ОУ публикует фрагмент работы политолога Дмитрия Ефимовича Фурмана (1943–2011) «Становление политических организаций в современной Эстонии», завершенной в августе 1991 года и описывающей стадии выхода республики из состава СССР.
Сюжет телепрограммы «Взгляд» от 7 октября 1988 года, посвященный Народному фронту Эстонии
Первый толчок к созданию НФЭ исходит от группы относительно молодых, энергичных, еще отнюдь не находящихся на первых ролях и готовых к определенному риску эстонских интеллигентов, взявших на себя организационные и «моторные» функции, на которые более старые и обремененные разного рода обязательствами представители интеллигентской элиты были, очевидно, не способны. Это философ Э. Сависаар, экономист Т. Маде, социолог М. Титма и журналист С. Каллас, опубликовавшие 26 сентября 1987 года в тартуской «Эдази» письмо с идеей «хозяйственной самостоятельности Эстонии» и сделавшие в ближайшие годы блистательные политические карьеры.
Как говорил впоследствии М. Титма: «Эту идею тогда поддерживали многие, но рисковать не были готовы. Поэтому под текстом и стояли всего 4 подписи… Идеи носились в воздухе, и вопрос был лишь в том, кто сможет поступиться своим политическим благополучием, выразив идею… публично».
<…>
Мощная поддержка и со стороны общественного мнения, и со стороны интеллигентской элиты, и из среды партийной элиты дает возможность сделать следующий крупный шаг. Через неделю после объединенного пленума [творческих союзов 1–2 апреля 1988 года] по телевидению выступает Э. Сависаар и выдвигает идею создания Народного фронта — массовой организации в поддержку перестройки. Создается Инициативный комитет Народного фронта во главе с Э. Сависааром и М. Лауристин.
* * *
Рейн Вейдеман, один из лидеров НФЭ, позже писал: «Теперь, наверное, всем ясно, что Народный фронт — это тот спасательный круг, который народ сам для себя сделал и сам за него ухватился». И хотя в этой фразе много политической риторики, она правильно отражает элементы стихийности, «инстинктивности» в создании НФЭ. Недаром идея «фронтов» практически одновременно оформляется во всех прибалтийских республиках и быстро распространяется из них в другие регионы. Что же сделало идею НФЭ столь популярной, столь отвечающей духу времени?
На наш взгляд, это прежде всего соответствующая раннему периоду «перестроечных процессов» идейная и организационная неопределенность.
НФЭ в начале — как бы воплощенная «двусмысленность». Он не противостоит партийной идеологии, — напротив, он создан в поддержку курса партии на перестройку и даже сравнивается с разного рода народными и отечественными фронтами восточноевропейских стран (хотя очевидно, что при внешнем сходстве реальные функции и направленность эволюции здесь совершенно разные, даже противоположные). Но в то же время он создан не просто для поддержки партии, но именно для поддержки «курса партии на перестройку».
Народный фронт — не организация с четким членством, противостоящая другим организациям и прежде всего КПЭ. В ней вообще нет членов. Во главе его вначале — «инициативный комитет», а его первичными организациями являются спонтанно возникающие «группы поддержки». Но есть одно изначально провозглашенное ограничение: в руководстве НФЭ не могут быть руководящие партийные, профсоюзные и прочие работники. Официально — потому что они уже руководят. Таким образом, под прикрытием поддержки «курса партии» создается организация с независимой иерархией.
Но самая основная «двусмысленность» в Народном фронте — это то, что, будучи формально общедемократической организацией — народным фронтом Эстонии, фактически он является национальным фронтом эстонцев. Впоследствии об этом будут много писать и говорить, усматривая здесь «ошибки» его лидеров. Но, очевидно, никаких «ошибок» здесь не было. Дело в том, что стержнем «подпольной» эстонской идеологии были именно национальные проблемы, и лишь вокруг них эстонцы могли сплотиться. Национальное чувство было неизмеримо более сильным, чем любые внутриэстонские идеологические размежевания. И хотя прямых и выраженных противоречий национальных ценностей и ценностей демократии нет, это связано прежде всего с тем, что эстонцы — большинство в Эстонии, а сплоченное большинство всегда может демократическим путем диктовать свою волю меньшинству. Потенциально национальные ценности и ценности демократии отнюдь не совпадают, и ценности национальные для большинства эстонцев все-таки выше. Поэтому стать действительно массовой, более того — общенародной, общеэстонской организацией НФЭ мог лишь как организация, по сути своей прежде всего национальная, хотя формально — прежде всего демократическая, «в поддержку перестройки».
29 апреля [1988 года] бюро ЦК КПЭ, в котором, очевидно, в это время начинают побеждать «национально-либеральные» силы, <…> принимает решение «…положительно отнестись к движениям, возникшим в поддержку политики партии по перестройке». Идее НФЭ дается зеленый свет, и в считанные недели НФЭ «завоевывает» Эстонию. Уже с июня 1988 года в Эстонии действует 1100 «групп поддержки». 17 июня происходит первый «смотр сил» НФ — на певческом поле организуются проводы делегатов XIX партконференции, туда приходят 100–150 тысяч человек. Еще больше людей приходит на организованный НФЭ в сентябре певческий праздник. Под эгидой НФЭ в 1988 году сплачиваются чуть ли не все эстонцы, люди самых разных политических ориентаций (потенциальных и актуальных).
<…>
Старое высшее эстонское партийное руководство, на которое давят — явно — новые общественные движения (кроме критики и требований отставки, выдвигается еще требование созыва внеочередной партийной конференции или съезда) и — очевидно, неявно — «национально-либеральная» группировка партийного руководства и партийное руководство в Москве, пытается «перестроиться», пожертвовав отдельными, наиболее одиозными фигурами, и создать себе новый, «прогрессивный» имидж. 16 января 1988 года на VII пленуме ЦК уходит в отставку секретарь ЦК по идеологии Р. Ристлаан, которого К. Вайно объявит «лично ответственным» за все идеологические неурядицы. На его место приходит И. Тооме (относительно молодой, 1943 года рождения, но прошедший всю традиционную партийную карьеру работы в аппарате ЦК ЛКСМЭ, таллинском горкоме, затем совете министров). Начинается и процесс включения в партийную верхушку активных либеральных интеллигентов. Так, в числе отобранных ЦК КПЭ делегатов на XIX партийную конференцию оказываются лидер экологов Ю. Ааре, академик М. Бронштейн и руководитель Союза художников Энн Пылдроос. Фактически уже при К. Вайно принимаются все основные требования руководства правлений и НФЭ.
Это прекрасно видно уже в речи К. Вайно на IX пленуме ЦК КПЭ в конце мая 1988 года. Речь полна либерально-перестроечной фразеологии («Перестройка в республике идет. Еще не так быстро, не так заметно, как хотелось бы (в свете последующей судьбы К. Вайно фраза эта звучит довольно смешно. — Д.Ф.), но идет… Люди выходят из состояния социальной апатии, нравственно распрямляются, ощущают свое гражданское, национальное достоинство). К. Вайно готов принять республиканский хозрасчет, признание эстонского языка государственным, признание незаконности высылок 1941 и 1949 годов, ограничение миграции. Об объединенном пленуме правления творческих союзов вообще ничего не говорится, а НФЭ критикуется, но довольно мягко (тезис о недопущении в движение партийных, комсомольских и профсоюзных руководящих работников «сомнителен»; «как и во всяком новом деле, уже появляется и пена…, нельзя допустить, чтобы Народный фронт превратился в Национальный»). Платформа республиканской парторганизации к XIX партконференции, опубликованная 11 июля (и составленная, таким образом, еще при К. Вайно), включает не только все основные национально-либеральные требования (республиканский хозрасчет, закон о федерации, самостоятельное участие Эстонии в международных организациях по Балтике, демократизации Советов и т.д.), но и ряд очень специфических требований, отражающих, очевидно, особые интересы статусной, богатой интеллигенции: сокращение партаппарата, причем сэкономленные деньги должны идти на повышение окладов для привлечения к партработе «специалистов высокого уровня»; отказ от регулирования социального состава партии, введение единого процента членских взносов и уменьшение их верхнего предела.
Но самая основная «двусмысленность» в Народном фронте — это то, что, будучи формально общедемократической организацией — народным фронтом Эстонии, фактически он является национальным фронтом эстонцев.
Но отступление и несколько «судорожные» попытки «перестроиться» не спасают К. Вайно — «русский эстонец», очевидно, был изолирован в партийной верхушке, и в течении двух недель после IX пленума в эстонских и московских «коридорах власти» развернулись события, конкретный ход которых нам совершенно неизвестен, но смысл которых достаточно очевиден. И. Тооме, А. Рюйтель и ряд других руководителей «второго эшелона» и «настоящих эстонцев» совершают «государственный переворот». На X, июньском пленуме ЦК КПЭ, на котором как представитель ЦК КПСС присутствует Н.Н. Слюньков, К. Вайно снимается (и в соответствии с установленной традицией направляется на дипломатическую работу) и первым секретарем ЦК становится бывший до этого послом в Никарагуа В. Вяляс. В. Вялас — «настоящий эстонец», который был одним из секретарей ЦК при И. Кэбине и который вместо должности первого секретаря после ухода с поста Кэбина в 1978 году получил назначение в Латинскую Америку. Москва в это время поставила «русского эстонца» К. Вайно, а В. Вялас стал знаменем национальной партийной элиты и связанной с ней статусной интеллигенции. По словам Н.Н. Слюнькова на совещании первых секретарей горкомов и райкомов все 21 участник высказался за В. Вяляса. Уже самые первые официальные заявления Вяласа показывают, что ЦК КПЭ полностью поворачивается к НФЭ и национально-либеральной интеллигенции. На пресс-конференции эстонских делегатов XIX партконференции В. Вялас говорит: «Народный фронт… — это не какая-то оппозиционная партия или движение, что-то такое, что не входит в рамки нашей политической системы. Возглавляют это движение коммунисты».
Новый курс окончательно закрепляется на XI, сентябрьском пленуме ЦК. В докладе В. Вяласа — полная и безоговорочная поддержка всех идей НФЭ, о котором говорится, что «предпринимаемые им до сих пор шаги подтверждают внутреннюю культуру и дисциплину, его готовность к подлинной демократии». Вся народнофронтовская программа фактически становится официальной партийной программой. Выдвигается общий принцип — нельзя предпринимать никаких действий, «если при этом игнорируются… национально-этические последствия для эстонцев». При этом возникающее среди русскоязычного населения «интернациональное движение» объявляется враждебной партии силой и, несмотря на четко национальный характер и программы НФЭ, и той программы, которую сам В. Вялас выдвигает на пленуме, в его докладе говорится: «Ни одно чисто национально ориентированное движение не должно получать поддержку коммунистов, какое бы звучное название оно ни носило, вплоть до интернационалистического». Четко говорится в докладе и о мерах по «перераспределению власти» в партаппарате в пользу интеллигентской верхушки, намеченных в платформе XIX партконференции, прежде всего — увеличение окладов. Только таким образом партийная организация сможет привлечь к себе людей, которые сегодня участвуют лишь в других организациях, обществах, движениях, объединениях, товариществах и, может быть, не всегда представляют там интересы партии. И это перераспределение власти происходит тут же, на глазах. Среди выступающих на пленуме – Ю. Ааре, Э. Сависаар, Э. Пылдроос. Академик Б. Таам становится членом бюро ЦК, а Э. Пылдроос вообще совершает немыслимую партийную карьеру <…>. За один день он становится из кандидатов в члены ЦК членом ЦК и тут же — членом бюро ЦК.
Процесс смены руководства идет и дальше. <…> Либералы «жаждут крови», и на учредительном съезде Народного фронта Э. Сависаар произносит замечательную фразу: «…Процесс отставки премьер-министра принял необратимый характер». На VII сессии Верховного совета в ноябре 1988 года Б. Саул заменяется И. Тооме, заместителем которого становится Э. Сависаар. На освободившееся же место И. Тооме, секретарем ЦК по идеологии, на декабрьском пленуме ЦК избирается один из подписавших письмо 4-х, на этом же пленуме кооптированный в ЦК, а до этого тоже в 1988 году ставший директором Института философии, социологии и права М. Титма.
Если в ЦК можно кооптировать, то с Верховным советом дело обстоит сложнее. Тем не менее и здесь находятся пути допуска к власти национально-либеральной интеллигентской элиты. При председателе президиума Верховного совета А. Рюйтеле создаются рабочие группы по подготовке нового законодательства, куда включаются и народнофронтовские лидеры. Но делается еще более интересный ход. В Верховном совете ЭССР отказываются от своих полномочий доярка Маарика Кристманн и телятница Ээви Кийк, а затем еще два рабочих депутата — случай в истории СССР беспрецедентный, — и на эти места на дополнительных выборах избираются Э. Пылдроос, Ю. Ааре, Э. Сависаар, В. Вялас.
Смена руководства происходит и на низшем уровне. По сообщению бюро ЦК КПЭ в 1983 — начале 1989 года сменилось 42% секретарей первичных парторганизаций, 65% членов и треть секретарей райкомов и горкомов. При этом ЦК отметило уменьшение числа рабочих на выборных должностях. Таким образом, 1988 год — год стремительных партийных карьер (о которых вскоре, при новом изменении политической ситуации, многие из сделавших их пожалеют). Разворачивается та промежуточная между чисто партийно-бюрократической и демократически-популистской политическая социальная мобильность, о которой мы говорили выше.
<…>
Источник: Д.Е. Фурман. Становление политических организаций в современной Эстонии. М.: АН СССР, 1991
Фотография: Член правления Народного фронта Эстонии Эдгар Сависаар (третий слева) и активист движения Хейно Валк (второй справа) во время митинга в 1988 году / Рудько Виктор / Фотохроника ТАСС