«Большая пайка» была написана — с учетом бешеной нагрузки на основном рабочем месте — за рекордно короткие три года. Написал я ее потому, что потрясение от смены обстановки по сравнению с тихой академической работой было невероятно сильным и ни разу не испытанным мною ни до попадания в «ЛогоВАЗ», ни после ухода оттуда. Это было настолько некомфортно, непривычно, временами просто жутко, что порой хотелось просто кричать в голос. Но это как-то не по-мужски, поэтому я и написал «Пайку». Мне практически ничего не пришлось выдумывать. Я бы сказал так: в книге всё — правда, одна только правда, но не вся правда. Зато удалось избежать вранья.

«Пайку» называют олигархической сагой, и это правильно, потому что она про преобразование человека в олигарха.

В смутные времена на авансцену неведомо откуда вырываются персонажи незаурядные. Время выбрасывает их на поверхность, и они формируют эпоху. Четыре основные качества: дерзость, интеллект, отвага и цинизм — все в превосходной степени.

Нужна исключительная дерзость, чтобы поставить задачу захвата крупнейшего автозавода страны. Нужен незаурядный интеллект, чтобы эту задачу решить. Нужна безоглядная смелость, чтобы бросить вызов бандитским группировками, уже положившим глаз на этот лакомый кусок. И нужен беспримерный цинизм, чтобы заставить население заплатить свои кровные за переход завода в частные руки.

Эс. Эн. Ка.

Идею усиления своего влияния на Завод Платон вынашивал давно. Он чувствовал, что дальше так продолжаться не может. Золотое время, когда «Инфокар» существовал в одиночку, когда каждый рубль, вложенный в закупку машин, приходил обратно, ведя за ручку доллар, близилось к концу.

Воодушевившись инфокаровским примером, другие коммерсанты переняли передовой опыт, ринулись на Завод и начали активную вербовку людей из ближайшего окружения директора. Совсем уже рядом отбрасывала зловещую тень разрастающаяся империя Березовского. Но дело было даже не в том, что заводчане почувствовали запах денег и, не имея возможности внедриться в монополизированный инфокаровский бизнес, стали создавать свои каналы торговли автомобилями.

Серьезную опасность представляло то, что когда-то монолитная заводская команда фактически раскололась, распределившись между альтернативными источниками личного обогащения. Рано или поздно, но наметившиеся трещинки неминуемо приведут к обнажению глубинных противоречий, что чревато крайне нежелательными последствиями. И последствия эти уже начали проявляться. Вслед за коммерсантами, а зачастую даже обгоняя их, на Завод потянулись бандиты.

К концу девяносто второго года ни Федеральной службе безопасности, ни Министерству внутренних дел не было нужды тратить силы и средства на самостоятельное изучение географии и фауны преступного мира новой России.

Достаточно было хотя бы неделю провести на Заводе. Не скрываясь, по административному корпусу, по производственным цехам и складским площадкам блуждали представители всех криминальных группировок — тамбовцы и чеченцы, казанские и люберецкие, «спортсмены» и «афганцы». Машины распределялись еще на конвейере, выстраивались квадратами и прямоугольниками и брались под усиленную охрану. Было достигнуто соглашение, что на заводской территории разборки не производятся, поэтому здесь все вели себя тихо, пристально наблюдая за действиями конкурентов. А за заводской проходной уже гремели взрывы и выстрелы.

Большая автомобильная война захватила полстраны.

Хроника военных действий ужасала. В Москве, в районе «Войковской», развернулось настоящее сражение, в котором участвовало не менее пятидесяти человек. Результат — шестеро убитых, неизвестное количество раненых, три сгоревших автомобиля и разнесенная из гранатомета милицейская машина. Десять трупов на пустой даче в Комарове, изуродованных до неузнаваемости, с лицами, облитыми кислотой, отрезанными кистями рук и аккуратно вырезанными лоскутами кожи, чтобы скрыть следы многочисленных татуировок. Загадочный бунт в одной из колоний строгого режима, закончившийся сразу же, как только были удавлены три авторитета из Западной Сибири. Серия взрывов в карманных банках, обслуживавших те или иные группировки. Исчезновения людей. Налеты на сауны и рестораны, в которых лидеры преступного мира отмечали удачные автомобильные сделки. Пахло кровью и порохом.

Большая автомобильная война захватила полстраны.

Немногочисленные дилеры, сохранившиеся у Завода с незапамятных времен, сталкивались с бандитами прямо у заводских ворот. Были объявлены не подлежащие обсуждению условия: с каждой сотни отгружаемых автомобилей пять штук уходят в откат — иначе будем считать, что не договорились. После того как прямо на железнодорожной станции без видимых причин сгорели два вагона с машинами, дилеры капитулировали. На всякий случай обуглившиеся вагоны так и были оставлены на запасных путях — в качестве предостережения для особо несговорчивых.

В тяжелом положении оказались и заводские поставщики. Раньше они жили тихо и спокойно, поставляя на Завод металл и комплектующие, регулярно общаясь с отделом снабжения и финансовым управлением, а время от времени, по праздникам, — с высшим руководством. Теперь же у них неожиданно появились новые партнеры по переговорам — сопровождаемые головорезами в спортивных костюмах, они врывались в кабинеты и диктовали условия поставок на Завод. Директора одного из шинных заводов, не сразу сообразившего, что к чему, поставили на подоконник и спросили, знает ли он, на каком этаже находится его кабинет и каково расстояние до асфальта. Директор дрогнул и тут же подписал отгрузку составов с шинами, даже не спрашивая, когда и как за них заплатят.

Разгул беспредела создавал для бизнеса серьезнейшую угрозу. Было совершенно очевидно, что дальше так продолжаться не может. Но столь же очевидно было, что заводское начальство, крепко повязанное с нависшими над Заводом бандитскими «крышами», ничего конструктивного предпринять не сможет. Надо было что-то делать. И Платон решил сыграть ва-банк. Взять Завод под себя.

В редкие минуты, когда Платону удавалось остаться в одиночестве, когда кипящая внутри лава жизненной активности не заставляла его немедленно бросаться на телефон и звонить — начальникам, партнерам, многочисленным подругам, — он рисовал на бумаге квадратики, кружочки и стрелочки. Холдинговая структура, когда-то пленившая его своим изяществом, структура, в которой бизнес и ответственность сосредоточены в низовых звеньях, а высший менеджмент и финансовые ресурсы — в головной компании, структура, наилучшим образом отвечавшая его представлениям об агрессивной динамике развития, — эта структура перестала устраивать Платона. Да, она была защищена. Любой обвал бизнеса, любой налет налоговых, правоохранительных или таможенных органов могли вывести из игры одно или несколько предприятий нижнего уровня, но холдинг оставался нетронутым и мог восстановить позиции в течение нескольких дней. Однако защищенность эта имела весьма условный характер. Силовой прием в отношении головной компании мог развалить всю конструкцию в мгновение ока. А защита ее, даже с учетом нерядовых инфокаровских возможностей, стоила огромных денег.

Еще больших денег стоило дальнейшее развитие классической холдинговой структуры. Конечно, создать десяток новых предприятий, сбросить в них уставный капитал и необходимую оборотку было проще простого. Но если речь шла о включении в холдинг чего-то действительно стоящего, то платить за это приходилось немереные деньги. Ведь только не очень далекие люди, подсчитывая поступления в казну от распродажи бывшего государственного имущества, могли орать, что страна продается за бесценок. За сколько она продается на самом деле, знали только те, кто покупал. Может быть, и не за дорого. Но уж точно за много. А поскольку жить по экстенсивным, уже отработанным схемам Платону было противно, нужен был прорыв в область взрывного, интенсивного роста.

Сергей Мавроди, скопировавший у «Инфокара» гениальную в своей простоте идею ценных бумаг СНК, был просто неумелым плагиатором.

Поэтому и рисовались квадратики со стрелочками. Платона чрезвычайно привлекала идея перекрестного владения, когда одно предприятие обменивает свой контрольный пакет на контрольный пакет в другом предприятии. В этом случае захват можно производить, не тратя ни копейки. Конечно, приобретая по этой схеме контроль над кем-то, ты отдаешь ему контроль над собой. Но раз ты контролируешь его, значит, и себя контролируешь тоже сам. Надо только правильно нарисовать квадратики, верно расставить кадры и точно определить правила принятия решений. И надо еще посмотреть, что происходит с защищенностью.

Предположим, что вот этот квадратик накрывается медным тазом. Что тогда? Так, понятно. Общих правил здесь, по-видимому, нет. Погоня за надежностью может привести к потере контроля. Может быть и наоборот — усиливаем контроль, теряем защищенность. А если так? Ага, есть! Вот в этом примерчике есть и контроль, и ничего не происходит, если разваливается любое предприятие, закольцованное в схему перекрестного владения. Остается понять, что в этом примере такого особенного. Ну конечно! Есть же свободный параметр — число закольцованных предприятий. Если что-то не складывается, нужно просто ввести в схему еще парочку квадратов и правильно расставить стрелки.

По всему получалось, что одним только контрольным пакетом «Инфокара» Завод не взять. Как минимум, нужны четыре компании, причем одна из них — совершенно новая, но концентрирующая у себя основной капитал. И эти деньги надо где-то добыть.

Так родилась пустившая глубокие корни идея СНК — «Союза народного капитализма».

Никто, кроме Мусы и Ларри, даже не догадывался о роли, которая отводилась создаваемому «Союзу». Фасад выглядел безукоризненно, а при соответствующей пропагандистской подпитке должен был засиять и засверкать. Дымовая завеса предназначалась для того, чтобы на Заводе, упаси бог, не сообразили раньше времени, к чему тянется перепончатая лапа «Инфокара». И чтобы народонаселение, на которое возлагалась нелегкая задача финансирования всей операции, дисциплинированными рядами направилось к пунктам приема наличных денег.

Сергей Мавроди, скопировавший у «Инфокара» гениальную в своей простоте идею ценных бумаг СНК, был просто неумелым плагиатором. Потому что его пирамида развалилась от первого же толчка, похоронив под обломками и надежды десятков тысяч акционеров, взалкавших быстрого обогащения, и депутатскую неприкосновенность любителя экзотических бабочек. Платоновский же СНК возвысился как утес и устоял перед всеми натисками стихии.

Ибо ненадежных систем Платон создавать не умел.