Плавное движение
Дмитрий Травин — о модернизации
Experts: Dmitry Travin
Дмитрий Травин — о модернизации
Experts: Dmitry Travin
Дмитрий Травин — о модернизации
Если буквально одной фразой объяснить суть слова «модернизация», то фраза эта будет очень проста: это движение от традиционного общества к современности. Но вот что значит «движение к современности», как это понять? В науке выделяют четыре основных пункта, четыре направления, по которым это движение идет.
Первое — это движение к рыночной экономике. Нет ни одной страны мира, которая была бы богатой и успешной и при этом не создала бы рыночную экономику. Идет ли в этом направлении Россия? В принципе, идет. В начале девяностых годов у нас произошли серьезные экономические реформы, появился рынок, появилась частная собственность, появилась конкуренция предприятий, появилась внешняя торговля. Валютные операции перестали быть уголовно наказуемыми и стали совершенно легальными.
Но с другой стороны, мы в плане создания рыночной экономики еще очень далеки от состояния модернизированных стран. Главная проблема, которая у нас до сих пор не решена, — является ли наша частная собственность действительно частной? Бизнесмен может иметь процветающее предприятие, но это предприятие могут отнять бандиты или силовики. А может быть, чиновники замучают его различными проверками и придирками, и этот бизнесмен потеряет свое предприятие. Настоящая частная собственность, конечно, — это такая собственность, которую подобным образом не отнимешь.
Второй пункт, второе направление, по которому идет модернизация, — это демократизация общества. Опять же, если сравнивать ситуацию с Советским Союзом, то, конечно, мы сильно продвинулись вперед. С тех пор у нас появились выборы, появилось разделение властей между президентом и парламентом, появилась многопартийность, появились и другие признаки демократического общества. Но вот беда — когда мы спрашиваем политологов о том, можно ли назвать нашу систему демократической, они, как правило, говорят: нет, это не демократия, это так называемый электоральный авторитаризм. Словосочетание такое непривычное, несколько заумное, но объяснить его можно очень просто.
Электоральный авторитаризм — это такая система, при которой выборы проходят, но на них всегда побеждают одни и те же. То есть, с одной стороны, уже не советская система, где фактически выборами назвать это все было нельзя. Но с другой стороны, и не демократия, где люди у власти меняются, где одна партия может проиграть выборы, а другая может выиграть. Восемнадцать лет один и тот же президент, и возможно, он еще столько же будет у нас править; одна партия власти и массовка, которая прикрывает это все лишь внешне.
Третий пункт, третье направление модернизации — это мобильность: мобильность общества, мобильность людей. В современных рыночных и демократических обществах люди не должны сидеть и спать. Они должны все время крутиться для того, чтобы сохранить свою работу, сохранить свое благосостояние. А еще лучше — преуспеть.
Есть ли подобная ситуация у нас? Опять же, надо сказать, что, конечно, прогресс, некоторые изменения со времен Советского Союза у нас существуют. В рыночной экономике предприятия открываются и закрываются. Человек может потерять работу, а может сделать очень быстрый карьерный взлет, и в девяностые годы мы видели, как крайне молодые люди достигали очень больших высот. Но очень серьезные ограничения все равно остались. У нас по-прежнему фактически сохранился институт прописки, только сейчас это называется регистрацией по месту жительства. Железного занавеса нет, но мы не добились никакого прогресса в отмене визового режима с западными странами. Поэтому российский гражданин не может свободно искать себе работу на Западе, не может свободно реализоваться в том месте мира, где ему бы этого хотелось.
И, наконец, последний, четвертый момент, последний по очередности, но далеко не последний по значению, — это способность человека адаптироваться к тем переменам, которые постоянно происходят. Он должен быть готов к тому, чтобы испытывать какие-то трудности, связанные со сменой работы. Ему, может быть, нравится этот город или эта работа, но он должен быть готов в 30, 40 или даже 50 лет начать все на новом месте, в новых условиях. И сегодня, конечно, молодые люди гораздо более адаптивны, чем их дедушки или прадедушки. Но тем не менее степень нашей адаптивности, конечно, очень сильно уступает тому, как человек адаптируется к реалиям модернизации на Западе. Мы хуже знаем иностранные языки, мы меньше привычны к тому, чтобы постоянно переучиваться. Все это также нас отличает от развитых модернизированных стран.
Если бы сегодня все наши нефтяные и газовые скважины улетели на Луну, то мы, конечно, стали бы одной из самых-самых бедных европейских стран. Вот почему? По заслугам? Или наоборот, это несправедливо? Почему такое медленное продвижение вперед? Нам обещали рынок — рынок оказался тяжелейшим испытанием. Нам обещали демократию — мы не понимаем, что нам эта демократия дала. Нам обещали, что мы вольемся в дружную семью западных народов, — западные народы не очень нам помогли и не очень нас ждали. Мы надеялись на большие кредиты — мы их не получили. Мы надеялись на серьезную помощь, на инвестиции капитала — капитал медленно шел в Россию.
И вот в этих условиях, когда многие были разочарованы девяностыми, в нулевые годы у нас начался быстрый экономический рост, а вслед за экономическим ростом начался рост доходов населения. Эта жизнь стала лучше в основном потому, что на мировом рынке установились высокие цены на нефть и газ. Российская экономика продавала нефть и газ за границу, получала хорошие доходы. Эти доходы получали не только олигархи, они распространялись среди самых разных слоев населения. И за счет такого рода процветания уровень жизни повышался. Но, конечно, основная масса граждан, как и бывает в таких случаях, связывала свое процветание не с какими-то объективными обстоятельствами, а с появлением нового лидера — Владимира Путина, который очень хорошо сумел воспользоваться тем преобразованиями, которые в стране происходили. Путин получил широкую поддержку населения. Люди стали голосовать за него — на одних выборах, на вторых… А в ситуации, когда все за тебя голосуют, зачем, собственно говоря, проводить новые реформы, экономические и политические?
Фактически где-то года с 2002–2003 всякая реформаторская деятельность в России остановилась. Можно приводить разные примеры реформ, которые намечались, но так и не были осуществлены. Российская экономика вплоть до 2008 года развивалась преимущественно за счет высоких цен на нефть. Они росли. Они достигли пика в середине 2008 года, а потом вдруг рухнули.
Они после этого, конечно, снова то повышались, то опускались. Но если мы посмотрим на экономическое развитие нашей страны с 2008 года по настоящий момент, мы увидим, что в среднем экономика у нас за это время росла меньше чем на 1% в год. Мы фактически стояли на месте. Какое-то время доходы населения все-таки продолжали еще расти, но последние несколько лет они уже не растут, даже падают. Ситуация изменилась коренным образом именно потому, что мы остановились в реформах, перестали делать новые преобразования, фактически стали почивать на лаврах, а эти лавры в какой-то момент исчезли.
Как можно оценить наши дальнейшие перспективы? Будет ли у России все-таки модернизация? Существуют крайние точки зрения. Одна точка зрения, которую я очень часто встречаю в научной и публицистической литературе, сводится к тому, что Россия безнадежна. У нашего народа просто менталитет такой, что мы не можем быть демократами, не можем быть настоящими рыночниками, не можем работать так, как работают люди на Западе. Тем не менее, если без эмоций, если хладнокровно посмотреть на развитие России на протяжении десятилетий и столетий, то мы увидим, что продвижение, конечно, есть.
Какие бы ни были сегодня ограничения свобод, трудности в развитии экономики, сегодня у нас, конечно, гораздо больше возможностей, чем было в семидесятые, начале восьмидесятых годов. Собственно говоря, самые развитые страны мира, те, которые сегодня являются образцом модернизации, тоже модернизировались очень долго. Если мы посмотрим на Германию, то модернизация в Германии заняла примерно двести лет. Несколько условно, но можно сказать, что серьезные преобразования в немецких государствах начинались где-то в первой четверти XIX века, а завершение преобразований — это объединение Западной и Восточной Германии и рыночные реформы в Германской Демократической Республике, которые проходили уже в девяностые годы XX века.
Есть, правда, и другие концепции, другие крайности, которые говорят, что модернизация возможна абсолютно в любой стране в любых условиях. Надо просто, чтобы пришли умные реформаторы вместо глупых реформаторов. Надо, чтобы они провели реформы. Если мы захотим — реформы пройдут хоть сейчас. Если не захотим — будем топтаться на месте еще десять, двадцать, тридцать лет. Эта точка зрения мне тоже кажется не вполне обоснованной, потому что есть много исторических примеров, когда приходят приблизительно равные по силе реформаторы в разных странах, начинают близкие реформы, но в одних странах они идут быстрее, в других идут медленнее.
Скажем, в начале девяностых годов реформы прошли примерно одинаковые в России, в Польше и в Чехословакии. С тех пор Чехословакия, правда, распавшаяся на Чехию и Словакию, стала в полной мере европейской страной, точнее, двумя европейскими странами с нормальной рыночной экономикой, с развитой демократией. Польша тоже проделала большой прогресс, но в последние годы там усиливаются авторитарные начала в политике. Россия явно отстала и от Чехии, и от Словакии, и от Польши. А реформы начинались примерно одинаково.
И, наконец, есть третий, промежуточный, срединный подход к модернизации. Он состоит в том, что модернизация возможна, она будет двигаться вперед большими или меньшими темпами в зависимости от того, насколько обществу, различным группам интересов это движение будет выгодно. Я думаю, что в перспективе у России будут большие перемены, будут новые реформы и серьезные преобразования.
Такие преобразования происходят тогда, когда созревает комплекс условий. Когда происходит смена поколений правителей, меняется поколение народа, когда возникают конфликты между различными элитными группировками, когда возникают внешние благоприятные условия для перемен, когда, скажем, соседние страны показывают нам тот образец, на который нам хочется ориентироваться. Есть очень много различных условий, которые обеспечивают то, что модернизация вновь начинается и приходит к своему позитивному завершению. У России впереди будут такие перемены. В этом я убежден, на это настраивает весь опыт теории модернизации.