О принципе полезности

I.

Природа поставила человечество под управление двух верховных властителей — страдания и удовольствия. Им одним предоставлено определять, что мы можем делать, и указывать, что мы должны делать. К их престолу привязаны, с одной стороны, образчик хорошего и дурного и, с другой, цель причин и действий. Они управляют нами во всем, что мы делаем: всякое усилие, которое мы можем сделать, чтобы отвергнуть это подданство, послужит только к тому, чтобы доказать и подтвердить его. На словах человек может претендовать на отрицание их могущества, но в действительности он всегда останется подчинен им. Принцип полезности признает это подчинение и берет его в основание той системы, цель которой — возвести здание счастья руками разума и закона. Системы, которые подвергают его сомнению, занимаются звуками вместо смысла, капризом вместо разума, мраком вместо света. Но довольно метафор и декламации — нравственная наука должна быть совершенствуема не такими средствами.

II.

Принцип полезности есть основание настоящего труда, поэтому будет нелишним в самом начале дать точный и определенный отчет о том, что понимается здесь под этим принципом. Под принципом полезности понимается тот принцип, который одобряет или не одобряет какое бы то ни было действие, смотря по тому, имеет ли оно (как нам кажется) стремление увеличить или уменьшить счастье той стороны, об интересе которой идет дело, или, говоря то же самое другими словами, содействовать или препятствовать этому счастью. Я говорю: какое бы то ни было действие, и потому говорю не только о всяком действии частного лица, но и о всякой мере правительства.

III.

Под полезностью понимается то свойство предмета, по которому он имеет стремление приносить благодеяние, выгоду, удовольствие, добро или счастье (все это в настоящем случае сводится к одному), предупреждать вред, страдание, зло или несчастье той стороны, об интересе которой идет речь: если эта сторона есть целое общество, то счастье общества; если это отдельное лицо, то счастье этого отдельного лица.

IV.

Интерес общества есть одно из самых общих выражений, какие только встречаются во фразеологии нравственного учения: неудивительно, что смысл его часто теряется. Когда это слово имеет смысл, он таков. Общество есть искусственное тело, состоящее из индивидуальных лиц, которые рассматриваются как составляющие его члены. Что же такое есть в этом случае интерес общества? Сумма интересов отдельных членов, составляющих его.

V.

Напрасно толковать об интересе общества, не понимая, что такое интерес отдельного лица. Известная вещь может содействовать интересу или быть в интересах отдельного лица тогда, когда она стремится увеличить целую сумму его удовольствий или, что одно и то же, уменьшить целую сумму его страданий.

VI.

Поэтому известное действие может называться сообразным с принципом полезности (относительно целого общества), когда его стремление увеличить счастье общества больше, чем стремление уменьшить его.

VII.

Известная мера правительства (это только особенный род действия, совершаемого частным лицом или лицами) может быть названа сообразной с принципом полезности или внушенной этим принципом, когда таким же образом стремление этой меры увеличить счастье общества бывает больше, чем ее стремление уменьшить это счастье.

VIII.

Когда человек полагает, что известное действие или, в частности, мера правительства сообразны с принципом полезности, то, для удобства речи, возможно предположить род закона или правила, называемого законом или правилом полезности, и говорить об этом действии как сообразном с этим законом или правилом.

IX.

Известный человек может быть назван последователем принципа полезности, когда одобрение или неодобрение им какого-нибудь действия или меры определяются и соразмеряются тем стремлением, какое он предполагает в них к увеличению или уменьшению счастья общества, или, другими словами, когда его одобрение или неодобрение определяются сообразностью или несообразностью этих действий с законами или правилами полезности.

Х.

О действии, сообразном с принципом полезности, всегда можно сказать: или что оно таково, что должно быть осуществлено, или, по крайней мере, что оно не таково, что не должно быть осуществлено. Можно также сказать, что хорошо было бы его сделать или, по крайней мере, неплохо было бы, если бы оно было сделано; что это хорошее действие или, по крайней мере, что это не плохое действие. Объясняемые таким образом, слова «должно», «хороший», «плохой» и другие подобные слова имеют смысл; если они объясняются иначе, они не имеют смысла.

XI.

Была ли когда-нибудь формально оспариваема верность этого принципа? Могло бы казаться, что была — теми, кто не знает, что они говорят. Возможно ли для этого принципа какое-нибудь прямое доказательство? Могло бы казаться, что нет, так как то, что служит для доказательства чего-нибудь другого, само не может быть доказываемо: цепь доказательств должна где-нибудь иметь свое начало. Давать такое доказательство невозможно, да и не нужно.

XII.

Но, впрочем, нет также или даже не было живого человеческого существа, как бы оно ни было тупо или извращено, которое бы не ссылалось на принцип полезности во многих и, может быть, в большей части случаев своей жизни.

Возможно ли человеку двинуть землю? Да; но сначала он должен найти другую землю, на которой бы он мог стать.

По естественному устройству человеческой природы люди в большей части своей жизни вообще не думая принимают этот принцип, если не для определения своих собственных действий, то по крайней мере для суждения о своих действиях и действиях других людей. В то же самое время было, вероятно, не много людей, даже из самых умных, которые были расположены принимать этот принцип во всей его чистоте и без ограничений. Мало даже таких людей, которые бы не воспользовались тем или другим случаем спорить против этого принципа: или потому что они не всегда понимали, как прилагать его, или вследствие того или другого предрассудка, по которому они боялись исследовать его или не могли разделять его. Потому что люди сделаны из такого вещества, что в вопросах принципов и в практических делах, на истинном или ложном пути, самое редкое из человеческих качеств есть последовательность.

XIII.

Когда человек хочет опровергать принцип пользы, то свои доводы для этого он, сам того не сознавая, извлекает из этого же самого принципа. Его аргументы, если они доказывают что-нибудь, доказывают не то, что принцип плох, но что, сообразно с предполагаемыми им приложениями, он плохо применен. Возможно ли человеку двинуть землю? Да; но сначала он должен найти другую землю, на которой бы он мог стать.

XIV.

Опровергать правильность этого принципа аргументами невозможно; но по тем причинам, какие были упомянуты, или по каким-нибудь смутным или пристрастным понятиям о нем иной человек может не находить его себе по вкусу. В этом случае, если человек находит установление своих мнений о таком предмете стоящим хлопот, пусть он идет следующими ступенями, и наконец он, может быть, помирится с ним.

1. Пусть он решит для себя, желал ли бы он отвергнуть этот принцип совершенно; если так, пусть он рассмотрит: к чему могут привести его рассуждения (особенно в вопросах политических)?

2. Если желает, пусть он решит для себя: желал ли бы он рассуждать и действовать без всякого принципа, или нет ли другого принципа, по которому бы он хотел рассуждать и действовать?

3. Если есть, пусть он рассудит и решит для себя: есть ли этот, будто бы им найденный, принцип в самом деле какой-нибудь особый понятный принцип или не есть ли это принцип только на словах, род фразы, которая, в сущности, выражает не более не менее как подтверждение его собственных лишенных основания мнений; т. е. то, что в другом человеке он был бы способен назвать капризом?

4. Если он склонен думать, что его собственное одобрение или неодобрение, привязанное к идее какого-нибудь действия, без всякого отношения к его последствиям, есть достаточное основание для его суждений и действий — пусть он спросит себя: может ли быть его мнение стандартом хорошего и плохого относительно всякого другого человека, или мнение всякого другого человека имеет ту же привилегию быть таким стандартом для себя.

5. В первом случае пусть он спросит себя: не есть ли его принцип деспотический и враждебный всему остальному человеческому роду?

6. Во втором случае — не есть ли это принцип анархический или не будет ли на этом основании столько же различных стандартов хорошего и плохого, сколько есть людей? Или, даже для одного и того же человека, не может ли одна и та же вещь быть хорошей сегодня и быть плохой (без малейшей перемены в своих свойствах) завтра? Или не будет ли одна и та же вещь хорошей и плохой на одном и том же месте и в одно и то же время? И, в обоих случаях, не придут ли все аргументы к концу? И если два человека сказали «мне нравится это» и «мне это не нравится», есть ли им (по такому принципу) что-нибудь еще сказать друг другу?

7. Если бы он сказал себе — нет: потому что мнение, которое он предлагает как стандарт, должно быть основано на размышлении, — пусть он скажет, при каких обстоятельствах это размышление должно изменить свой ход. Если при обстоятельствах, имеющих отношение к полезности действия, тогда пусть он скажет: не значит ли это изменять своему собственному принципу и искать помощи у того же, против чего он выставляет свой принцип; если же размышление зависит не от этих обстоятельств, то от каких же других?

8. Если он хочет пойти на сделку и принять одну долю своего принципа и одну долю принципа полезности, пусть он скажет: в какой степени он хочет принять их?

9. Если он решил для себя, где он остановится, пусть он спросит себя: как он оправдывает себе принятие его до этой степени и почему он не хочет принимать его дальше?

10. Допустив, что какой-нибудь другой принцип, кроме принципа полезности, есть истинный принцип, которому человек справедливо может следовать; допустив, что слово «хороший», «справедливый» (right) может иметь смысл без отношения к полезности, пусть он скажет: существует ли такая вещь, как мотив, по которому бы человек следовал ее правилам; если есть, пусть он скажет, какой это мотив и чем он отличается от тех, которые побуждают принимать правила полезности; если нет, то пусть он наконец скажет: на что же может быть годен этот другой принцип?

Перевод с английского А. Н. Пыпина и А. Н. Неведомского

Изображение на обложке:
Портрет Иеремии Бентама
Henry William Pickersgill, 1829
National Portrait Gallery, London