Делание денег
Юлия Вымятнина — о капитализме
Experts: Yulia Vymyatnina
Юлия Вымятнина — о капитализме
Experts: Yulia Vymyatnina
Юлия Вымятнина — о капитализме
Если говорить о том, что такое капитализм, то это экономическая система, которая построена на деньгах. Это очень важно. Это то, что отличает ее от экономики дара, от экономики бартера, от того, что было в Средние века; в этой системе присутствует частная собственность на средства производства, и эти средства производства используются для того, чтобы извлекать из них прибыль.
Таким образом, если мы перечислим основные характеристики капитализма, то, во-первых, очень важно первоначальное накопление капитала и продолжающееся накопление капитала для запуска капитализма и для того, чтобы капитализм продолжал развиваться. Во-вторых, это, соответственно наличие частной собственности на средства производства и наличие наемного труда, той армии рабочих, которая будет использовать эти средства производства для того, чтобы производить продукт.
Если мы задумаемся, откуда появился вот этот самый первоначальный капитал, собственно, откуда взялись те деньги, которые позволили запустить динамику капитализма, здесь есть две основные гипотезы. Есть много мелких ответвлений, но мы не будем на них останавливаться. Первая гипотеза была выдвинута Марксом в его известном труде «Капитал», где он фактически предположил, что это прибыль от торговли и прибыль от разного рода кредитных отношений, то есть, по сути, от ростовщичества. Ему на это через некоторое время возразил Зомбарт, который предположил, что нет, первоначальное накопление произошло вовсе не из-за этого, а вследствие того, что накопились денежные средства от земельной ренты у аристократии, и вот этим своим возражением Зомбарт, собственно, инициировал изучение того, откуда же действительно появился этот первоначальный капитал.
Некоторые примеры – их довольно много, но можно вспомнить про исследование появления начального капитала в Венеции или в городе Аугсбурге — подтверждают идею Маркса о том, что первоначальный капитал был накоплен в результате торговых и ростовщических операций, операций с деньгами. То есть фактически на чем строилась торговля? По сути, это была спекуляция, это была перепродажа товаров по более высокой цене в тех местах, где эти товары либо не производились, либо были худшего качества.
В Средние века торговля вообще-то не считалась таким занятием достойным. Поэтому, скажем, аристократия в большинстве случаев, за исключением Италии, в общем-то, считала ниже своего достоинства торговать. И очень часто случались такие ситуации, когда капитал накапливался, купцы превращались в аристократов, и через несколько поколений капитал просто исчезал. Поэтому для того, чтобы капитал появился, нужно было изменение, конечно, каких-то социальных установок среди прочего, и в течение XVI–XVIII веков было несколько основных трендов, которые позволяли сформировать ту среду, из которой, собственно, капитализм и вырос. Это изменения в торговле, изменения в производстве, в социальных установках, безусловно, и технологические изменения.
Есть разные датировки промышленной революции, и можно долго обсуждать, был это единый процесс или она делилась на несколько этапов. Для нас важен сам факт, что произошло две важных вещи. Во-первых, это развитие технологического прогресса, которое привело, соответственно, к экономическому росту, и во-вторых, это демографический переход, то есть изменение факторов рождаемости, рождаемость стала меньше. Как это ни странно, в выигрыше оказались не столько капиталисты, как принято говорить, особенно когда мы думаем о начале капитализма и об этих несчастных рабочих на фабриках, — в выигрыше в первую очередь оказался собственно рабочий класс.
Что здесь важно отметить: очевидным образом происходило изменение неравенства внутри стран, то есть часть дохода перераспределялась от тех, у кого были деньги, условно говоря, от капиталистов, к тем, кто зарабатывал деньги своим трудом, то есть к рабочим.
Можно посмотреть на график, который называют Piketty’s Split, то есть раздвоение, разделение по Пикетти, где у нас доля девяносто процентов снизу по доходам противопоставлена доле одной десятой процента сверху по доходам. И видно, что, если у нас сначала девяносто процентов снизу потихонечку растут с точки зрения их доли в доходе, то примерно с конца восьмидесятых годов ХХ века начинается обратный процесс, и сейчас они вот практически сошлись. То есть представим себе, что у нас в США девяносто процентов по доходу снизу получают столько же, сколько одна десятая процента по доходу сверху. Неравенство — это, конечно, большая проблема не только в глобальном масштабе, но и в масштабе отдельных развитых стран. Соответственно, одной из панацей от неравенства продолжает до сих пор видеться экономический рост.
То есть если экономика будет продолжать расти, то что-то перепадет тем, кто находится внизу распределения доходов. Соответственно, можно говорить о том, что в некотором смысле экономический рост — это такой фетиш капитализма. Посмотрим для примера на ситуацию, которая сложилась в Швеции и в Аргентине и как она в динамике за сто лет развивалась. Они в начале ХХ века начали примерно с одинакового уровня подушевого ВВП, и, в общем-то, первые тридцать лет они даже очень похоже как-то развивались, но если посмотреть в среднем за сто лет, то есть с 1900-го по 2000-й, то выяснится, что Швеция показывала темпы экономического роста в среднем около двух процентов в год, а Аргентина — один процент в год.
Различие — один процентный пункт. Результат за сто лет расхождения в доходах различается примерно в два раза, то есть Швеция оказалась в два раза богаче на душу населения, чем Аргентина. Поэтому, несмотря на такие скромные вроде бы цифры роста, два процента в среднем в год — это очень достойная цифра на длинных промежутках. У экономического роста есть множество разных факторов: это и география, это и институты, это экономические факторы. Если сказать вкратце, скажем, география — это наделенность природными ресурсами, это выход к морю, соответственно, возможность торговли, это климат: если страна живет в более холодном климате, она по определению имеет более высокую стоимость продукции, которая производится в этой стране, и так далее.
Если посмотреть на традиционные экономические факторы — это капитал: как накопленный капитал, так и инвестиции в развитие различных отраслей промышленности; это трудовые ресурсы и все, что с ними связано, то есть это смертность, рождаемость, миграция, качество этих трудовых ресурсов, их здоровье, их образование. Безусловно, влияет на экономический рост и макроэкономическая ситуация в стране в целом, но последняя определяется, среди прочего, тем, что называется в экономике институтами.
К институтам можно отнести, например, религию. Есть исследования, которые показывают, что принадлежность к протестантизму или к конфуцианству приводит к более высоким темпам экономического роста по сравнению с католичеством или православием. Помимо религии, это также культура, скажем, уровень доверия в обществе, то, как устроено общество с точки зрения «индивидуализм/коллективизм», насколько общество открыто к новшествам и так далее. Кроме того, к институтам, естественно, относится и государство, то, каким образом, собственно, выстроена законодательная рамка, насколько защищены контракты, насколько суды независимы, присутствует ли коррупция, насколько качественно, в конце концов, государство управляется. Государство может быть хорошим, но бестолковым в некотором смысле.
И важна также правовая система. Есть исследования, которые показывают, что англосаксонская система права приводит к более высоким темпам роста при прочих равных по сравнению с романо-германской системой права. То есть масса факторов, которые создают различия в темпах экономического роста и в том, какие результаты показывает страна.
Рост никогда не может быть стабильным. Всегда присутствуют экономические циклы, и, к сожалению, экономические циклы — это неизбежность. Одна из гипотез, которая очень хорошо иллюстрируют и объясняет, почему это так, — это так называемая гипотеза финансовой нестабильности Хаймана Мински, американского экономиста. Он выяснил, что все дело — в ожиданиях, то есть в том, чего ждут от будущего экономические агенты. Представим себе ситуацию после спада, когда потихоньку начинает восстанавливаться какая-то уверенность в завтрашнем дне и потихоньку какие-то появляются позитивные ожидания. Банки начинают постепенно кредитовать инвестиционный спрос, потребительский спрос. Фирмы начинают инвестировать, потребители достают какие-то заначки и начинают больше потреблять. Соответственно, это запускает такую волну положительного подкрепления, и на следующем шаге мы видим, что действительно оптимистичные ожидания реализовались, может быть, даже в большей степени, чем ожидалось. Это подкрепляет оптимистические ожидания, и постепенно вот эта спираль раскручивается. В какой-то момент банки и фирмы, например, становятся более устойчивыми к риску, то есть то, что раньше считалось очень рискованным проектом, в нынешних условиях выглядит уже проектом с умеренным риском, и так далее. То есть в системе накапливается риск, накапливается кредит, потому что постоянно происходит расширение и инвестиций, и потребительского спроса, и, соответственно, система потихонечку растет.
Однако в какой-то момент система подходит к какому-то критическому значению в каком-то из показателей. Некий триггер — его недавно назвали моментом Мински во время прошедшей «великой рецессии» – резко запускает смену настроений, из оптимистов все превращаются в пессимистов. Риски резко возрастают, фирмы начинают сворачивать инвестиционные проекты, банки сворачивают кредитование и, возможно, даже начинают отзывать ранее выданные кредиты. Потребители, естественно, сокращают потребление, то есть в экономике наступает спад, и длится он до тех пор, пока, соответственно, какой-то новый триггер не переключит систему в новое состояние. И психологически, по-видимому, люди устроены так, что, несмотря на то что уже много раз проходили достаточно серьезные спады, каждый раз во время такого уверенного и активного роста экономики раздается все больше голосов: «Ну, в этот раз все будет по-другому, Великая депрессия — а теперь уже и Великая рецессия — больше не повторится». Тем не менее это все равно повторяется — это присущее капитализму и человеческой психологии свойство. Поэтому обеспечить перманентный экономический рост совершенно невозможно.
Есть разные классификации. Пожалуй, самая дихотомичная — это классификация «рыночный капитализм», «капитализм свободного рынка» в противовес государственному капитализму. Но, выстраивая такие классификации, нужно понимать, что очень часто страна окажется в какой-то пограничной зоне, и даже в рамках выделенных классов все равно страны будут различаться. В качестве примера — скажем, страны западного мира, которые относятся, скорее, к рыночному капитализму. Если мы возьмем США или Великобританию, это страны, у которых более развиты финансовые рынки по сравнению, скажем, с системами банковского кредитования, а если мы посмотрим на Германию или Японию, то там, скорее, банковское кредитование является определяющим для развития промышленности, для развития бизнеса. Так сложилось исторически, то есть это тоже несколько разные модели капитализма, хотя и там, и там это капитализм свободного рынка.
Если мы посмотрим на государственный капитализм, здесь вообще огромное количество различных стран, у каждой из которых будет своя какая-то история. Например, Китай — один из самых ярких примеров. Это страна, которая идет очень осторожно в сторону капитализма. Они сначала ставят эксперимент в какой-то отдельной области, и, если он успешен, распространяют его дальше. При этом страна обходится без демократических свобод, которые присущи развитым странам, хотя, по всей видимости, неуклонно движется в этом направлении.
Россия представляет собой другой пример рыночного капитализма. И наше главное отличие от Китая состоит в том, что в Китае, как и вообще в азиатских странах, как все отмечают, есть планирование на длительную перспективу. Для них горизонт в сто лет — это нормальный горизонт планирования. У нас горизонт планирования очень краткосрочный. Мы живем от одних выборов до других, от одной проблемы до другой проблемы. В лучшем случае мы планируем на три года. Помимо этого, все знают: в России высокая коррупция и достаточно неэффективное управление со значительным количеством государственных корпораций. Все это, конечно, представляет собой проблему для дальнейшего развития. Нельзя при этом говорить, что Китай — это какая-то идеальная модель, или Россия — безнадежно плохая и неработающая. Можно найти какие-то примеры посередине, и в любом случае все зависит от того, как именно дальше страна будет развиваться. То есть, строго говоря, в каждой стране, в общем-то, свой вид капитализма.
Капитализм — это не что-то отлитое в бронзе раз и навсегда; это постоянно изменяющаяся система, в которой в одни периоды выигрывают рабочие, в другие периоды выигрывают капиталисты. В одни периоды государство пытается быть более активным игроком в экономике, но затем уходит из нее; в другие периоды государство пытается создать приемлемую рамку и проверять, нужно ли эту рамку каким-то образом еще адаптировать.
Исходя из этого, можно говорить о том, куда, собственно, капитализм движется, какие наблюдаются тренды. Во-первых, это, безусловно, разрастание финансового сектора, который не собирается сдавать свои позиции, несмотря на все предпринятые меры по его регулированию и по снижению возможности брать на себя риски. Во-вторых, это изменение некоторых социальных трендов с точки зрения того, какие профессии считаются престижными, какие профессии не считаются престижными и куда сдвигается человеческий капитал, куда сдвигается рынок труда. Здесь можно отметить рост числа самозанятых, что, в общем-то, уже является таким новым вариантом в рамках развития капитализма, но пока еще это не представляет собой большой доли в ВВП в какой-либо стране.
Еще один, безусловно, важный фактор и тренд в развитии капитализма — это глобализация, которая связана с двумя вещами. Во-первых, это возникновение транснациональных корпораций, которые производят по всему миру достаточно стандартный продукт и которые находятся очень часто вне юрисдикции большинства правительств тех стран, в которых они оперируют, либо они очень ограниченно подчиняются этим правительствам. Тем самым возникает вопрос возможности увода прибыли и вообще соответствия законодательству различных стран. Во-вторых, в рамках глобализации появляется другой тренд. Если у нас раньше был упор на то, чтобы производить конечный продукт лучше своих конкурентов, то сейчас упор делается на то, чтобы встроиться в глобальные цепочки производства добавленной стоимости, то есть продукт больше не производится в одной стране, он перемещается из одной страны в другую. Таким образом, в перспективе нас ждет какая-то более сложно устроенная экономика, и капитализм, несомненно, адаптируется и к этим вызовам.