По просьбе ОУ Павел Арсеньев составил список из пяти важнейших текстов о политическом активизме.
1. Политика аполитичных: гражданские движения в России 2011–2013 годов / ред. С. В. Ерпылева, А. В Магун. М.: Новое Литературное Обозрение, 2014.
Первое исследование на русском языке протестов 2011–2012 года, проведенное Лабораторией публичной социологии и зарегистрировавшее важный политический парадокс постсоветского общества. Нежелание участвовать в «грязной» большой политике привело граждан не только к сосредоточенности на частных проблемах, защите природы или такого «естественного права», как выборная процедура, но и на улицы, где они стали субъектом последней крупной политической мобилизации вопреки отсутствию соответствующих планов, опыта и словаря.
2. Валентин Волошинов. Марксизм и философия языка. 1929.
Советский философ языка, один из ближайших соратников Бахтина и основатель прагматической (мета)лингвистики, проект которой противопоставлял классическую немецкую филологию (в версии Гумбольдта и Фосслера) новейшей на тот момент французской структурной лингвистике (в версии Соссюра и Мейе) и марксистский синтез которых привел его практически к советской версии теории речевых актов avant la lettre, или, точнее, речевых жанров. Франкоязычная традиция критикуется им за универсально-грамматический подход и недооценку творческого или, как сегодня сказали бы, пользовательского измерения в жизни языка. В немецкой же философии языка, к которой русская всегда была ближе, он видел болезненную привязанность к корням (в смысле как этимологии, так и «духа народа») и желание отыскать исток, что сегодня было бы названо политически небезобидным идеализмом. Сильно упрощая, можно сказать, что в немецком языкознании для Волошинова слишком много духа, а во французском — слишком много формализма. В этой ситуации Волошинов предложил интересную модель, берущую лучшее от обеих традиций: творческое отношение к языку из немецких «наук о духе», которое просеивается через грамматическую решетку. Такой профиль могла получить марксистская философия языка, учитывающая как логику языка, так и динамическое измерении речевой деятельности, и именно на такой лингвистический марксизм опирается наш анализ дейксиса в риторике протестов.
3. François Recanati. La transparence et l'énonciation. Pour introduire à la pragmatique. Editions de Seuil, 1979.
Франкоязычный лингвист прагматической ориентации, чьи труды на русский язык пока не переведены. Они могли бы снять проблему выбора между транзитивностью (переходностью) знака, его способности отсылать к реальности, с одной стороны, и самообращенности — с другой. Начиная лингвистической философией и заканчивая теорией искусства, нам как бы все время приходится выбирать: должен ли знак иметь внешний референт, картина — быть «окном в мир», а роман — повествовать историю. Или же самое главное для знака — отсылать к самому себе, картины — указывать на свою поверхность, а романа — рассказывать о том, как пишется роман. На этом противостоянии делали карьеру целые философские программы (начиная с Декарта) и художественные движения (в основном модернистские), но Реканати удается снять этот навязчивый невроз и показать, что именно для того, чтобы как следует отсылать к миру, знак должен не забывать о своем собственном характере, обладать практически самосознанием.
4. Армен Аванесян, Анке Хенниг. Поэтика настоящего времени / пер. с нем. Б. Скуратова. М.: РГГУ, 2014.
Берлинские соавторы — скорее теоретик «(ретро)формализма» и скорее спекулятивный философ — объединили усилия для того, чтобы применить уже к литературе некоторые лингвистические интуиции о самообращенном характере знака и грамматике времени. Если обычно в прозе признаки акта высказывания (в настоящем) скрадывались для благополучного переноса читателя в вымышленный мир (прошлого), то с какого-то момента рассказчик выходит из своего грамматического укрытия и не только обнаруживает свое присутствие, порой сбивающее с толку персонажей, но и использует при этом настоящее время, как будто все, о чем он говорит, еще не произошло, а происходит прямо здесь, за его письменным столом, или как будто он ведет трансляцию с места действия. Такой литературный стриминг был изобретен одновременно советской «литературой факта» и немецким модернизмом, но может оказаться полезным и в том числе для понимания того, как устроена грамматика современных протестов. Новая книга авторов, еще не переведенная на русский, посвящена спекулятивной онтологии языка, сознания и мозга. Отрывок из нее (а также диалог с авторами) можно прочитать в позапрошлом выпуске журнала «Транслит».
5. Эдуард Лукоянов. Зеленая линия. СПб.: Порядок слов, 2017.
Поэтический сборник молодого московского поэта, который не только чувствителен к постсоветской политической повестке (причем не только российской, но и к Приднестровью, Нагорному Карабаху и т.д.), но и активно пользуется в своих текстах дейктическими операторами, с помощью которых, видимо, только и можно описать этот опыт («такого X в России нет»), о чем я и пишу в своем предисловии к ней. За издание предыдущей книги Эдуарда «Хочется какого-то культурного терроризма…» мне было предъявлено административное обвинение, и пришлось, как в старом добром XIX веке, разъяснять в суде отличие непосредственного использования выражений (use) от «притворного» в поэзии (mention), тем самым знакомя судей Центрального района Петербурга с наследием британского аналитического философа Джона Лэнгшоу Остина.