его нужно было куда-то вкладывать.

Страна отчаянно нуждалась в новой системе кредитных учреждений. Здоровые финансы всегда были и остаются основой всякой здоровой экономики, писал в своей работе Шмелев. И наоборот, в кризисных условиях именно финансы являются той сферой, где симптомы болезни проявляются раньше всего и с наибольшей силой. Обосновывая необходимость финансовой реформы, экономист указывал на дефекты существовавшей финансовой системы: колоссальный отложенный спрос населения, дыры в бюджете по разным статьям доходов, инфляционные методы финансирования вроде включения в бюджет доходов от еще не проданной продукции, фактическое превращение кредита в безвозвратное финансирование и т. п.

И все это — на фоне непонимания верхами важности финансовой сферы. Проблемы бюджета руководители государства обсуждали гораздо реже, чем, скажем, вопросы животноводства. Руководители отраслей видели в финансах лишь скучную бухгалтерию, хотя на словах признавали ее необходимость. Реальные данные о состоянии бюджета, валютных резервах, внешнем долге, платежном балансе были доступны узкому кругу избранных, многие из которых не могли их оценить — не хватало компетентности.

Первые кооперативные и коммерческие банки

Первый толчок к созданию новой финансовой системы дало принятие 26 мая 1988 года закона «О кооперации в СССР» № 8998-XI. Он открыл дорогу экспансии частного сектора в советской экономике, разрешил создание кооперативных — читай «частных» — банков. Закон оставался единственной правовой основой для возникновения банков до вступления в силу в 1990 году союзного и российского законов «О банках и банковской деятельности» и закона «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)».

Первым, 24 августа 1988 года, был организован кооперативный «Союз-банк» в Чимкенте (Казахстан), просуществовавший 7 лет, два дня спустя — кооперативный банк «Патент» в Ленинграде (с 1991 года он называется «Викинг» и работает по сей день). До конца 1988 года в Москве было создано 11 банков, в Баку — 5, в Ленинграде — 3, в Риге и Ереване — по 2, еще в 18 городах — по одному, всего в России — 25, а в СССР — 41 банк.

Обычно банки возникали как дочерние структуры предприятий. Например, банк «МЕНАТЕП» появился на базе одного из московских НТТМ. Руководители центра обратились в «Жилсоцбанк» СССР с просьбой о кредите, но им отказали, сославшись на то, что дать кредит центру творчества не имеют права, а банку — пожалуйста. Поэтому «МЕНАТЕП» сначала был зарегистрирован как «подсобное хозяйство» НТТМ для беспрепятственного получения кредитов.

В стране стремительно увеличивалось число предприятий и организаций, которые нуждались в банковском обслуживании. Первоначально была надежда, что партнерские отношения с рыночными структурами смогут организовать созданные в 1987 году пять государственных специализированных банков («Промстройбанк», «Внешторгбанк», «Сбербанк», «Агропромбанк» и «Жилсоцбанк»), но она не оправдалась. Клиенты были по-прежнему жестко закреплены за банком (закрепощены), кредитные ресурсы лимитировались, отсутствовала состязательность в работе банков. Явно требовалась коммерциализация банковской сферы. Но к пониманию этого пришли только после того, как убедились, что иного выхода для ослабления монополизма и развития конкуренции в банковском деле нет.

Первым, 24 августа 1988 года, был организован кооперативный «Союз-банк» в Чимкенте (Казахстан), просуществовавший 7 лет, два дня спустя — кооперативный банк «Патент» в Ленинграде (с 1991 года он называется «Викинг» и работает по сей день).

Стали создавать паевые, а затем и акционерные коммерческие банки, причем сначала на средства самих участников рыночных отношений. В. С. Захаров, тогда заместитель председателя Госбанка СССР, вспоминал, что, кроме хозяйствующих субъектов, учредителями банков были: госуниверситет и театр оперы и балета «Ванемуйне» — в «Тартуском коммерческом банке»; Московский институт народного хозяйства имени Плеханова, Всесоюзное общество «Знание», «Литературная газета», «Известия» и Кредитно-финансовый научно-исследовательский институт банков — в «Инкомбанке-Интерзнание» (так первоначально назывался «Инкомбанк»); Фонд мира, Общество Красного Креста и Фонд здоровья и милосердия — в «Автобанке». Первым банком, созданным общественной организацией, стал «Молодежный коммерческий банк» ЦК ВЛКСМ. Тогда кредитные организации еще не были обязаны получать банковские лицензии. Учредители банков разрабатывали свой устав на основе типового устава Госбанка и представляли бизнес-план, который доказывал, что банк сможет показать прибыль уже через год деятельности. После чего банк регистрировался подписью заместителя председателя правления Госбанка.

Принятые в 1990 году союзный и российский законы «О банках и банковской деятельности» запретили советам народных депутатов и их исполнительным органам, политическим организациям, специализированным общественным фондам, включая благотворительные, учреждать коммерческие банки. Но эта запретительная норма не пошла на пользу в условиях, когда не хватало средств на формирование уставных фондов, поэтому ее отменили. Был принят во внимание и зарубежный опыт: муниципальные банки успешно действовали во многих странах и приносили пользу экономике и людям.

Встречались и экзотические предложения. Так, писатель Эдуард Успенский предложил создать Всесоюзный детский банк, в который школьники могли бы вносить деньги, заработанные на сборе металлолома, макулатуры или полевых работах. И сами бы решали, куда направить средства: на строительство Дома пионеров на БАМе или на приобретение полиграфической техники для детского издательства.

К апрелю 1990 года в СССР были зарегистрированы 91 кооперативный и 170 коммерческих банков. 68 коммерческих банков позиционировали себя как региональные, 70 — отраслевые, 5 — межотраслевые, 19 — инновационные. По четыре банка создали межотраслевые государственные объединения и общественные организации.

Центральный банк России поставил задачу срочно преобразовать специализированные банки. В июле 1990 года было принято решение об их акционировании, и в течение нескольких месяцев их филиалы были реорганизованы в коммерческие банки. Политика Центробанка была направлена на увеличение количества кредитных организаций, регистрировалось по 50 банков в день. Это был бум создания коммерческих банков. К концу 1990 года их уже насчитывалось 986, более половины из них — реорганизованные филиалы спецбанков.

Руководителями банков зачастую становились люди, далекие от банковского дела, — просто не было подготовленных кадров. Эта сфера привлекала молодых, энергичных людей, склонных к предпринимательской деятельности.

Личный опыт: как физик стал банкиром

Мне, как и многим моим будущим коллегам, поначалу карьера банкира и не снилась. По своему первому образованию я физик, окончил физфак МГУ и защитил диссертацию по физике плазмы. 11 лет работал научным сотрудником и получил второе, юридическое, образование.

В начале 1990 года начальник Главного управления по науке и технике Мосгорисполкома В. П. Евтушенков предложил мне заняться созданием «Банка развития науки и технологии» (позднее названного «Технобанк»), который специализировался бы на научно-технических разработках. Он одним из первых понял значимость банка в развитии коммерческой деятельности, инициировал создание «Инкомбанка», но для него это был неудачный опыт. Вот тогда он и решил, что нужен подконтрольный главку банк, и обратился ко мне.

Почему именно ко мне? Видимо, потому что я имел успешный опыт создания в Москве при райисполкомах 24 районных научно-технических управлений (вместо изначально запланированных шести экспериментальных). В условиях планового хозяйства потребовалась межведомственная структура, которая связывала бы предприятия разных ведомств. Тогда я работал начальником управления межотраслевой кооперации при этом главке по науке и технике и возглавил созданную сеть. Работа меня вполне устраивала, поэтому я воспринял предложение относительно банка как неудачную шутку. Но начальство решило, что если я оперативно и юридически безупречно создал такую сеть, то и с банком справлюсь. Речь шла о коммерческом, а не о кооперативном банке, поскольку я работал в крупной госструктуре.

Когда я принес в Госбанк документы для регистрации, мне сказали, что председатель правления банка должен иметь банковский опыт, поэтому нужно найти на эту должность профессионала, а самому стать его замом. Дело в том, что как раз в то время произошел неприятный инцидент. Несколько банков выдали гарантийные обязательства, под которые частные фирмы за рубежом получили кредиты, потом эти гарантии были предъявлены к оплате государству: дескать, у вас государственная банковская система. Руководители Госбанка были напуганы и настороженно относились к «чужакам», хотя эти аферы провели именно профессионалы. Я твердо ответил, что замом ни к кому не пойду и рекомендаций предъявить не могу, так как меня в банковской системе никто не знает. После некоторого замешательства заместитель председателя Госбанка В. С. Захаров документы все же подписал со словами: если кандидат физматнаук разобрался в физике плазмы, то и в банковском деле разберется. Было это 14 апреля 1990 года.

И сразу возникла главная проблема: где взять средства? Учредителями банка были Фонд развития науки и технологий при Мосгорисполкоме, несколько НИИ и научно-производственных объединений, но денег у них было крайне мало, хотя они все же внесли свой вклад в уставный капитал. Надежда была на государственные предприятия, которые уже получили некоторую самостоятельность.

Министерства, ведомства, госпредприятия имели бюджетное финансирование, но не имели права по своему усмотрению использовать бюджетные средства. Они были жестко регламентированы, но приобретали иной правовой статус, как только выделялись кооперативам, НТТМ, банкам. Предприятие, став учредителем банка, перечисляло туда средства, что не запрещалось законом, и могло использовать их уже по усмотрению руководителей предприятия. Они направляли средства на развитие кооперативов, строительных организаций, концернов и т. п. Такая возможность изменения режима использования государственных финансов дала толчок развитию — к сожалению, не только в прогрессивном, но и в криминальном направлении…

На раскрытии позитивных возможностей этих «секретов» я построил аргументацию при обработке будущих учредителей: если вы войдете в капитал нашего банка, мы поможем в решении ваших отраслевых задач, более того, позволим эффективно использовать ваши финансовые ресурсы. Если будут нужны деньги на какую-нибудь разработку, то не потребуется посылать в Госплан заявку на финансирование, ждать утверждения плана — на хозрасчетной основе задача решается гораздо быстрее. Некоторые предприятия, согласившиеся с моим предложением, денег так и не дали. Другие перечисляли по 100–200 тыс. рублей, а иногда и более крупные суммы.

Наш банк начал обслуживать клиентов уже в конце мая 1990 года, в штате были две сотрудницы. Нам быстро открыли корсчет. Тогда все делалось достаточно быстро. Был короткий период, когда бюрократия была сведена к минимуму. Чиновники растерялись, не понимали, что творится, еще не осознали своего положения в новой структуре и не сообразили, где могут получать свою выгоду. Была установлена планка минимального размера уставного капитала: для кооперативных банков — 500 тыс. рублей, для коммерческих — 5 млн, хотя между ними не было никакой разницы. Мы объявили капитал в 5 млн рублей, так как регистрировались как коммерческий банк, а фактически имели на момент регистрации только 1 млн. Условия были весьма либеральные: достаточно было при регистрации объявить требуемый уровень, а достигать его можно было в течение года.

После некоторого замешательства заместитель председателя Госбанка В. С. Захаров документы все же подписал со словами: если кандидат физматнаук разобрался в физике плазмы, то и в банковском деле разберется. Было это 14 апреля 1990 года.

В июне 1990 года банк выдал первый кредит в размере 100 тыс. рублей — предпринимателю на покупку грузовиков, сроком на три месяца и фактически под честное слово. К счастью, он свои обязательства выполнил, мы получили первый доход — 15 тыс. рублей. Из него я выплатил зарплату сотрудникам, которые несколько месяцев ее не получали. Я не считал возможным платить зарплату из уставного капитала, который воспринимал как чужие деньги, а других средств не было. Это неправильно. Но у меня было чересчур болезненное отношение к обязательствам: если потрачу уставные средства и не получу прибыль — как буду отчитываться? Хотя никто из учредителей уставный капитал не изымает. Через полгода у банка было уже около 100 клиентов. Некоторые вносили крупные суммы и быстро их забирали. Другие открывали почти нулевые счета, копеечные остатки на которых прибыли не давали.

Время было интересное и удивительно нелепое. Так, с конца 1988 по 1990 год налога на прибыль от банковской деятельности не существовало. Потом государство попыталось взять его задним числом, что было юридической дикостью. Когда я приходил к потенциальному клиенту или потенциальному пайщику и начинал объяснять, что такое банк, он не понимал, о чем речь: «Мы же имеем где-то счет, зачем нам банк?» Директор даже не знал, где именно! Я объяснял, что вопрос не только в кредите, вашей организации необходимо обслуживание и в рублях, и в валюте, банк может обеспечить финансовый консалтинг. У людей были такие глаза, что я осознавал: я не самый «дремучий» человек в этой области, и постепенно стал ощущать себя профессионалом, правда, испытывал некоторый комплекс неполноценности в присутствии тех коллег, которые уже проработали в банковской системе несколько лет. В коммерческие банки пришли бывшие сотрудники финансовых китов: «Внешторгбанка», «Сбербанка», других спецбанков и совзагранбанков. Вместе с тем ощущалось, что у «новых» банкиров есть явное преимущество — незашоренность.

Впрочем, используя эту незашоренность, некоторые искали хитрые, незаконные финансовые схемы. Я был воспитан иначе, считал, что мне доверены большие деньги, и я не вправе злоупотребить этим доверием. Конечно, я знал, что руководители предприятий не особенно беспокоились о положенных в банк деньгах, но все равно чувствовал себя перед ними ответственным за их деньги. Подобные психологические факторы сильно меня сдерживали и мешали «творческому» развитию бизнеса.

В 1991 году в «Технобанке» появились «ходоки», которые предлагали мне различные хитроумные сделки типа «дай кредит — получишь откат». Я спрашивал их: «Вы всерьез считаете, что я буду воровать у собственного банка деньги ради того, чтобы часть их нелегально положить себе в карман?» Посещения были настолько систематическими, что я распознавал их сразу и прощался после первых слов приветствия. В результате примерно с середины 1993 года мне перестали предлагать подобные «лакомства». Правда, периодически я получал сигналы, что кто-то из персонала делал попытки получить «вознаграждение». Но мы организовали такую систему «фильтрации кадров», что, как только поступал подобный сигнал, провинившийся увольнялся по собственному желанию — быстро и тихо, не пытаясь спорить. Установка при приеме на работу была однозначной: «Мы создали банк, который должен существовать сотни лет и работать на развитие. Мы верим в перспективу банковской системы и банковского рынка».

К сожалению, я ошибся в прогнозе, переоценил реформы и искренность стремления к цивилизованному рынку. Не стоило верить в то, что российский финансовый рынок цивилизуется быстро, и рассчитывать на то, что, работая по легитимным схемам, можно быть конкурентоспособным и устоять на рынке. Оказалось, что наша политика не заниматься «левыми» схемами, не участвовать в выводе денег за рубежи т. п. не является панацеей от краха. «Технобанк» на себе испытал эту горькую правду российского бизнеса, когда в 2000 году лишился лицензии.

Кто-то может упрекнуть меня в том, что на последнем этапе я оперативно не управлял банком. В 1997 году я возглавил совет директоров, а в 1998 году ушел из «Технобанка» в аппарат правительства советником Е. М. Примакова. При этом ни рубля из уставного капитала не взял, хотя 70–80 % всех своих заработков аккумулировал в нем. К моменту банкротства банка я имел долю до 10–15 % и действительно мог управлять процессом, потому что остальные доли были раздроблены. Если бы я изъял свою долю в 1998 году, банк тут же бы рухнул. Но тогда я не смог бы смотреть в глаза моим бывшим сотрудникам и акционерам.

<…>

Фотография на обложке:
Кооперативный банк «Двина» , 1989 год
А. Церлюкевич / ТАСС