Знаменитую речь кандидата в президенты США Роберта Кеннеди, прочитанную в Университете Канзаса 18 марта 1968 года, помнят в основном из-за афоризмов об отсутствии прямой связи между валовым внутренним продуктом и человеческим счастьем. Гораздо меньше людей помнят, в каком контексте Кеннеди рассуждал о ВВП и счастье. Это была речь, помимо прочего, затрагивавшая тему экономического роста в США на подъеме военно-промышленного комплекса, перекормленного продолжающейся войной во Вьетнаме. Роберт Кеннеди пошел дальше, чем обсуждение экономической «теории разбитых стекол» и возможности наращивания ВВП через милитаризацию экономики. Значение его речи — в том, что впервые кандидат в президенты крупнейшей экономики мира заговорил о моральных аспектах такого роста, о достойных целях для правительственных экономистов и консультантов, о незримой связи общественных, политических и экономических процессов. 6 июня 1968 года Роберт Кеннеди умер после покушения палестинца Серхана, но дискуссия о том, какой экономический рост нужен обществу и чем приходится за него платить, далека от окончания. ОУ приводит фрагменты речи Кеннеди.
<...>
Сегодня утром я говорил о войне во Вьетнаме, и немного позже я скажу о ней еще несколько слов. Но в этот решающий год, год выборов, стоит вспомнить не только о войне во Вьетнаме.
В этот год стоит вспомнить о том, что лежит в основании всего, — о нашей американской душе. Президент назвал ее «неугомонной». Джон Гарднер и другие члены правительства говорят нам, что Америка переживает глубокий упадок духа — сдерживающий инициативу, парализующий волю и деятельность, разобщающий американцев по возрасту, взглядам и цвету кожи, — и я не считаю, что мы должны мириться с такими вещами в Соединенных Штатах Америки.
Демонстранты перекрикивают правительственных чиновников, а в ответ правительство отправляет демонстрантов в армию. Анархисты грозятся сжечь страну дотла, некоторые из них уже пытаются это сделать, а в это время танки патрулируют улицы американских городов, и в американских детей стреляют из пулеметов. Я не считаю, что это удовлетворительное положение вещей для Соединенных Штатов Америки.
Наша молодежь — самая образованная и выросшая в самом большом комфорте за всю нашу историю, — всего за несколько лет отвернулась от Корпуса мира и общественных интересов, живет без обязательств и без надежды; многих заводят наркотики и больше не заводит Америка. Здесь, в Канзасе, таких нет, не правда ли?
Это повсюду, повсюду вокруг нас — не только из-за Вьетнама, не только из-за того, что происходит в наших городах, не только из-за бедности или межрасовых проблем, но буквально по всем вопросам, — и от этого нам всем так тревожно, так тяжело на душе: люди потеряли уверенность в себе, уверенность друг в друге, ту уверенность, которая так поддерживала нас в прошлом. Вместо того чтобы внять голосам, вопиющим о лишениях и безнадежности, голосам, которые, как говорит нам Президентская комиссия по массовым беспорядкам, могут в конце концов расколоть нацию, вместо того чтобы услышать отчаянный крик сотен сообществ и миллионов граждан, ждущих ответа, мы прибегли к насилию и репрессиям, мы обратились к нашим оружейным арсеналам — чтобы вступить в противоборство со своими согражданами, отделенными от нас немыслимой стеной враждебности и недоверия, и я снова скажу: я не считаю, что мы должны с этим мириться. Я не считаю, что это неизбежно в Соединенных Штатах Америки. Я считаю, что мы можем работать вместе, — я не считаю, что мы должны стрелять друг в друга, избивать друг друга, проклинать друг друга и критиковать друг друга, я уверен, что мы можем придумать что-нибудь получше для нашей страны. И поэтому я баллотируюсь в президенты Соединенных Штатов.
И если кажется, что мы бессильны остановить растущие разногласия между американцами, которые открыто противостоят друг другу, то как быть с миллионами других американцев, живущих там, где их никто не видит, чьи имена и лица неизвестны никому? Но я видел этих других американцев — я видел голодающих детей в штате Миссисипи. Голод, от которого они страдают всю жизнь, изуродовал их тела и души, лишил их будущего. Я видел детей в Миссисипи — здесь, в Соединенных Штатах, в стране с валовым национальным продуктом 800 миллиардов долларов, я видел в дельте Миссисипи детей с раздувшимися от голода животами, с лицами, покрытыми болячками, и мы не придумали, как сделать так, чтобы дать им столько еды, сколько нужно, чтобы они могли выжить, чтобы их дети не погибли, чтобы их жизни не прервались. Я не считаю, что это допустимо в Соединенных Штатах Америки, я считаю, что нам нужны перемены.
Я видел индейцев, живущих в бедных, жалких резервациях, где у 80 % нет работы, а надежды на будущее так мало, что главная причина смерти среди молодых — самоубийство.
Но даже если нам удастся уничтожить материальную нужду, есть еще более важная задача — победить нужду иного рода: нереализованность, бесцельность существования, унижение достоинства — то, от чего страдаем мы все.
Их жизнь заканчивается тем, что они убивают себя. Я не считаю, что мы должны примириться с такой судьбой первых американцев, этого национального меньшинства в Соединенных Штатах. Юноши и девушки живут с ощущением полной безнадежности, уже к старшим классам школы они чувствуют, что у них нет никаких перспектив, о них некому позаботиться, никто не будет ими заниматься, они никому не нужны, — и они вешаются, стреляются, убивают себя. Я не считаю это приемлемым, и я уверен, что Соединенные Штаты Америки, американский народ способны на большее. И поэтому я баллотируюсь в президенты. Я баллотируюсь в президенты потому, что я видел гордых людей, живущих в Аппалачах, которые хотят лишь одного — достойной работы, но и этого у них нет — потому что шахты закрыты, рабочие места ликвидированы, и никто: ни промышленники, ни профсоюзы, ни правительство — не захотели прийти им на помощь.
Я считаю, что мы в нашей стране, с тем духом бескорыстия, который существует в Соединенных Штатах Америки, — я считаю, что мы можем жить лучше, чем мы живем.
Я видел жителей черного гетто, которым снова и снова обещают равенство и справедливость, а они сидят всё в тех же убогих школах и теснятся всё в тех же грязных, неотапливаемых жилищах, воюя с голодом и крысами.
Если мы верим в то, что нас, американцев, объединяет забота друг о друге, то у нас есть главный национальный приоритет — мы должны положить конец позору этой другой Америки.
И сегодня это одна из величайших задач, стоящих перед нами как лидерами, как личностями и как гражданами. Но даже если нам удастся уничтожить материальную нужду, есть еще более важная задача — победить нужду иного рода: нереализованность, бесцельность существования, унижение достоинства — то, от чего страдаем мы все. Слишком много и слишко долго мы приносили в жертву материальному накопительству наши личные качества и наши общие ценности. Наш ВВП превысил 800 миллиардов долларов в год, но он — если судить по нему о Соединенных Штатах Америки — складывается из загрязнения атмосферы, из рекламы сигарет, из жертв автокатастоф, которых увозят с наших дорог машины скорой помощи. Он складывается из замков на наших дверях и тюрем для тех, кто взламывает эти замки. В него входит беспорядочное уничтожение наших заповедных лесов, этого чуда природы. В него входят напалм, и ядерные боеголовки, и полицейские броневики, разгоняющие демонстрантов в наших городах. В него входят винтовка Уитмена, и нож Спека, и телепрограммы, прославляющие насилие, чтобы продать игрушки нашим детям. ВВП не может обеспечить нашим детям здоровье, качественное образование или радость от игр. В него не входит ни красота нашей поэзии, ни крепость наших браков, ни интеллектуальный уровень наших публичных дебатов, ни добросовестность наших публичных должностных лиц. Он не может считаться мерой ни нашего ума, ни нашей отваги, ни нашей мудрости, ни наших знаний, ни нашего милосердия, ни нашей любви к родине. Короче говоря, ВВП — это мера всего, за исключением того, ради чего стоит жить. И он может рассказать об Америке всё, за исключением того, почему мы гордимся тем, что мы американцы.
Перевод с английского Александра Столярчука
Фотография на обложке:
Роберт Кеннеди произносит речь в Канзасском университете, 1968 год
Dan Lykins / Kansas Historical Society