Борьба за думские мандаты в 1995 году разворачивалась на фоне нарастающего в обществе недовольства властью. По опросам Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), в сентябре 1994 года работу Бориса Ельцина на посту президента одобряли 29,8 %, а в сентябре 1995 года — только 14,1 %. К концу ноября — началу декабря только 3,3 % называли обстановку в России «спокойной», а остальные считали ее «нестабильной» (55,4 %) или даже «взрывоопасной». Наибольшую тревогу у граждан вызывали рост цен (44,2 %), рост числа уголовных преступлений (40,4 %), отсутствие уверенности в завтрашнем дне (32,4 %). 27,7 % респондентов беспокоили задержки с выплатами зарплаты, примерно столько же — вооруженный конфликт в Чечне. Было бы «лучше, если бы все в стране оставалось так, как было до начала перестройки» в 1985 году, — констатировали тогда более половины опрошенных.

Выборы, которых могло бы и не быть

Согласно переходным положениям Конституции (ее приняли 12 декабря 1993 года одновременно с выборами в обе палаты парламента), Госдума первого созыва избиралась на два года. Но перспектива проведения выборов в 1995 году не была однозначной. Избирательное законодательство еще только предстояло разработать. Взгляды на содержание этих законов у президента и различных политических сил разошлись. Поиск компромисса о порядке выборов в Госдуму затянулся, вызвав немало слухов о возможном их переносе. Растущая популярность коммунистов только подкрепляла эти опасения. Да и память о том, что президент может пойти на жесткие меры в ходе конфликта с оппонентами, была свежа: с событий 1993 года прошло всего два года.

Руководитель администрации президента (АП) в 1993–1996 годах, ныне глава Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ Сергей Филатов отмечает, что основная дискуссия развернулась по поводу соотношения пропорциональной и мажоритарной частей. АП считала правильным порядок, при котором 150 депутатов избирались бы по партспискам, а 300 — по одномандатным округам. Глава думской группы по разработке закона, депутат-»яблочник» Виктор Шейнис настаивал на формуле 225:225. «Мне и сейчас представляется, что такой вариант оптимален для российского парламента, — говорит господин Шейнис. — Но тогда АП пыталась добиться максимума одномандатников, полагая, что на них им будет легче влиять. С моей точки зрения, это было неправильно — слишком малая доля оставалась на списки, что препятствовало партстроительству». Сергей Филатов же доказывал, что пропорциональная система «отрывает депутатов от избирателей», но в итоге «согласился с Шейнисом». «Было невозможно дальше тянуть: мы обещали, что новые выборы пройдут через два года»,— говорит господин Филатов.

Президент подписал закон 21 июня 1995 года. Итоговая версия, помимо соотношения 225:225, ограничивала центральную часть федерального списка избирательного объединения 12 кандидатами, закрепляла 5 %-ный проходной барьер и 25 %-ную явку избирателей, при которой выборы считались состоявшимися. 17 июля Борис Ельцин дал официальный старт кампании, назначив своим указом выборы в Госдуму на 17 декабря.

Но осенью выборы вновь были поставлены под вопрос. С критикой закона о думских выборах выступили депутаты Ирина Хакамада и Вячеслав Никонов. Несправедливыми они сочли, в частности, 5 %-ный барьер, который при большом количестве избирательных объединений позволит участвовать в распределении мандатов «максимум четырем из них». Негативно, по их мнению, на выборы повлияла бы и однотуровая система в мажоритарных округах: при огромном количестве кандидатов в округе победители будут представлять абсолютное меньшинство избирателей, а большинство проголосует против них. Депутаты обратились в Конституционный суд (КС). Если суд примет решение о несоответствии закона Конституции, то Госдуме придется согласиться с предложенными поправками; в противном случае выборы 17 декабря могут просто не состояться, — пригрозила тогда госпожа Хакамада. Бывший начальник охраны президента Александр Коржаков вспоминает, что депутаты первого созыва просто не торопились переизбираться: «Они только устраивались больше года: пока между ними распределили кабинеты, выдали таблички… Шумейко (в то время — председатель СФ. — «Ъ») вообще кричал: „Саша, если ты это до Ельцина донесешь, все будут тебя в задницу целовать!“ Они все были двумя руками за перенос выборов».

Общественное мнение, впрочем, настаивало на проведении голосования в срок: ноябрьский опрос ВЦИОМа показал, что только 8,8 % респондентов не имеют ничего против переноса парламентских выборов (9,1 % — президентских). Вмешаться пришлось Борису Ельцину. 13 ноября он подтвердил «твердую решимость» провести выборы в Госдуму 17 декабря, а заодно попросил СФ скорее назначить дату выборов президента в 1996 году — чтобы «снять часть напряжения», связанного со слухами об их отмене. Вскоре отреагировал и КС: спор о содержании закона он отнес к компетенции законодателей, а вопрос о представительном характере будущей Думы предложил обсудить после ее избрания.

Как партия власти шла к власти

Накануне выборов власть предприняла попытку сформировать в стране двухпартийную систему — как сейчас вспоминает Сергей Филатов, эта идея могла принадлежать тогдашнему зампреду правительства Сергею Шахраю (другие участники тех событий также упоминают здесь помощника президента Георгия Сатарова). В апреле Борис Ельцин объявил о создании двух предвыборных объединений: правоцентристского «Наш дом — Россия» (НДР) во главе с премьером Виктором Черномырдиным и левоцентристского — во главе со спикером первой Думы аграрием Иваном Рыбкиным (позже его назвали «Блок Ивана Рыбкина»). Как пояснял президент, двухпартийная система позволила бы «обрубить экстремистов с флангов» и создать в Думе «здоровый центр».

Перед НДР стояла задача успешно выступить на парламентских выборах, и движение быстро включилось в подготовку к кампании. В первую тройку, помимо Виктора Черномырдина, вошли режиссер Никита Михалков и участник военных операций в Афганистане и Чечне Лев Рохлин. Но первое серьезное поражение ждало НДР еще до выборов в Госдуму. В августе 1995 года главой Свердловской области во втором туре с результатом 59% был избран Эдуард Россель, обошедший назначенца из Москвы, главу отделения НДР Алексея Страхова (34%).

У НДР не было идеологии, а ее структура создавалась искусственно, с опорой на властную вертикаль, рассуждает о причинах провала движения депутат фракции КПРФ в Госдуме второго созыва, бывший лидер движения «Духовное наследие» Алексей Подберезкин. «Черномырдин звонил одному из губернаторов и просил его провести у себя собрание отделения, тот, в свою очередь, вызывал какую-нибудь гардеробщицу и велел ей провести первичку... Это партия чиновников, никакой реальной организации там и в помине не было»,— говорит он.

Не самой удачной оказалась и агитация НДР, вспоминает политтехнолог Константин Калачев, в 1995 году возглавлявший список Партии любителей пива. Главный лозунг кампании — «Если дорог тебе твой дом» — дополнялся символом: изображением домика с покатой крышей, в форме которой Черномырдин складывал руки на предвыборных плакатах. Жест премьера стал предметом многих шуток и даже частушки (ее авторство приписывают депутату Госдумы второго созыва Константину Боровому): «Черномырдин на плакате // Ручки домиком сложил, // Чтоб не думал избиратель // Что он хрен на них ложил». Образ премьера активно использовали и другие конкуренты НДР: например, лидер движения «Вперед, Россия!» Борис Федоров появлялся в своих предвыборных роликах с картонным Черномырдиным. «Виктор Степанович, неужели трех лет в качестве премьер-министра вам недостаточно? Ведь результатов нет. Какие вам нужны полномочия? Кто вам мешает?» — спрашивал Федоров.

Неуспех движения предсказывала и социология: в июне о существовании НДР было известно только каждому двадцатому респонденту ВЦИОМа, примерно столько же опрошенных готовы были проголосовать за него к декабрю. Непросто все складывалось и у «Блока Рыбкина». Агитацией занимался режиссер Тимур Бекмамбетов: в одном из снятых им роликов, например, коровы рассуждают о справедливости. Максимальный рейтинг блок показал накануне выборов, когда за него обещал проголосовать 1 % респондентов.

По мнению Сергея Филатова, навязываемая сверху двухпартийная система была обречена на провал. «В мире есть два основных идеологических направления: консерваторы и либералы. Это логично. Но это должно быть отрегулировано самим обществом»,— признает он. Непосредственно же с НДР «злую шутку» сыграл стремительно теряющий популярность президент, ведь «все понимали, что НДР — это не партия Черномырдина, а партия Ельцина». Согласно опросу ВЦИОМа (ноябрь–декабрь 1995 года), «близким к Ельцину» Виктора Черномырдина считали 41,2 % опрошенных.

Хотя НДР ассоциировали с президентом, движение требовалось власти только как инструмент для проведения в Госдуме нужных законов, указывает депутат Госдумы первого созыва, профессор ВШЭ Юлий Нисневич. По его мнению, было ясно, что Борис Ельцин и команда «не хотели опираться ни на НДР, ни на какую-либо другую политическую силу». На пресс-конференции в сентябре, например, президент дал НДР не самую высокую оценку, поставив блок в ряд партий, которые получат на выборах «ну процентов семь». Подобные высказывания президента принято объяснять его непростыми отношениями с премьером. Сергей Филатов отрицает, что Ельцин и Черномырдин когда-либо конфликтовали. «Они всегда были в очень хороших отношениях»,— заверяет он. Но признает, что президент мог испытывать к лидеру НДР «чувство ревности».

«На пороге стоят коммунисты, а вы тут шутки шутите»

Всего к участию в выборах допустили 43 избирательных объединения. «Из тех, кому удалось собрать необходимые 200 тыс. подписей, насколько я помню, никому в регистрации отказано не было»,— говорит политтехнолог Андрей Богданов. По его словам, будучи главой одного из отделений «Союза защиты акционеров и вкладчиков МММ» и обладая контактами сотен людей, он «помог собрать подписи десятку партий», в том числе «Конгрессу русских общин» и «Общему делу» Ирины Хакамады. «Было принято решение пускать всех, чтобы утопить протест против власти в партиях мира и добра»,— считает Константин Калачев.

Демократы пошли на выборы множеством маленьких и слабых колонн. «Ну никак мы не могли добиться их объединения. Но в этом проблема всех выборов — демократы никогда не были готовы к тому, чтобы идти единым фронтом»,— рассказывает Сергей Филатов. Особенно сложно, по его словам, было договариваться с Григорием Явлинским. «Яблоко» было одним из фаворитов предвыборной гонки и выделялось в том числе удачной агитацией. В ролике на голову Исаака Ньютона падает плод. «Выбирайте „Яблоко“, пока вам на голову не свалилось что-нибудь другое»,— призывает голос за кадром.

Попытку объединить единомышленников на базе блока «Демократический выбор России» (ДВР) предпринял Егор Гайдар, лидер успешно прошедшего в первую Думу «Выбора России» — по сути, партии власти образца 1993 года. В мае в прямом эфире программы «Итоги» на НТВ господа Гайдар и Явлинский обсудили возможность выдвижения единого списка. Однако затем лидер «Яблока» отказался от этой идеи. «Он обеспечил раскол демократов и наше общее поражение на выборах»,— заявит Егор Гайдар почти год спустя на конференции ДВР. В результате в коалицию вошли Российская партия социальной демократии и Крестьянская партия. Даже предполагаемый автор идеи двухпартийного парламента Сергей Шахрай повел на выборы Партию российского единства и согласия (ПРЕС) отдельным списком.

4 января 1996 года президент вызвал меня к себе. Подошел ко мне и сказал: «Ну что, просрали выборы?» Я впервые услышал от него это ругательное слово.

Часть электората НДР перетянули на свою сторону и «Женщины России» — Екатерина Лахова и Алевтина Федулова. Отдельные блоки зарегистрировали Гавриил Попов, Элла Памфилова, Константин Боровой с Валерией Новодворской. Схожие ценности разделяла и Партия любителей пива, которая «наравне с правом каждого человека пить пиво отстаивала и право человека его не пить», вспоминает Константин Калачев. Но партию редко воспринимали всерьез, жалуется он: «Уже тогда начали эксплуатировать эту риторику: на пороге стоят коммунисты, решается судьба демократии, а вы тут шутки шутите».

Блоков и партий было много — на любой вкус. Собиралась повторить свой успех ЛДПР Владимира Жириновского, занявшего первое место на выборах в 1993 году. Отдельно шли Аграрная партия России, «Коммунисты — Трудовая Россия — За Советский Союз», Николай Рыжков и Сергей Бабурин вели на выборы партию «Власть — народу!». Выделялся в этом ряду список «Конгресса русских общин» (КРО), в первую тройку которого входил герой конфликта в Приднестровье генерал Александр Лебедь. Первым номером при этом шел бывший секретарь Совбеза Юрий Скоков. Именно очередность в списке помешала успеху партии на выборах, полагают эксперты. Это ошибка Скокова, известность которого была несравнима с известностью генерала Лебедя, говорит Андрей Богданов: «Понятно, что он рулил всем процессом, но ради прохождения партии ему нужно было оставаться серым кардиналом».

КПРФ тем временем уверенно завоевывала первые позиции. Если в начале года коммунисты уступали только «Яблоку» (в мартовском опросе ВЦИОМа — 15,5% против 10%), то последние электоральные рейтинги перед днем голосования прочили списку Геннадия Зюганова 15,2 %, а «Яблоку» — 6 %. Алексей Подберезкин признает, что на рейтинг коммунистов работала политическая и социально-экономическая ситуация, но и помимо этого партии удалось провести эффективную кампанию. «Если в 1993 году КПРФ фактически не участвовала в выборах из-за опасений, что вот-вот партию запретят, то через два года мы развернули целую стратегию»,— рассказывает он. Например, партия пошла на электоральные хитрости: заведомо избираемые претенденты баллотировались в одномандатных округах и одновременно возглавляли региональные группы в списках. Совершенно по-новому строилась агитация коммунистов. «Нам удалось уйти от примитивных узкопартийных лозунгов в более широкое пространство, чтобы противопоставить всему либерально-западническому коммунистов, левых, патриотов»,— отмечает господин Подберезкин.

«Президент понял, что может проиграть всё»

Согласно официальным итогам голосования, КПРФ одержала уверенную победу и по партийным спискам, и по одномандатным округам. Суммарно коммунистам доставалось 157 мандатов. Еще три объединения смогли преодолеть 5 %-ный барьер: ЛДПР, НДР и «Яблоко» (см. инфографику). Еще 19 партий провели в парламент депутатов по округам. Выборы серьезно изменили структуру Госдумы: в палате первого созыва было семь фракций, во втором созыве их осталось четыре.

Единого мнения по поводу честности кампании и справедливости подсчета голосов нет. Не прошедший в парламент Константин Калачев называет выборы-95 «образцом демократичности»: «Власть вела себя очень прилично: никто не придирался к агитационным материалам, не препятствовал в их распространении… Я вспоминаю Вешнякова (в 1995 году — секретарь ЦИКа. — «Ъ») — святой человек!» Фальсификации тогда еще «не были доминантой избирательной системы», но «фокусы уже начались», утверждает Юлий Нисневич. «На самом деле барьер преодолели еще три партии: ДВР, „Женщины России“ и „Трудовая Россия“. Я сам присутствовал при том, как Черномырдин позвонил Гайдару и поздравил его с прохождением в Думу. Но после этого результаты выборов были изменены: побоялись, что мандат получит Виктор Анпилов (один из лидеров «Трудовой России». — «Ъ»), который, видимо, считался совершенно неприемлемой фигурой в парламенте», — вспоминает он.

Причины победы коммунистов «исключительно экономические», говорит Андрей Богданов. «Все вспомнили, что совсем недавно был СССР, где были очереди и не было продуктов, но люди сохраняли самоуважение: научные сотрудники не торговали картошкой»,— поясняет он. Юлий Нисневич добавляет, что разочарование в новой власти «спровоцировала война в Чечне, много негатива вызывала и приватизация». В этих условиях неизбежно появилась «очень мощная советская ностальгия».

«В экономике есть такое понятие — логический спад, он был неизбежен как следствие при переходе от плановой экономики к рыночной. И к 1995 году этот спад достиг низшей точки: уровень жизни резко упал, выросла безработица, зарплаты задерживали по полгода»,— говорит директор «Левада-центра» Лев Гудков, в 1995 году возглавлявший отдел социально-политических исследований ВЦИОМа. Все это, поясняет социолог, вызвало у граждан «шоковое состояние от несовпадения надежд с реальным положением дел». Едва ли не все политические силы тогда «воспользовались этим разочарованием», но самой эффективной оказалась пропаганда коммунистов о том, что «все реформы были инициированы Западом, чтобы развалить Россию». «Граждане в этот момент поверили, что КПРФ выражает настроения обделенной части населения, что коммунисты — это меньшее зло из возможных»,— отмечает Лев Гудков.

Борис Ельцин не видел опасности в КПРФ и в борьбе за думские мандаты сохранял нейтралитет, утверждает Александр Коржаков. «Он по этому поводу совершенно не беспокоился. Да, победили коммунисты. Но что они могли сделать? Ничего. Не принимают закон — президент проводит его указом, не хотят войну в Чечне — он называет ее контрреволюционной операцией, не согласны с его кадровыми предпочтениями — он назначает чиновника в статусе и. о. Конституция позволяла ему полностью игнорировать парламент»,— поясняет он.

Сергей Филатов, напротив, рассказывает, что победа коммунистов «очень задела» Бориса Ельцина. «Мы разговаривали с ним в августе, он объяснял, что не хочет идти на президентские выборы в 1996 году, потому что очень устал, плохо себя чувствует, почти не бывает с семьей»,— вспоминает Филатов. Но после выборов, по его словам, все изменилось: «4 января 1996 года президент вызвал меня к себе. Подошел ко мне и сказал: „Ну что, просрали выборы?“ Я впервые услышал от него это ругательное слово. Он понял, что действительно может проиграть всё. Поэтому он и согласился идти на второй срок».

Фотография на обложке:
Геннадий Зюганов на избирательном участке, 17 декабря 1995 года
AP / Eastnews