<…>

Ельцин меня назначил губернатором 30 ноября 1991 года. В принципе, он в Нижнем никогда не был и никого из Нижнего не знал. Поскольку нижегородские коммунисты поддержали ГКЧП, он их, после того как путч был подавлен, всех уволил. Но, как это с Ельциным бывало, уволить уволил, а назначить забыл. Потом ему Шахрай, по-моему, сказал: «Борис Николаевич, все, конечно, красиво, все путчисты уволены, но неплохо бы назначить кого-нибудь». Получилось, что Ельцин никого из Нижнего не знал. Но меня знал, поскольку я поддерживал его в Верховном совете, мы с ним вместе защищали Белый дом в августе 1991-го. Я был совсем молодым человеком, 31–32 года. Ельцин сомневался в силу моего возраста, смогу ли я справиться с работой губернатора. Он сказал: «Я тебя назначу, но через пару месяцев приеду проверю. Если не справишься, я тебя сниму». Такое было назначение.

А время было очень тяжкое. Был еще СССР, талонная система, не было молока, ни колбасы, ни детских товаров. У меня росла маленькая дочка, Жанна, сейчас работает на РБК, журналист. Ей уже тридцать лет, а тогда была маленьким ребенком. Жена занимала в четыре часа очередь за продуктами, мужики требовали, чтобы сигареты завозили, я круглосуточно работал.

Потом областной совет обсуждал тему статуса главы администрации. Мне ужасно не нравилось длинное, безмозглое, бессмысленное чиновное название — «глава администрации Нижегородской области». Во-первых, я внешне никак не походил на главу администрации Нижегородской области; во-вторых, язык сломаешь, пока выговоришь это все. Я предложил, памятуя историю России, называть главу исполнительной власти губернатором. Ельцин, между прочим, был против вначале. Мы это решение приняли на уровне областного совета, а Ельцин возмутился: как это так, какие-то областные начальники, без году неделя проработавшие, принимают такие самостоятельные решения. Потом я его убедил, что это нормально. Он говорил: «Ты губернатор, а у тебя не губерния, а область». Я сказал: «У нас эклектичная страна. Требовать, чтобы все соответствовало истории, трудно». Короче говоря, прижилось это название. Я был первым губернатором российским. В детстве я работал губернатором. С высоты лет могу сказать это совершенно четко…

Когда я стал губернатором, Ельцин сдержал слово. Он приехал не через пару месяцев, а через месяц и десять дней, а именно 9 января 1992 года. Приехал в Нижний из Ульяновска посмотреть, справляюсь я со своими обязанностями или нет. У него была довольно стандартная, партийная система проверки. Первое, что мы с ним сделали, — заехали в гастроном на площади Горького. Он сам выбирал магазин, чтобы не было ничего подстроено, — не любил, когда потемкинские деревни показывают…

Потом мы поехали на Горьковский автозавод. Там рабочие на конвейере говорили: а сколько терпеть это безобразие можно? Цены у вас выросли в десятки раз, когда это все закончится. Ельцин, считая, что он абсолютно прав, говорил: «Так, дорогие друзья, потерпите, через шесть месяцев жизнь наладится». Потом он сошел с «пьедестала». Ему очень не понравился генеральный директор завода Борис Павлович Видяев. Ельцин устроил такой цирк. Мы пришли в столовку заводскую, и там серебряная посуда, еда как в ресторане, работяги в чистых робах, все красиво, элегантно. Ельцин взял сначала поднос, а потом говорит: «Пойдем отсюда. Показуха. Потом весь завод будет рассказывать, какой я придурок, что не смог разобраться, что специально для меня столовку сделали». «Неудобно перед Видяевым, он нас пригласил», — говорю. «Ничего, будет всю жизнь помнить, как себя вести надо», — отвечает. Мы ушли, Видяев упал в обморок, мне потом рассказали…

<…>