Почему мы столь богаты? Американец зарабатывает в среднем $130 в день, что ставит Соединенные Штаты на первые позиции международных рейтингов. В Китае этот показатель составляет $20 в день (в реальном выражении покупательской способности), а в Индии — $10, даже после их недавнего отказа от системы непосильного социализма, при котором они зарабатывали и того меньше — 1 доллар в сутки. Еще несколько этапов развития экономики, испытанного торговлей, — и они тоже станут богаты.

На самом деле «мы» сравнительного обогащения включает в себя большинство современных стран, за некоторыми досадными исключениями. Два столетия назад средний мировой доход на человека (в ценах того времени) составлял $3 в день. И так было с тех пор, как мы жили в пещерах. Теперь этот показатель — $33 в день, текущий показатель Бразилии или показатель США в 1940 году. За прошедшие 200 лет средний реальный доход на человека — учитывая даже такие современные трагедии, как Чад и КНДР — вырос в 10 раз. Результат ошеломляет. В странах, которые в свое время с готовностью приняли улучшение торговли и экономики, таких как Япония, Швеция и США, он вырос в 30 раз, что поражает еще больше.

И оперируя этими цифрами, я не беру в расчет радикальные улучшения широко распространенных товаров и услуг, которые внедряются с XIX века. Современные опасения по поводу стагнации реальных заработных плат в США и других развитых странах сильно преувеличены, если рассматривать вопрос с точки зрения исторической перспективы. Как утверждают на этих страницах экономисты Дональд Бодро и Марк Перри, официальные цифры не учитывают реальных преимуществ наших поразительных материальных успехов.

Гляньте на великое обилие товаров на полках супермаркетов и торговых центров. Просто вдумайтесь: волшебные устройства для общения и развлечения доступны для людей самого разного достатка. Какой-то ваш знакомый в клинической депрессии? Сегодня ему можно помочь с помощью целого спектра эффективных препаратов, ни один из которых не был доступен миллиардеру Говарду Хьюзу в моменты глубочайшего отчаяния. Нужно заменить тазобедренный сустав? В 1980 году подобные операции проводились на сугубо экспериментальном уровне.

Ничего подобного Великому обогащению последних двух столетий не случалось раньше. Удвоения доходов — улучшения состояния человека на 100% — случались часто, в лучшие годы Древней Греции и Римской империи, в Китае времен династии Сун и в империи Великих Моголов. Но жители этих стран вскоре опустились до уровня Афганистана с его мизерными зарплатами 3 доллара в день или меньше. О революционном улучшении на 10 000 процентов, если принимать во внимание все: от консервов до антидепрессантов, — даже не могло быть и речи. До тех пор пока оно все-таки не произошло.

Что его вызвало? За идеологией следуют самые обыкновенные объяснения. Слева, начиная с Маркса, суть вопроса кроется в эксплуатации. Капиталисты с момента XIX века добавочную стоимость своих рабочих вложили в темные, сатанинские фабрики. Справа, начиная от благословенного Адама Смита, весь секрет был в экономии. Дикие горцы могли стать богаче голландцев — «богатеев в высшей степени», как сказал Смит в 1776 году, — если бы они попросту сохраняли достаточно денег, чтобы образовать капитал (и перестали воровать скот друг у друга).

В недавнем расширении идей Смита, выдвинутом последним лауреатом Нобелевской премии по экономике Дугласом Нортом (которое сейчас воспринимается Всемирным банком как ортодоксальное), говорится о том, что настоящей панацеей являются институты. С его точки зрения, если вы дадите государственным адвокатам красивые мантии и белые парики, вы получите что-то наподобие общего английского права. Законодательство последует за тенденцией, коррупция исчезнет, а народ будет жить за счет накопления капитала до наивысшего уровня богатства.

Но ни одно из объяснений не выражает всей сути.

То, что обогатило современный мир, не было капиталом, украденным у рабочих или мастерски сэкономленным, равно как и не было институтов постоянного накопления. Капитал и верховенство права были, конечно, необходимы, но были также необходимы рабочая сила, жидкая вода и немного времени.

Капитал стал продуктивен благодаря идеям совершенствования — идеям, признаваемым деревенским плотником, мальчишкой-телеграфистом или компьютерным гением из Сиэтла. Мэтт Ридли писал в своей книге «Рациональный оптимизм» 2010 года о том, что произошло за последние двести лет: «Идеи занялись сексом». Идея железной дороги была совокупностью паровых двигателей высокого давления и рельсового транспорта угольных шахт. Идея газонокосилки соединила в себе миниатюрный бензиновый двигатель и миниатюрные механические лезвия. И так далее, сквозь мыслимые и немыслимые изобретения. Соединение идей в головах простых людей привело к буму улучшений.

Оглядись в своей комнате, и ты заметишь сотни идей, возникших после XIX века: лампочки, центральное отопление и охлаждение, ковровое покрытие, сотканное машиной, окна такой величины, которые невозможно было получить до изобретения флоат-процесса. Посмотри на свой собственный человеческий капитал, сформированный в колледже, или на здоровье своей собаки после посещения ветеринара.

Идей было предостаточно. Как только у нас появлялись идеи железной дороги, воздушного кондиционирования или современных исследовательских университетов, получение средств на их исполнение было достаточно простым, потому что выгода была очевидна.

Если бы накопления капитала или верховенства права было достаточно, Великое обогащение случилось бы в Месопотамии в 2000 году до нашей эры, или в Риме в 100 году, или в Багдаде в 800-м. До 1500 года, а по некоторым показателям — и до 1700-го Китай был самой технологически развитой страной. За сотни лет до стран Запада китайцы изобрели шлюзы для судоходных каналов, чтобы плавать вверх и вниз по течению, а сами каналы были длиннее, чем в любой европейской стране. Китайская зона свободной торговли и ее законы были гораздо более масштабными, чем в буйных клочках Европы, разделенной законами и тиранией. Тем не менее впервые промышленная революция и, как следствие, Великое обогащение произошли на северо-западе Европы, а не в Китае.

Почему идеи так внезапно начали совокупляться в том месте и в то время? Почему все это началось сначала в Нидерландах около 1600 года, а затем в Англии около 1700-го, а после этого — в североамериканским колониях и обедневшей соседке Англии — Шотландии, а после — в Бельгии, северной Франции, Рейнланде?

Гляньте на великое обилие товаров на полках супермаркетов и торговых центров. Просто вдумайтесь: волшебные устройства для общения и развлечения доступны для людей самого разного достатка. Какой-то ваш знакомый в клинической депрессии? Сегодня ему можно помочь с помощью целого спектра эффективных препаратов, ни один из которых не был доступен миллиардеру Говарду Хьюзу в моменты глубочайшего отчаяния.

Ответ, если вкратце, — «свобода». Оказалось, освобожденные люди изобретательны. А рабы, крепостные, подчиненные женщины, люди, закованные в иерархии лордов или бюрократов, — нет. Из-за некоторых случаев в европейской политике, не связанных с высокой нравственностью европейцев, все больше европейцев становились свободными. После реформации Лютера, голландского бунта против Испании 1568 года, смятения в Англии во время английской гражданской войны 1640-х годов и американской и французской революций европейцы уверовали, что для начала простолюдины должны быть освобождены. Вы могли бы назвать это жизнью, свободой и стремлением к счастью.

Если говорить о другой большой идее, появилось — медленно, неидеально — равноправие. Это не было равенством результата, которое можно было бы назвать «французским», в честь Жан-Жака Руссо и Тома Пикетти. Оно было, так сказать, «шотландским», в честь Дэвида Юма и Адама Смита: равенство перед законом и равенство общественного положения. Оно подвигло людей стремиться самостоятельно улучшить свое положение. По словам Смита, «каждому человеку, пока он не нарушает законов справедливости, предоставляется совершенно свободно преследовать по собственному разумению свои интересы».

А вот другая удивительная теория, объясняющая наше богатство: «либерализм» в своем изначальном значении — «достойный свободного человека». Либерализм был новой идеей. Английский эгалитарист Ричард Рамболд перед повешением в 1685 году заявил: «Я убежден, что Бог ни одного человека не наделял правом властвовать над другими, ибо как никто не появляется на белый свет с седлом на спине, так никто не рождается и со шпорами на ногах, чтобы погонять других». Немногие из толпы, собравшейся, чтобы насмехаться над ним, согласились бы. Столетие спустя такие передовые мыслители, как Томас Пейн и Мэри Уолстонкрафт, подхватили идею. Двумя веками позднее практически все ее поддерживали. И наступило Великое обогащение.

Не все были рады такому развитию событий и идеям, стоявшим за ним. В XVIII веке такие либеральные мыслители, как Вольтер и Бенджамин Франклин, смело призывали к свободной торговле. К 1830-м и 1840-м годам широко разросшаяся интеллигенция, состоявшая в основном из детей буржуазии, начала высокомерно насмехаться над свободами, благодаря которым разбогатели их отцы и стала возможна их праздная жизнь. Сыны отстаивали решительное использование монополии государства на насилие для скорого достижения той или иной утопии.

Правые интеллектуалы, например, с ностальгией вспоминали воображаемые Средние века, свободные от вульгарной торговли, нерыночный золотой век, в котором правили рента и иерархия. Такое консервативное и романтическое представление о прошлом хорошо согласовалось с господствующим правым классом. Позднее в XIX веке правые, под влиянием науки, использовали социальный дарвинизм и евгенику для обесценивания свобод и достоинства простолюдинов и для возвышения миссии нации над индивидами, рекомендуя колониализм, обязательную стерилизацию и очистительную силу войны.

Тем временем другая группа интеллектуалов, левые, развили недалекие идеи о том, что идеи не важны. Левые заявили, что для прогресса имеет значение безостановочное движение истории при помощи протестов, забастовок и революций против злой буржуазии, и эти захватывающие действия, конечно, должны возглавлять именно они. Позднее, при европейском социализме и американском прогрессивизме, левые предлагали победить буржуазные монополии на мясо, сахар и сталь с помощью регулирования, синдикализма, централизованного планирования или коллективизации монополий в одну большую монополию под названием государство.

Пока все эти глубокие раздумья мучили европейскую интеллигенцию, торговая буржуазия, презираемая правыми, левыми, а также многими посередине, создала Великое обогащение и современный мир. Обогащение очень сильно улучшило наши жизни, чем доказало, что и социальный дарвинизм, и экономический марксизм ошибались. Предположительно неполноценные расы, классы и этнические группы показали, что такими не являются. Эксплуатируемый пролетариат не был загнан в нищету, он обогатился. Оказалось, что простыми мужчинами и женщинами не надо управлять сверху: уважаемые и оставленные в покое, они становятся необычайно изобретательными.

Великое обогащение стало самым важным событием в светской истории человечества со времен освоения земледелия и приручения лошадей. Оно является и будет оставаться исторически более важным, чем восход и падение империй или классовая борьба во всех существующих до настоящего момента обществах. Британия не смогла обогатиться, будучи империей. Американский успех не зиждется на рабстве. Сила не приводит к достатку, а эксплуатация не вращает шестеренки изобилия. Движение в сторону равноправия на французский манер было достигнуто не взиманием налогов или перераспределением, но за счет особого взгляда шотландцев на равенство. Настоящим двигателем стало распространение идеологии классического либерализма.

Великое обогащение перезапустило историю. Оно избавит нас от нищеты. К счастью для человечества, это уже произошло. Китай и Индия, которые в некоторой степени освоили либеральную экономику, стремительно развиваются. Бразилия, Россия и Южная Африка, не говоря о Европейском союзе, взяв за основу планирование, протекционизм и равноправное партнерство, находятся в застое.

Ни левые, ни правые, ни центристские экономисты и историки не могут объяснить Великое обогащение. Возможно, их методы требуют пересмотра в пользу «гуманомики», которая принимает идеи всерьез. Гуманомика не отрицает трейдерство, участие в содружествах, расчет эластичности спроса или статистику регрессионного анализа. Но она включает изучение этих понятий, их значения и потрясающего вклада во всеобщее обогащение.

Какой общественный курс способствовал подобной революции? Это всего-навсего здравомыслие. Как говорил Адам Смит, «это неслыханная дерзость <…> когда короли и министры делают вид, будто заботятся о сбережениях простого народа». Безусловно, мы и сами могли бы обложить себя налогом, чтобы помочь беднякам. Сам Смит помогал бедным своей либеральной рукой. Подобный либерализм заложен в христианстве, а также в иудаизме, исламе или индуизме. Однако обратите внимание, что причиной обогащения 95% бедняков с 1800 года явилась не благотворительность, а продуктивная экономика.

Конгрессмен Томас Масси, республиканец из Кентукки, высказал верную мысль в прошлогоднем интервью для журнала Reason: «Когда люди спрашивают: „Будут ли наши дети жить лучше нас?“ — я отвечаю: „Да, но это зависит не от политиков, а от инженеров“».

Я дополню его замечание. Это также зависит от коммерсантов, которые покупают дешевле, а продают дороже, от парикмахера, который заприметил возможность открыть новый салон, от работяги с нефтяной вышки, который с готовностью отправляется в Северную Дакоту и обратно, и от многих других простых людей, которые соглашаются на основную буржуазную сделку: позволь мне ухватиться за возможность сделать вклад в развитие экономики, проверенный торговлей, и я сделаю богатыми всех нас.

Перевод с английского осуществлен проектом Newочём

Фотография на обложке: Улица Ноттинг Хилл. Лондон, 2008 / acb / flickr.com