Размышления накануне радикальной реформы

<…>

Первые шаги М.С. Горбачева в качестве реформатора вряд ли можно признать удачными. Вместе с тем необходимость реформ была очевидна всем, и дальнейшее промедление было бы, естественно, истолковано как бессилие, как неспособность от слов перейти к делу. Статистические показатели как будто улучшились, но люди на себе ощущали другое: усиление дефицита, исчезновение многих ставших привычными импортных, да и отечественных товаров. Гласность все более смело обнажала пороки системы, правящего режима. Руководство страны само поставило себя в положение, когда надо было на что-то решаться, делать выбор.

<…>

Рассмотрим ситуацию, сложившуюся в СССР к 1987 году. Страна — перед радикальным выбором. Альтернативы:

1. оставить все как есть, «держать и не пущать»;
2. умеренные реформы, частичная либерализация типа оттепели, социализм с человеческим лицом;
3. радикальные рыночные преобразования, расставание с социализмом.

Первый вариант — оставить все как есть — был практически исключен уже при смене лидера в 1985 году. Заметим, что смена лидера в 1964 году, когда потенциал системы уже был практически исчерпан и объективная необходимость рыночных преобразований стала достаточно очевидной, также привела к началу реформы, которая затем была свернута. Произошел возврат, в 1968 году уже был избран вариант оставить все как есть.

Но за прошедшие 20 лет условия существенно изменились, разложение планово-распределительной системы зашло очень далеко; власть государства, необходимая для исполнения крупных решений, резко ослабла. Повторить опыт 1960-х годов — начать реформы, а потом вернуться — было, пожалуй, невозможно хотя бы потому, что стихийные процессы упадка и приближающегося кризиса набрали силу и никому не удалось бы удержать ситуацию в том виде, в каком ее оставили Л.И. Брежнев и М.А. Суслов.

Третий вариант, радикальный, я думаю, и тогда с точки зрения будущего был лучшим: раньше начнешь — быстрей и с меньшими жертвами добьешься результата. Он, по сути, был необходим России, чтобы разделаться раз и навсегда с рабско-имперскими традициями, с феодализмом-коммунизмом, чтобы стать свободной и процветающей страной, в которой свобода — предпосылка процветания.

Все общественные науки, прежде всего экономическая, десятилетия жившие в рамках дозволенного, были не готовы к тому, чтобы дать руководству, уже готовому слушать ученых, объективные оценки ситуации и надежные рекомендации.

Но радикальные преобразования в короткие сроки и немедленно влекли за собой, несомненно, и наибольшие жертвы в ближайший период. Кроме того, была еще какая-то вероятность эволюционного, градуалистского варианта, хотя основные возможности уже были упущены в годы застоя. Наконец, критически настроенное по отношению к власти, желающее перемен общество было совершенно не подготовлено ни к дополнительным жертвам, ни к смене политических и идеологических формул. Свобода личности, права человека воспринимались еще как чуждые, абстрактные ценности, ради которых никто ничего не был готов платить. Другое дело — гуманный социализм, социальная справедливость в уравнительном духе, ликвидация привилегий властей предержащих.

Таким образом, выбор второго варианта — умеренных реформ — был в тот период практически предопределен. Так что дальше наибольшую важность приобретало само содержание реформ: что делать, какие задачи ставить, чего ожидать. Следует сказать, что в этой части, в плане адекватной оценки условий и ожидаемых последствий, определения целей и задач советское руководство во главе с М.С. Горбачевым оказалось не на высоте, что, впрочем, неудивительно.

Во-первых, в силу самого своего положения оно не могло прямо ставить задачу перехода от социализма к капитализму, отказа от коммунистических идеалов. Значит, с самого начала оно было зашорено рамками социалистического выбора и соответствующими идеологическими штампами.

Во-вторых, все общественные науки, прежде всего экономическая, десятилетия жившие в рамках дозволенного, были не готовы к тому, чтобы дать руководству, уже готовому слушать ученых, объективные оценки ситуации и надежные рекомендации.

М.С. Горбачев для информации и оценки готовящихся решений с самого начала постарался привлечь лучших специалистов. Еще до его избрания генеральным секретарем была создана Комиссия Политбюро ЦК КПСС по совершенствованию управления, которую формально возглавил Н.А. Тихонов, председатель Совета министров, а реально – молодой и энергичный Н.И. Рыжков, выдвинутый Ю.А. Андроповым на пост секретаря ЦК по экономике. При комиссии была создана научная секция во главе с Д.М. Гвишиани. Он тогда, кроме Комитета по науке и технике, возглавлял ВНИИСИ (Институт системных исследований), в котором работали С.С. Шаталин и Е.Т. Гайдар. Они были ограждены от идеологических обвинений, следствием которых стала реорганизация ЦЭМИ с увольнением академика Н.П. Федоренко, выдвиженца В.С. Немчинова, и удар по ИМЭМО, закончившийся смертью его директора академика Н.Н. Иноземцева. Им же было позволено от научной секции подготовить первые предложения по реформе. Это, — пишет Е.Т. Гайдар, — были весьма осторожные меры: «Предполагалось отказаться от директивных плановых заданий, ввести стимулы, связанные с прибылью, сохранить строгое нормативное регулирование заработной платы, постепенно либерализовать цены по мере стабилизации положения на отдельных рынках, осуществить осторожные меры по либерализации внешнеэкономических связей, создать рядом с государственным частнопредпринимательский и кооперативный секторы экономики». Но прежде всего — финансовая стабилизация или, как тогда говорили, материально-финансовая сбалансированность. Это была концепция «мягкого выхода из социализма». На обсуждении в ЦК ее подвергли разносу. Д.М. Гвишиани сказал своим сотрудникам: политическое руководство страны не готово к столь радикальным преобразованиям.

В Академии наук мы с завистью и настороженностью следили за деятельностью молодых коллег. Но позже, уже в 1987–1988 годах, во главе с академиками А.Г. Аганбегяном и Л.И. Абалкиным была создана научная сессия при правительственной Комиссии по экономической реформе. Мы получили возможность через нее доводить свои идеи до верхов. Задним числом могу признать, что на деле эти идеи были робкими, серьезных решений трудных проблем они не давали.

Достаточно сказать, что в то время никто не предвидел, что долгожданные реформы могут вызвать кризис или не смогут его остановить, что демократизация может вызвать распад СССР. Подобные прогнозы, уже давно ходившие на Западе (плюс А. Амальрик, еще в 1973 году предсказавший развал империи), у нас появились только в 1990–1991 годах, когда эти опасности стали очевидны.

Возможно, в этом неведении были свои плюсы. Знай о подобных последствиях руководство, оно вряд ли решилось бы вообще на какие-либо действия.

Источник: Евгений Ясин. Российская экономика. Истоки и панорама рыночных реформ. Москва: ВШЭ, 2003.