Большинство из нас живет и работает в зданиях, построенных в Советском Союзе. Мы много говорим о том, что российская экономика все больше напоминает советскую. На самом деле это не так. Экономика СССР — это принципиально другая система, созданная искусственным образом по идеологическим лекалам. Это уникальный эксперимент в истории человечества. В своем партийном гимне «Интернационал» большевики обещали «весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим». Именно это они и попытались сделать.

Идеология вместо экономики

Все современные экономики (за исключением Северной Кореи и запрещенного в России Исламского государства) внеидеологичны. В нормальной экономике нет центрального органа, который определяет, сколько строить жилья и производить автомобилей — и тем более что и почем продавать и чем кормить в ресторанах. Конечно, во многих странах правительство принимает решения, влияющие на это, — используя налоги, субсидии, регулирование и госзакупки. Но после того как правила игры определены и объявлены, государство больше не диктует, по каким ценам продавать, что производить. Это естественное положение дел, на изменение которого государство не претендует. Можно называть это «рыночной экономикой», можно «капитализмом», суть не меняется — в ней есть частная собственность, собственники сами определяют, как и что делать. Это касается и США, и Франции, и Швеции. Так же сегодня устроена и китайская экономика (несмотря на наличие пятилетних планов), и Россия.

Советский социализм строился согласно теории Карла Маркса. Большевики считали, что благосостояние людей в СССР и во всем мире можно увеличить только одним способом, который вытекал из учения Маркса: установлением общественной собственности на все средства производства. Советские власти полагали, что они могут обобществить все предприятия, а потом решить в централизованном порядке, какую часть из их доходов направить на потребление, а какую — на инвестиции в новые предприятия. Большевики также считали — и в этом они были правы, — что современные промышленные предприятия более производительны, чем сельское хозяйство, поэтому урбанизация и развитие промышленности приводят к росту доходов.

Из этих предположений вытекали простые практические выводы. Во-первых, в экономике СССР частных предприятий не было. Конечно, за 70 лет существования советской власти частную экономику не удалось искоренить целиком, но она была сведена к подсобным хозяйствам в деревне и услугам подпольных предпринимателей. Все крупные предприятия, как промышленные, так и сельскохозяйственные, находились в государственной собственности. Во вторых, власть использовала командные методы для опережающего развития промышленного производства и инвестиций. Для нее металлургический завод был важнее завода по производству одежды, рабочий и инженер — важнее, чем книгоиздатель или повар и тем более крестьянин.

Форсированная индустриализация

Изначально СССР был аграрной страной. Ускоренное развитие промышленности требовало огромных инвестиций в оборудование, которое советская экономика в то время просто не производила. Поэтому для построения промышленности необходимо было оборудование закупать за границей — а для этого необходимо было что-нибудь за границу продавать. По определению, у сельскохозяйственной державы не было ничего, кроме зерна. В проведении индустриализации за счет экспорта сельскохозяйственной продукции в целом нет ничего необычного — этим путем прошли многие ныне развитые страны.

Проблема была в том, что советские власти решили провести индустриализацию как можно быстрее, поэтому вместо закупок зерна у крестьян по рыночным ценам власти просто его экспроприировали — и подавили десятки тысяч крестьянских восстаний, недовольных так называемой коллективизацией. Владимир Войнович так описал эффективность коллективизации: «Как на грех, дела в колхозе шли плохо. То есть не так чтобы очень плохо, можно было бы даже сказать — хорошо, но с каждым годом все хуже и хуже. Поначалу, когда от каждой избы все стаскивали в одну кучу, оно выглядело внушительно и хозяйствовать над этим было приятно, а потом кое-кто спохватился и пошел тащить обратно, хотя обратно-то не давали. И председатель себя чувствовал вроде той бабы, которую посадили на кучу барахла — сторожить. Окружили ее с разных сторон, в разные стороны тащат. Одного за руку схватит, другой в это время из-под нее еще что-нибудь высмыкнет, она к тому, этот убежал. Что ты будешь делать?».

Коллективизация действительно привела к ужасным последствиям — голоду, от которого погибли миллионы людей, уничтожению посевного фонда и тягловой силы. Даже в конце 1930-х годов совокупная тягловая мощность всех тракторов и всех тягловых животных была существенно ниже уровня 1928 года (когда никаких тракторов еще не было). Произошло резкое снижение уровня жизни на селе, которое помогло обеспечить промышленность дешевой (хотя и неквалифицированной) рабочей силой. Кроме того, конфискованное зерно отправлялось на экспорт для финансирования закупок оборудования для индустриализации. В целом к концу 1930-х годов Советский Союз смог построить современную для того времени промышленность.

Но даже после сталинской индустриализации СССР сильно отставал от своих конкурентов. После Второй мировой войны СССР отказался от плана Маршалла (который помог восстановлению послевоенной Европы) и от участия в работе Международного банка реконструкции и развития, который сегодня называется Всемирным банком. Поэтому и после войны отставание не сократилось. Например, в 1950 году СССР опережал Грецию и Испанию по подушевому ВВП на 35–50 % — но уже в 1970 году показатели этих стран догнали советские. А в 1990 году они уже опережали СССР на треть. В отличие от европейских стран, сокративших отставание от США, СССР это сделать не удалось: как в 1950-м, так и в 1990 году советский подушевой ВВП составлял лишь 30 % от американского.

Проигранная гонка

Начало холодной войны привело к гонке вооружений. Поэтому советские власти предпочитали концентрировать ресурсы в оборонных отраслях за счет благосостояния граждан. Измерить уровень жизни советских людей не так легко — в экономике с централизованным назначением цен благосостояние зависит не только от доходов, но и от возможности купить дефицитные товары по заниженным ценам (или получить их бесплатно). Это касалось всех видов благ, от жилой недвижимости до отдыха: их получал не тот, кто в них нуждался, а тот, в ком нуждалось государство. Для того чтобы понять динамику уровня жизни в таких странах, как СССР, исследователи часто используют не экономические, а антропометрические данные — например, данные о росте детей определенного возраста, о детской смертности и продолжительности жизни. Средний рост детей и подростков отражает их качество жизни на ранних этапах развития (до 3 лет). Анализ этих данных, проведенный Элизабет Брейнерд из Университета Брандайса, говорит о том, что рост уровня жизни в СССР завершился в конце 1960-х — начале 1970-х годов. После этого уровень жизни не только перестал расти, но и стал снижаться — вплоть до конца 1980-х. Средний рост детей каждой возрастной категории в СССР (в разных российских городах и в Москве в частности) действительно увеличивался вплоть до поколения 1960-х годов рождения. В этом поколении рост московских детей был практически равен росту их американских сверстников. Затем рост российских детей и подростков перестал увеличиваться, а позже стал и падать. Средний россиянин, рожденный в конце 1980-х, был ниже значительного большинства (80 %) американцев того же возраста. Впрочем, в постсоветское время ситуация улучшилась — видимо, следующие поколения россиян серьезно выиграли от решения проблемы дефицита продуктов питания.

Аналогично детская смертность начала расти в 1971 году, а продолжительность жизни мужчин начала падать в 1965 году. В этом году продолжительность жизни мужчин в СССР отставала от американских показателей лишь на 2,5 года, а продолжительность жизни советских женщин практически сравнялась с американской. Но уже в 1980 году отставание от США по продолжительности жизни достигло 8,5 года у мужчин и 4,3 года у женщин.

Но и в промышленности дела обстояли не слишком хорошо. Для роста производительности необходимы и международная открытость, и стимулы, предоставляемые частной собственностью и конкуренцией, которые были запрещены в СССР по идеологическим причинам. Поэтому замедление экономического роста было неизбежным. В 1970-х годах темпы роста упали до 1 в год (по некоторым оценкам — до нуля), в то время как капиталистические страны росли с темпом 3 % в год. К концу 70-х проблемы с социалистической моделью экономики стали очевидны даже тем, кто не хотел их ранее признавать. Дефицит продовольствия компенсировался его импортом в обмен на разрабатываемую в 70-х нефть Западной Сибири и газ Ямала. К началу 80-х СССР начал активно занимать деньги по всему миру, не имея внятных перспектив их возвращения: они вкладывались в экономику неэффективно, поскольку плановые принципы в экономике не могли заменить главный действующий механизм рыночной экономики — цены, определяемые конкурентными рынками. Когда в середине 1980-х цены на нефть упали, Советский Союз не мог не обанкротиться.

Несмотря на то что банкротство СССР доказало преимущество рыночной экономики над плановой, от советских времен мы унаследовали много предрассудков. Многие российские граждане по-прежнему считают, что государственное предприятие обычно работает лучше, чем частное. Многим кажется, что «справедливая» цена товара должна определяться тем, сколько времени и ресурсов потрачено на ее производство, а не конкурентным рынком. Многие считают посредников «спекулянтами» и бездельниками и не понимают того, что сектор услуг — а не только промышленность — может создавать высокооплачиваемые рабочие места и служить источником экономического роста. К сожалению, от этих предрассудков не свободны не только обычные граждане, но и многие российские чиновники и экономисты. Это накладывает свой отпечаток на то, как устроена экономика России сейчас.