Мнение о том, что российская экономика как объект исследования малоинтересна мировой экономической науке в силу своей периферийности, в основном ошибочно — Россия как экономика достаточно активно изучается мировой наукой. В 2015 году американские экономисты Шломо Вебер и Майкл Алексеев выпустили хрестоматию классических статей экономистов, так или иначе посвященных разным аспектам экономических процессов в России последних трех десятилетий, — «Оксфордский сборник» . За год сообщество экономистов уже расширило этот список, но в любом случае более или менее глубоко интересующимся ответом на вопрос «Что экономисты думают о России?» следует ознакомиться с существующими академическими ответами на него — увы, даже собрание кратких ответов является весьма объемным томом. Тему этого урока в «Оксфордском сборнике» освещает Ричард Эриксон, экономист университета Джорджа Вашингтона, специалист по теории управления: по его мнению, для российской власти институциональное наследие СССР, Российской империи и даже средневековой России — гораздо более важный фактор, чем современные экономические теории. ОУ приводит фрагмент статьи Эриксона «Командная экономика и ее наследие».
Политическое наследие
Значительная часть этой экономической институциональной среды производна от характера политического руководства на высшем уровне и власти как прямого наследия советской системы, корни которой уходят в Московию. В этой системе государственная власть пользуется огромной свободой действий. Она не несет ответственности по закону, и на нее не распространяются институциональные ограничения, за исключением власти высших органов партии (КПСС), сосредоточенной в политических и административных органах, прихоти которых (интерпретация планов и намерений высшего начальства) становятся «законом» для всех нижестоящих.
Эта персонализация экономической и политической власти, а также государственного управления на высшем уровне, в значительной степени сохранилась и после распада СССР. Более того, она стала еще более сильной, поскольку утрата власти КПСС с присущей ей дисциплиной привела к не виданному ранее переплетению экономической и политической власти и решений. В России сохраняется система бюрократических привилегий, предоставляемых за службу государству, что возвращает нас к идее служилой знати, получающей вознаграждение («поместья») в основном в натуральной форме за управление государством в интересах автократического правителя.
В демонетизированном СССР эта система была усовершенствована до жесткой системы номенклатуры, когда денежное вознаграждение, получаемое теми, кто находится во власти, является относительно незначительным по сравнению с доступными им льготами/привилегиями. Данная система вознаграждения бюрократии и представителей органов власти сохранялась в России и на ранней стадии переходного периода.
В России сохраняется система бюрократических привилегий, предоставляемых за службу государству, что возвращает нас к идее служилой знати, получающей вознаграждение («поместья») в основном в натуральной форме за управление государством в интересах автократического правителя.
Тем самым была открыта возможность доминирования личных выгод и политических соображений над экономическим выбором, лишения рынков их экономического содержания посредством дальнейших деформаций ценообразования и других рыночных сигналов об экономической ценности. Переплетение личного и общественного, политического и экономического способствовало массовой коррупции на всех уровнях, управлению посредством указов, а не права и контрактов, преобладанию отношений «патрон—клиент» и доминированию личных отношений над официальными институтами.
Такая персонализированная, основывающаяся на личной преданности система является полной противоположностью системе, играющей существенно важную роль для функционирования современной рыночной экономики и базирующейся на верховенстве закона.
Очевидно, что по сравнению с советской системой исторические и культурные корни системы, основывающейся на личной преданности, уходят гораздо глубже. Она по самой своей природе усиливала личностные, средневековые, антирыночные аспекты унаследованной структуры политических и экономических отношений.
Особенно наглядно отсутствие верховенства закона, эффективных ограничений и на власть имущих, и на государство проявилось в период автократического правления Б. Н. Ельцина, когда в государственном управлении на высшем уровне доминировали представители внутренней элиты. Это правление характеризовалось полной свободой действий наверху и раболепным подчинением внизу, когда на всех уровнях государственной власти широко использовались секретные инструкции, распоряжения и указы, игнорировавшие все и всяческие законы.
Еще одним проявлением сущности рассматриваемого правления было повсеместное хищническое отношение к новой несанкционированной деятельности и инициативам посторонних с точки зрения власти лиц. В частности, имеются в виду трудности, с которыми сталкивались малый бизнес и семейные фермерские хозяйства.
Таким образом, Россия получила в наследство от СССР персонализированную, неподотчетную политическую власть, ответственную только перед самой собой (нижестоящие отвечают исключительно перед вышестоящими в иерархии), не ограниченную ни всеобщей системой законов, ни правовыми процедурами. Хаос, сопровождавший распад СССР, привел к тому, что в применении власти отсутствовали любые сдержки и противовесы, за исключением ее собственных естественных пределов. В преддверии краха советской власти предпринимались немалые усилия по применению и развитию рудиментарных демократических практик и институтов, что способствовало постепенному укоренению демократических прав и свобод. Однако этот процесс происходил в отсутствие какой-либо институциональной поддержки, в отсутствие полностью законной конституции государства, в отсутствие нетоталитарного уголовного законодательства, гражданского кодекса и процедур, суда присяжных, избирательной системы или законодательного органа. Это способствовало усилению хаоса и неопределенности в институциональной среде, в которой должны были осуществляться экономический переход и развитие, что наложило «сальный отпечаток» на первоначально принятое Россией направление перемен.
Авторизованный перевод с английского Юрия Каптуревского