Если сравнивать Россию со странами со сравнимым уровнем доходов и сравнимым составом населения, уровнем его образования и уровнем урбанизации, прежде всего бросаются в глаза два основных отличия. Это низкое качество госуправления, низкое качество госуслуг и чрезвычайно низкий уровень доверия граждан друг к другу. Россияне не доверяют никому за пределами своего непосредственного окружения. Только лично знакомым и родственникам. Все остальные люди и все остальные структуры и традиционные институты представляются им скорее источником угроз, нежели помощи.

Это отношение реплицируется и на уровне государства. Российское государство склонно рассматривать внешний мир как источник угроз и вызовов, а не как источник кооперации или вообще чего-то полезного. Низкий уровень доверия — это наше общее проклятие.

Шкала ценностей

Если мы посмотрим на результаты известного Всемирного исследования ценностей (World Values Survey), проводимого профессором Ингельгардом, то там начиная с 1991 года на шкале, измеряющей ценности (от традиционных к индивидуалистическим), россияне стоят достаточно высоко. Достаточно далеко от нуля; выше, чем многие страны, например, католической Европы; выше, чем США и Великобритания. Российское общество вошло в новую жизнь и оставалось в течение 1990-х и 2000-х индивидуалистическим и секулярным.

Тем не менее это пока еще уровень гораздо более бедной и гораздо менее образованной страны, чем та, которой Россия является на самом деле. Это не удивительно, если мы вспомним о том наследии социальной атомизации и не просто нулевых, а отрицательных социальных навыках, с которыми постсоветский человек вышел в новую жизнь.

Гражданская активность

Советское устройство не предполагало никакой самостоятельной гражданской активности, вообще никакой самодеятельности, не контролируемой государством. В этих условиях, обретя некоторую свободу, наши сограждане стали приобретать, я бы сказала, взрывными темпами приобретать новые социальные навыки, которые прежде всего суть навыки кооперации, навыки мирного и добровольного взаимодействия.

В 2000-е годы в России активно развивается то, что называется третий сектор — некоммерческие и негосударственные организации, направленные на помощь слабым, на работу в сфере образования, на работу в научной сфере. К началу 2010-х годов достаточно значительное количество жителей России регулярно, рутинно принимают участие в волонтерской благотворительной деятельности, жертвуют деньги на благотворительность. Институционализируются такие сетевые инициативы, как, например, поисковые волонтерские организации, как организации, занимающиеся помощью больным детям, инвалидам, неизлечимо больным и так далее.

Считается, что точкой-катализатором, после которой количество перешло в качество, после которой рост социальных связей и рост навыков гражданского взаимодействия приобрел качественно новый характер, был 2010 год — год больших пожаров в Сибири и Центральной России. Именно в том году граждане поняли, что они могут помогать тем, кто попал в беду, что они могут дополнять собой и во многом замещать неэффективно работающие государственные структуры, они ощутили ту радость совместного действия, которой на самом деле является то, что приводит людей в деятельность некоммерческих организаций.

К середине 2000-х годов как новый уровень благополучия, так и новый уровень информационных технологий стали катализатором, который вывел этот процесс на новый уровень. В 2006 году создается фонд «Подари жизнь», посвященный помощи детям с онкологическими заболеваниями, создается фонд «Вера», который становится организатором и центром хосписного движения в России. В 2010 году создается общественная организация «Лиза Алерт», которая занимается поиском пропавших без вести, прежде всего детей.

Что такое некоммерческие организации в России в 2000-х, как они функционируют, кто их сотрудники, кто вовлечен в их деятельность и как государство относится к такого рода активностям?

НКО и государство

С самого начала активизации третьего сектора в России государство стремится контролировать, а потом и достаточно жестко регулировать эту деятельность. Государство и социум — это не две взаимно изолированные структуры; было бы упрощением сказать, что государство ведет борьбу с обществом, хотя, конечно, в рамках той системы ценностей, которую мы описали, оно очень мало социуму доверяет.

Тем не менее к началу 2010 годов уже окрепшие, набравшие уровень знаний и опыт общественные организации сотрудничают с органами государственной власти, и во многом успешно. Благодаря этому многое изменилось к лучшему в российском законодательстве. Помощь тяжелобольным, обезболивание онкопациентов, реформа в сфере опеки и попечительства, реформа детских домов – все это делается с помощью тех общественных организаций, которые посредством таких структур, как общественные советы при министерствах, экспертные советы, рабочие группы при профильных министрах и вице-премьерах, могут, умеют навязывать свою повестку (говоря языком лоббизма) государственным структурам.

Итак, история взаимоотношений государства и третьего сектора в эти годы — это нелинейная история борьбы, кооптации, репрессий и соучастия. В 1996 году был принят базовый закон о некоммерческих организациях, который до 2006 года дожил без существенных изменений. В 2005–2006–2007 году стали вноситься первые изменения в закон об НКО. Они ограничивают возможность участия в некоммерческих организациях иностранных физических лиц и иностранных неправительственных организаций. Они дают дополнительные права Министерству юстиции в части, например, отказа в регистрации или ликвидации организации. И они связывают закон об НКО с законом о борьбе с экстремизмом.

Закон о борьбе с экстремизмом принимается в 2002 году, и тогда же в российское законодательство входит понятие мыслепреступлений, преступлений экстремистской направленности, по которым гражданин и организация могут преследоваться за призывы, за высказывания, за распространение информации. Значительное усиление репрессивного направления законодательства случилось после 2012 года как реакция на протесты 2011–2012 годов.

Каким образом связана политическая деятельность и деятельность НКО?

НКО и политическая деятельность

Если мы посмотрим на исследования тех людей, которые являются регулярными участниками работы некоммерческих организаций, мы увидим действительно довольно значительное пересечение с тем контингентом, который стал основой, движущей силой протестов 2011–2012 годов. Еще одна характерная особенность такого рода людей, тех, кто регулярно участвует в общественной деятельности: у них более высокий уровень доверия, чем в среднем по России. Совместная деятельность приносит радость; совместная деятельность повышает доверие людей друг к другу, они ощущают свою жизнь как более насыщенную, содержательную и более безопасную. Преодоление драмы отсутствия чувства базовой безопасности, которым страдает как российская власть, так и российское общество, идет через совместную деятельность.

Государственная власть несколько иначе понимает эту надобность, поэтому наряду с политикой прямых ограничений она занимается и кооптацией. Как это происходит? В 2005 году создается орган, призванный координировать деятельность третьего сектора и представлять его на высшем федеральном уровне — это общественная палата. Сутью деятельности общественной палаты, если не считать ее медийную активность, является распределение бюджетных грантов. На середину 2000-х, когда государственную власть стало беспокоить возможное иностранное финансирование НКО, на самом деле только незначительный процент дохода некоммерческих организаций поступал из-за рубежа. Тем не менее государство стало рассматривать этот канал финансирования как угрозу, поскольку представление о том, что именно НКО являются инструментами для дестабилизации режима в интересах неких внешних сил, становится уже общепринятой религией государственного бюрократического класса.

Целью государственной политики в этой области был перевод всего третьего сектора, всех некоммерческих организаций на два основных источника финансирования. Это, еще раз повторюсь, бюджетные гранты. И второе — это то, что называется «взносы некоммерческих организаций». На самом деле это благотворительные фонды, созданные крупными корпорациями или правильными лояльными олигархами. Это второй источник, так сказать, разрешенного финансирования.

Как на это отвечает социум? Еще до введения законодательства об иностранных агентах большое распространение получает сбор средств с миру по нитке. Этому способствуют новые технические средства, которые дают в руки гражданским активистам такой инструмент, как краудфандинг — то есть сбор средств в интернете. В начале 2010-х годов государство будет пытаться контролировать и отре́зать и этот источник финансирования под тем предлогом, что через анонимные интернет-кошельки идет финансирование террористической деятельности. При этом полностью зарегулировать эту сферу (по крайней мере на данный момент) еще не получается, и сбор микропожертвований от частных лиц становится достаточно значительным источником финансирования как для социально ориентированных НКО, так и для гражданских активистов и политически ориентированных общественных организаций, таких как, например, Фонд борьбы с коррупцией Алексея Навального.

Борьба с экстремизмом

Что нужно отметить, говоря о борьбе с экстремизмом и с политикой государства в этой области? Мы упомянули 282 статью Уголовного кодекса и возникающий вокруг нее конгломерат уголовных статей, направленных на антиэкстремистскую деятельность, — это 280 «Публичные призывы», 282.1, 282.2 «Организация экстремистской организации» и «Организация организации экстремистской организации» — с таким неочевидным названием тоже есть уголовная статья. То есть все более и более широкий круг деятельности может рассматриваться как соучастие в экстремистской деятельности. Общественное мнение часто воспринимает эти статьи как направленные прежде всего на либеральную оппозицию. На самом деле, если мы посмотрим судебную и уголовную статистику, мы увидим, что наиболее массовые посадки и иные ограничения свободы по 282 статье и окружающему ее уголовному кластеру — это никакие не либералы и не западники, это националисты.

Традиционная политика государства в этой сфере состоит в том, что либеральная фракция, те, кого называли системными или несистемными либералами, в том или ином виде всегда является частью российской политической машины. Она иногда маргинализируется, с ней борются, но она никогда полностью не исключается из политического процесса. В сфере националистической политика государства совершенно другая. Начиная еще с позднесоветских времен, в этом секторе советские и позже российские спецслужбы ведут политику прикармливания, выращивания и последующих репрессий. В особого рода симбиозе находятся органы надзора и сами националистические организации. Они каким-то образом негласно поощряются, а потом репрессируются в те моменты, когда необходимо продемонстрировать борьбу с опасным националистическим подпольем.

К концу 2000-х годов появляется такой специфический вид политических преступлений, как преступления в интернете. Срок за репост — это уже явление середины 2010-х, тем не менее законодательство в этой области подготавливается уже в конце 2000-х годов. Не имея ни ресурсов, ни, возможно, желания для того, чтобы тотально контролировать интернет, государство тем не менее проводит политику точечных рандомных репрессий, выхватывая тех или иных неосторожных пользователей, которые распространяют или сами производят какой-то контент, который признается экстремистским. Со стороны правоохранительных органов появляется понимание того, что это легкий и, в общем, безболезненный способ улучшить свою статистику раскрываемости.

Обратная связь

Государство и общество — не взаимно изолированные структуры. Даже в такой достаточно закрытой, не полностью свободной политической системе, как российская, где основные каналы обратной связи во многом разрушены, искажены или функционируют своеобразным образом, все же одни и те же объективные социально-экономические процессы действуют и на политический аппарат, и на социум. В течение 2000-х главными из этих процессов были два. Это рост общего благополучия, это высокие доходы и это новая связанность, новая транспарентность, глобализация как на уровне международном, так и на уровне отношений между людьми.

Новые информационные технологии сделали общение гораздо более доступным, а мир — более глобальным и единым. Это нелинейный процесс, он не всегда воспринимается как позитивный, он вызывает не только приятие, но и отторжение, противодействие, борьбу. Под влиянием высоких нефтяных доходов государство в 2000-е годы усиливалось. Можно сказать, что это двенадцатилетие было годами доминирования государства во всех значимых сферах: в экономике, в политике, в медиа. Одновременно росло и усиливалось общество.

Люди, насыщая свои первоначальные примитивные потребности, становясь более благополучными, больше путешествуя по миру, потребляя больше информации, стали испытывать потребность в совместной деятельности. Некоторые общие ценности, разделяемые как российским бюрократическим аппаратом, так и российскими гражданами, делали этот прогресс более медленным, чем он мог бы быть. Это уже упомянутый низкий уровень доверия, это общее ощущение враждебности внешнего мира, это стремление скорее сохранять имеющееся, чем развивать его, это недоверие к прогрессу и переменам.

Государство не доверяет обществу, общество не доверяет государству, люди не доверяют тем, кого они не знают лично, государство в целом не доверяет внешнему миру и боится его. Тем не менее преодоление этого рекордно низкого уровня доверия — это тоже не всегда видимый, но значимый процесс 2000-х годов.

К финалу того периода, который мы с вами описываем, Россия подошла с перегруженным, разросшимся, чрезмерно прожорливым государственным аппаратом, в котором отдельные гнезда эффективности, отдельные навыки и умения оказания гражданам услуг сочетаются с архаичными, неразвитыми, затратными и прямо вредными для общественного развития секторами. И к концу описываемого нами периода Россия подошла с обществом, в котором, с одной стороны, низкий уровень доверия мешает связанности, мешает ответственному гражданскому поведению, мешает формированию полноценного гражданского сознания; с другой стороны, в котором люди, начав с очень низкого старта, с, еще раз повторюсь, отрицательных постсоветских социальных навыков, сумели тем не менее научиться работать и общаться друг с другом.

Уже за пределами хронологии нашего цикла исследования будут фиксировать взрывной рост так называемых сильных связей и так называемых слабых, которые объединяют людей друг с другом. Рост социальных связей, рост количества знакомств, рост круга общения, расширение круга общения приводят как к повышенному ощущению, часто даже неадекватному по сравнению с объективными экономическими показателями, собственного благополучия, так и к снижению того страха перед завтрашним днем, который является общим проклятьем как для нашей политической машины, так и для наших граждан.