Двадцать первый век для русской детской литературы начался позже календарного. В 2003 году было основано издательство «Самокат», в 2008-м — «КомпасГид»: ныне они главные кузницы новой русской детской книги. Начало нового века и сейчас не то чтобы очевидно: основная масса того, что издается (и покупается) в наши дни, эстетически застряла в советских 1970-х — за редкими исключениями, времени несколько аморфной прозы цвета «мокрый асфальт» и откровенно плохого дизайна. Не удивительно, что постcоветские детские книжки, как правило, ужасно выглядели на международных книжных ярмарках. И это при том, что достижения советской детской литературы 1920–1930-х для западного мира до сих пор остаются одной из вершин.

«Самокат» и «КомпасГид» решили жить как-то иначе. Как — вначале толком не знал никто, поэтому начали с энергичного экспорта: покупали и переводили на русский лучшее западное. Благо за ХХ век по ту сторону железного занавеса накопилось немало. Как оказалось, это стало школой сразу для всех: сначала читателей, потом подтянулись писатели и иллюстраторы. Учились всему: темам, манере рассказывать, манере рисовать, способу думать. Сначала, впрочем, шоковой терапией, а потом — школой.

В 2016 году лед по-настоящему затрещал. Впервые можно говорить о «новой русской детской книге» как эстетическом явлении. О поколении. Тем более что его границы заметны невооруженным глазом: все самые сильные новые русские авторы и иллюстраторы сегодня приписаны к «конюшне» либо «Самоката», либо «КомпасГида».

Пять самых важных книг 2000–2016 годов я решила выбрать демократически — спросив троих знатоков «поляны»: Лизу Биргер, Дарью Варденбург и ветерана процесса Екатерину Асонову. Замысел был простой: поставить в рейтинг те названия, которые пересекутся у всех троих. Замысел рухнул сразу. На выходе получился список из пятнадцати книг; не пересеклось ничего. И это лучшее свидетельство того, насколько еще не остыла картина: перемены произошли только что и происходят так быстро, что коллективное зрение не успевает сфокусироваться. Нет еще ни «имен», ни «репутаций», ни даже оглушительного кассового хита. Оставалось только спросить еще и те самые издательства, для которых «новая русская детская проза» в последние годы была и святым Граалем, и философским камнем.

И наконец в результате нашего анкетирования наметилось нечто, похожее на результат.

2008. Дарья Вильке. «Шутовской колпак» («Самокат»)

Книга вызвала ураган среди читателей-родителей. В потоке воплей не сразу даже можно было понять, что же всех так раззадорило: вносящее ясность слово «гомосексуализм», видимо, рука хулителей отказывалась выводить, а язык — произносить. Но в том-то и фокус, что книга Вильке обо всем (театре, детях, растущих за кулисами, и том, почему никто из взрослых ни за какие коврижки не хотел бы снова стать подростком), но не о гомосексуализме. Вернее, гомосексуальность в ней — простой факт, как цвет глаз или кожи: для спокойного принятия с констатацией «все люди разные», — но именно это в книге Вильке многих и ошеломило. Говорить вот так в русских детских книгах раньше не умели.

2012. Эдуард Веркин. «Облачный полк» («КомпасГид»)

Веркин взял самую что ни на есть советскую тему — похождения мальчишек-партизан. Но рассказал историю так, как следовало это сделать, если рассказываешь честно. Война ужасна, абсурдна, и временами герои Веркина напоминают не то персонажей «В ожидании Годо», не то «Слепых» Метерлинка, но именно что лишь несколько напоминают. Проза у Веркина — прозрачная и отчетливая.

2014. Ольга Громова. «Сахарный ребенок» («КомпасГид»)

Это, строго говоря, не роман: Ольга Громова записала историю со слов Стеллы Нудольской, с которой случилось только одно несчастье — быть ребенком в 1930-е в СССР; все остальные беды оказались лишь следствием. Арест, этап, лагерь, ссылка — такие приметы советского детства впервые вошли в современную детскую литературу. Рассказ безыскусен, это не литература, это голос свидетеля. Станет ли Стелла Нудольская своего рода советской Анной Франк? Возможно.

2016. Юлия Яковлева. «Дети ворона» («Самокат»)

Здесь мне приходится самой представлять собственную книгу. Она написана — потому что уже были написаны те три, о которых вы прочли выше, и написана потому, что, похоже, мы все сейчас в положении жены Синей Бороды: есть запертая дверь, и ее придется открыть. То есть переварить наследство, полученное от советского времени: его табу, ужас, проклятия, ложь, его золотые крупинки и даже клише. Просто запаять его под бетонный саркофаг и жить дальше, оказалось, больше нельзя. «Дети ворона» — первая в серии «Ленинградских сказок», действие которых начинается в красноречивом 1938 году, а закончится в не менее красноречивом 1953-м, — делает это в форме гротеска, сказки, которую могут читать в том числе и люди, юридически считающиеся детьми.

Другие отмеченные книги 2000–2016 года, любая из которых, по результатам опроса, могла бы стоять пятой в этом списке:

• Евгений Рудашевский. «Здравствуй, брат мой Бзоу»
• Мария Мартиросова. «Фотографии на память»
• Александра Литвина, Анна Десницкая. «История старой квартиры»
• Екатерина Мурашова. «Класс коррекции»
• Марина Аромштам. «Когда отдыхают ангелы»
• Мария Ботева. «Мороженое в вафельных стаканчиках»
• Юлия Кузнецова. «Где папа?»
• Артур Гиваргизов. «Контрольный диктант, или Древнегреческая трагедия»
• Наталья Евдокимова. «Конец света»
• Нина Дашевская. «Около музыки»
• Нина Дашевская. «Я не тормоз»
• Мария Бершадская. «Большая маленькая девочка»
• Юлия Яковлева. «Краденый город»