Interview

If We Take Care of the Old Center of Samara, It Will Stay for Another Three Hundred Years

ОУ приводит интервью журналистов самарского издания «Большая деревня» Виталия Копалиани и Полины Накрайниковой с Андреем Кочетковым — активистом, основателем ставшего общероссийским движения «Том Сойер фест».

Андрей Кочетков — козырный туз в колоде самарских активистов: в 2012 году он создал сообщество «Интересная Самара», собравшее тусовку городских энтузиастов, через год возглавил издание «Другой город», а в 2014 году придумал фестиваль «Том Сойер фест», в рамках которого волонтеры восстановили 29 старых домов в 11 городах России. Инициативность Андрея не прошла для него бесследно: 26 марта [2017] в «Другом городе» опубликовали репортаж с митинга против коррупции, который был удален инвестором проекта, а позже редакция не сошлась с начальством в вопросах «добра» и «позитива», и Кочетков ушел с поста главного редактора. «Большая деревня» поговорила с Андреем о влиянии власти на журналистику и город, бюджетах проектов и принципах, которые не купишь.

Полина: Не так давно завершился «Том Сойер фест» — проект по восстановлению исторической среды, который уже давно вышел за пределы Самары. Как ты оцениваешь итоги проекта в этом году, и как сам проект оценивают жители города, в котором он родился?

Андрей: На этот раз фестиваль проходил в одиннадцати городах России, и везде по-разному. Меня очень воодушевили результаты Оренбурга и Саратова, классно все получилось в Хвалынске — совсем небольшом городе с населением двенадцать тысяч человек. Огромные молодцы казанцы, восстановившие четыре старых дома в центре города.

Что касается Самары, то здесь многие высокопоставленные персонажи говорят, что это рекламный проект и ничего за ним не стоит. К сожалению, такое отношение к городским энтузиастам — норма для регионов. Я вроде привык, но в прошлом году мне стало по-настоящему обидно. Тогда проект похвалила ЮНЕСКО на конференции ООН, которая проходит раз в двадцать лет. Такое грандиозное событие — из всех российских городов всплыла только Самара! — и об этом написал только один городской сайт. Никто из местных журналистов не увидел в происходящем ни малейшего инфоповода — вот такая оценка проекта на родине.

Полина: Не кажется ли тебе, что проект ценен только как акция, привлекающая внимание к старому центру, но малоэффективен с точки зрения восстановления городской среды? Ведь в команде организаторов нет профессиональных строителей и архитекторов.

Андрей: У нашего проекта серьезная медийная составляющая, но с каждым годом мы осваиваем все более сложные технологии восстановления домов. Иметь много профессионалов в команде при этом не обязательно: например, во Франции я лично принимал участие в восстановлении крыши капеллы XIV века — этим занимались волонтеры под руководством одного-единственного специалиста. Даже такие сложные работы, как резьба по камню, при должном руководстве могут производиться энтузиастами.

Если заботиться о старом центре Самары, он простоит еще лет триста — и это не мои домыслы, а оценка профессиональных реставраторов, архитекторов и строителей, которых мы привлекаем к работе в проекте.

Виталий: Ты занимался вопросами старого центра при мэрстве Азарова, при Фурсове и Меркушкине. Менялось ли отношение власти к сохранению городской среды за это время?

Андрей: Конечно. Например, когда главным архитектором Самары был Виталий Стадников, в старом центре вообще не было пожаров. Как только он ушел в отставку, в течение короткого срока сгорело пять или шесть домов. Потом в основном начали действовать по логике, которую обозначил Николай Меркушкин в своем послании 2013 года: гнилушки снести, построить красивые дома с башенками.

Виталий: Дмитрий Азаров как-то ближе к градозащитной теме?

Андрей: Да, он ведь все-таки местный. Азаров мне как-то однажды даже показывал старинный дом, где снимал квартиру в студенчестве, — он очень трепетно относится к центру.

Виталий: Но ведь Виталий Стадников покинул свой пост как раз при Азарове, и при нем же в центре начались пожары. Еще я слышал, что Стадников не просто так ушел с поста главного архитектора, а потому, что существовала угроза его безопасности.

Андрей: Я предполагаю, что угроза его безопасности действительно была.

Виталий: Как же это могло случиться при Дмитрии Азарове, который трепетно относится к историческому центру?

Андрей: Реальная ситуация всегда сложнее, чем кажется. В городе много сил, которых мы не видим, — это может быть и федеральное давление, и натиск бизнес-групп, которые, например, могут заниматься застройкой. Мы видим только часть всех процессов.

Виталий: Значит, исторический центр сегодня во власти бизнес-структур?

Андрей: Ну конечно, они довольно вольготно себя чувствуют — во многом из-за сложившейся неопределенности. Нынешний главный архитектор области Анатолий Баранников на мероприятиях о сохранении наследия примерно раз в год говорит, что нужно начать общественный диалог об историческом центре. Это хорошая инициатива. Плохо то, что фактически ничего не проводится и ничего не меняется — кроме постройки новых бетонных коробок. Такое затормаживание ситуации, безусловно, выгодно застройщикам.

Виталий: Неужели в среде чиновников никто не противодействует такой аморфности?

Андрей: Почему же, противодействует. Вот недавно был случай со 109 кварталом на Самарской, где «Трансгруз» собирался строить свои семнадцатиэтажки — и в итоге пока этого делать не будет. Я ходил на публичные слушания по этому поводу и понял, что заморозка строительства — позиция властей. На слушания прислали общественников, которые вдруг резко возненавидели штуки, которые когда-то им нравились, — это было проявлением политической воли.

Полина: Насколько я знаю, ты ощутил влияние политической воли на себе — в частности, с этим связан твой уход с поста главреда «Другого города», которым ты занимался четыре года. Давай вернемся на самый старт: с чего началась твоя работа в издании?

Андрей: Сначала я придумал паблик «Интересная Самара» — от безделья, как это обычно и бывает. Был январь 2012 года, я работал в «Новой газете Поволжья», выпуск которой был приостановлен из-за праздников. На тот момент мощно развивалась платформа «ВКонтакте», и я видел, как адово выглядела Самара на этой платформе: в городских пабликах размещали трешанину, демотиваторы, каких-то котят, кочующих от группы к группе. Я решил создать что-то более концептуальное — то, что могло бы собрать аудиторию, которая ценит город и готова по-настоящему его менять. На тот момент я всем занимался один.

Когда паблик собрал приличную для тех лет аудиторию — около двенадцати тысяч человек, — меня позвали делать медиапроект.

Полина: Тебя пригласил Олег Сурнин (инвестор «Другого города». — Ред.)?

Андрей: Да, он набирал команду из городских журналистов, но конкретно меня позвали Настя Кнор и Дема Моргачев. Как главреду мне дали полный карт-бланш — делай все, что интересно.

Полина: Еще до прихода в «Бигвилл» я слышала, что «Другой город» — это такие снобы, которые презирают региональную журналистику и ставят себя на порядок выше других изданий. Насколько это правда?

Андрей: У меня не развито ощущение «журнализма», характерное для Самары, и в Доме журналистов я чувствую себя некомфортно. Вы посмотрите на городскую медиасферу: ну сколько в Самаре за месяц выходит нормальных репортажей — три, четыре? О какой журналистике тут можно говорить? «Другой город» просто занимался не тем, чем остальные. Одно дело валить новости в ленту и смотреть на просмотры, другое — пытаться выделиться необычным подходом.

Полина: Насколько я знаю, ты сам вышел из самарской блогосферы. Сейчас ведется много споров о том, могут ли блогеры по качеству информации конкурировать с журналистами. Насколько это история про Самару?

Андрей: Я и правда какое-то время сидел в ЖЖ, но интерес к нему быстро угас, когда туда начали вливать большие деньги. Появились джинса и проплаченная политота, с которыми оказалось невозможно конкурировать: человек валит десять тысяч комментариев за зарплату, а ты с ним споришь в свободное от работы время. Все это показалось мне нечестным.

Современные медиа — это лента в социальной сети: ты читаешь только те издания или тех блогеров, которым веришь. И блогеры, которые завоюют доверие аудитории, пожалуй, смогут конкурировать с журналистами.

Полина: Кому из самарских блогеров веришь ты?

Андрей: У меня за последние три года сформировалось ощущение, что блогер в Самаре — это такой престарелый плохо одетый человек. Так сказать, блогер курильщика, в то время как блогер здорового человека — Илья Варламов. В Самаре я читаю только своих друзей на «Фейсбуке», а из городской блогосферы, пожалуй, никого.

Полина: Твой уход из «Другого города» был очень громким. Насколько я поняла, вы сделали эмоциональный репортаж о митинге против коррупции, а инвестор просто удалил его с сайта.

Андрей: То, что происходило 26 марта [2017] по всей стране, сильно перенапрягло людей: мир заново разделился на красных и белых. Все медиа ощутили на себе прессинг, в головах людей началось воспаление — и мы пали его жертвой.

Полина: Не очень поняла, что именно произошло. Ваш репортаж жестко раскритиковал инвестор?

Андрей: Мой разговор с инвестором состоялся только через пару недель после митингов.

Виталий: Тогда кто удалил статью с сайта?

Андрей: Я тогда был в Вологде. Не знаю, что в тот момент произошло.

Виталий: Неужели ты не интересовался, почему исчез материал?

Андрей: Кто-то что-то сказал сверху, но я не знаю кто.

Полина: Но что ты увидел, когда приехал?

Андрей: Что я увидел? Понурых людей.

Полина: И что было дальше?

Андрей: Собственно, потом состоялся разговор с инвестором по поводу удаленной публикации, и мы не нашли общего языка. Он говорил, что в сложный для родины час нужно помогать властям выходить из сложившейся ситуации. Я не считаю себя оппозиционером и готов оказывать содействие адекватным инициативам властей, например, благоустройству общественных пространств. Но когда они творят невменяемое, отменяя льготы пенсионерам, я хочу их критиковать. После разговора с инвестором проект практически моментально потерял для меня интерес — я принял решение уйти с поста главного редактора всего за час.

Виталий: Неужели тебе не было жаль? Это было медиа, созданное с нуля, в которое ты вложил столько времени.

Андрей: Да как-то не особо.

Полина: Ты как-то очень сухо рассказываешь о своем уходе из проекта. В момент развития событий в конце весны ты писал куда более подробные посты в «Фейсбуке». Тебе неприятен разговор об этой истории?

Андрей: Просто она перестала вызывать у меня эмоции. Это события, которые нужно было пережить, — и я для себя их пережил.

Виталий: У тебя сейчас есть претензии к «Другому городу» как у экс-главреда?

Андрей: Мне не особо интересно то, что сегодня там происходит. У них вышло несколько классных лонгридов Насти Кнор, но были и тексты из разряда «Сделал он, а стыдно мне». Например, совершенно безумный материал про футбольную команду из самарских знаменитостей. Когда я это увидел, у меня чуть глаза из орбит не вылезли.

Полина: Ухудшились ли твои отношения с инвестором после того, как ты ушел из «Другого города»?

Андрей: Не знаю, мы не виделись уже полгода.

Полина: Я думала, он был еще и инвестором «Том Сойер феста».

Андрей: Нет, «Том Сойер фест» — это инициатива людей из редакции, и у нас даже мысли не было брать деньги у инвестора «Другого города».

Виталий: А как же тогда существует фестиваль?

Андрей: На спонсорские привлеченные деньги. К тому же у нас был грант, который мы реализовывали.

Полина: Сурнин не вкладывался в проект даже на старте?

Андрей: В 2014 году, когда мы придумали «Том Сойер фест», все началось с городского гранта от департамента административной реформы. В отличие от многих департаментов, он был поворотлив и смотрел в будущее. Как вы догадались, теперь его нет. Мы выиграли 250 тысяч, но готовы были начинать и без них.

В первый год команда, занимавшаяся фестивалем, привлекла 900 тысяч сверху. Это общая сумма, в которой не только деньги — еще краска и материалы. Все списки спонсоров есть у нас в соцсетях и на табличках на домах.

Полина: Кстати, если отбросить идеологию фестиваля, — за что старый центр любишь лично ты?

Андрей: Мой город состоит из Волги, «заволги» и старого центра. Я хочу жить здесь, а не в условных низкокачественных Мытищах, мне важно сберечь это место. Я считаю, что землю в центре надо отдавать людям в частное владение, потому что сегодня самое распространенное чувство, с которым я сталкиваюсь, общаясь с жителями старого города, — это страх: никто не хочет ничего менять, потому что не уверен, что его завтра не пожгут и не выкинут на улицу. Медиа убеждают его, что скоро дом снесут и его переселят в прекрасное место, — и он сидит на развалинах сорок лет, жизнь заканчивается, а его все не переселяют. В такой ситуации сложно говорить о сознательном отношении к окружающей среде.

Еще на мои взгляды сильно влияет то, что я пешеход. Жизнь пытается заставить меня купить машину, но я с этим борюсь, мне нравится ходить пешком. Из-за этого я на многие вещи и смотрю иначе — у меня не может быть взаимопонимания с чиновниками, которые видят Самару только из окна личного автомобиля.

Полина: А где территориально ты живешь?

Андрей: В районе Самарской площади.

Полина: В старом деревянном доме?

Андрей: Нет, в кирпичном. Ему 42 года. Я бы с удовольствием попозже переехал в старый дом, но сначала хотелось бы получить гарантию, что его не сожгут на следующий же день. И конечно, на переезд нужны деньги. Это сложная, но интересная история, в которой бонусы перевешивают возможные затраты.

В большинстве панелек я не вижу особой ценности для города, они все страшно одинаковые, за исключением уникальных проектов вроде «Шанхая».

Полина: Тебя угнетает эта однотипность?

Андрей: Да. Я помню это ощущение неприязни еще из детства, когда за «Самолетом» у меня начиналось какое-то физическое отторжение окружающей среды.

Полина: Какой район Самары самый неприятный?

Андрей: Мне наиболее некомфортно в местах с панельной застройкой 1980-х годов. А самый адский ад, который на меня давит, — то, что сегодня построили в Овраге.

Полина: Недавно команда «Интересной Самары» вернулась: вы сообщили, что скоро запустите сайт о людях, которые меняют города.

Андрей: Сейчас идея проекта только вызревает. Последний «Том Сойер фест», показал мне, что в России не хватает медиа о героях, которые занимаются развитием своих городов. Есть много клевых ресурсов для архитекторов и дизайнеров, но это очень узкая штука, рассчитанная только на профессионалов. Интересно говорить об улучшении городской среды с более широкой аудиторией и, возможно, на чуть другом языке. Пока не могу сказать, когда точно мы запустимся — может, через полгода, а может, и позже.

Полина: Эту инициативу поддерживают какие-нибудь инвесторы?

Андрей: Пока это наша личная инициатива, но я надеюсь, что инвесторы появятся. Сейчас «Интересная Самара» работает на чистом энтузиазме.

Виталий: На что ты жил после ухода из «Другого города», на грант?

Андрей: Да, я участвовал в его реализации до 10 октября. Конечно, после ухода из редакции я волновался о будущем, ведь деньги имеют свойство заканчиваться. И вот сейчас… Я даже не знаю, что сказать.

После ухода мне поступили пять предложений от разных людей — меня звали работать с городской темой и делать медиа. Предлагали все, вплоть до полного карт-бланша — но я не особо в него верю и не хочу снова наступать на те же грабли. Я больше не буду спорить по поводу позитива и добра — сейчас моя задача найти место, где я смогу применить свои компетенции, не поступаясь принципами.

Фото: Том Сойер Фест/vk