Статья

1990–2000-е: трансформация российской семьи

ОУ приводит фрагмент статьи сотрудника Института социально-экономических проблем народонаселения РАН Ольги Стоюниной-Здравомысловой «Семья: из прошлого в будущее», опубликованной в 2006 году в составе изданного Фондом Генриха Бёлля сборника «Гендер для чайников».

Трансформация российской семьи

В кризисные 90-е годы ХХ века в России усилилось экономическое значение семьи (развитие надомного труда, расширение семейного самообслуживания), а семейные отношения или отношения по типу семейных (в «ближнем круге» родственников и друзей) в еще большей степени, чем в советское время, стали восприниматься как единственная защита в нестабильном и враждебном внешнем мире. Семья превратилась в главную (нередко единственную) гарантию выживания не только для «традиционных» и «новых» бедных, но и для относительно состоятельных граждан.

В постсоветскую эпоху семья — своего рода буфер, смягчающий социальное напряжение в обществе. Она стала резервом неоплаченного и экономически не учтенного труда, компенсирующего провалы в экономике. Вместе с тем гендерные отношения внутри домашних хозяйств в основном строятся по схеме «мужчина — добытчик семьи», а женщины считаются работниками «второстепенной значимости». У них ограниченные возможности добиться карьерного роста, и они по-прежнему несут двойное бремя профессиональной занятости и домашних обязанностей.

В российском обществе существуют два фундаментальных ограничения, сужающих для большинства мужчин и женщин пространство личного выбора. Во-первых, это обострившийся риск бедности — результат обвального социального расслоения, начавшегося в 90-е годы. Во-вторых, неразрешенный конфликт традиционных и модернистских ценностей — результат того, что, несмотря на пережитый в ХХ веке опыт советского равноправия, продолжающийся рост образованности среди женщин и их конкурентоспособность в профессиях, общество во многом остается патриархальным. Об этом свидетельствуют противоречивые нормы, которые регулируют гендерные отношения в большинстве российских семей.

Большинство мужчин и женщин в России убеждено в том, что главенство в семье не зависит от экономического вклада супругов, и, как правило, именно женщина распоряжается деньгами. Жена может не только иметь собственные профессиональные интересы, но и стремиться к карьере, но материнские обязанности считаются безусловным приоритетом для женщины-матери, которая должна на неопределенное время («пока ребенок маленький») оставить работу и даже мысли о карьере. Семейные обязанности рассматриваются как центр жизни женщины, но не мужчины, у которого другое предназначение. Тем не менее бытовые обязанности супруги должны делить поровну, поскольку признается, что ведение домашнего хозяйства — тяжелая работа, а брак должен основываться на взаимном уважении супругов, доверии и поддержке.

В постсоветской российской семье считается нормой, что дети не боятся отца, что родители объясняют им свои решения, что ребенок развивается свободно, а не так, как ему предписывают родители: они контролируют круг общения ребенка, а он, в свою очередь, согласовывает с родителями, как, например, тратить заработанные деньги. Родители должны помогать своим взрослым детям, а те, собираясь жениться, должны получить одобрение родителей.

Нормы гендерных отношений в российской семье, в целом унаследованные от советской эпохи, различаются у людей старших и младших поколений.

Гендерные отношения в современной российской семье регулируются довольно гибкими нормами. Однако в этих отношениях постоянно присутствуют три основных «линии напряженности» или зоны борьбы за доминирование между мужчинами и женщинами. Первая из них — это споры по поводу денег (кто и как должен ими распоряжаться). Мужчины считают, что женщина должна отвечать за ежедневные покупки, а решения о крупных тратах должен принимать мужчина. Как правило, женщины с этим не соглашаются. Мужчины чаще, чем женщины, поддерживают идею зависимости семейного главенства от экономического вклада, считая, что «деньгами в семье должен распоряжаться тот, кто их зарабатывает». Другая зона конфликтов — проблема сексуальной свободы в браке. На ее отсутствии настаивают мужчины, которые чаще, чем женщины, уверены, что факт измены жены должен однозначно приводить к разводу. Женщины, напротив, готовы мириться с изменой и, если она не становится явной для окружающих, предпочитают сохранять брак. Наконец, третья группа — конфликты, связанные с воспитанием детей. Мужчины чаще, чем женщины, — сторонники самостоятельности детей. Женщины, напротив, предпочитают их опекать и контролировать. Если мужчины, как правило, настаивают на необходимости отцовского («мужского») воспитания для мальчика, то женщины признают, что мать способна воспитать сына и без отца (в этом, судя по всему, сказывается влияние опыта матерей-одиночек, укоренившегося в «генетической» памяти нескольких поколений женщин).

Нормы гендерных отношений в российской семье, в целом унаследованные от советской эпохи, различаются у людей старших и младших поколений. Женщины старших возрастов (55 лет и более) считают, что «жена должна работать наравне с мужем, чтобы было на что содержать семью». Это убеждение связано не с идеей гендерного равноправия, а с опытом «равенства в бедности» и вынужденной женской занятости. Соответствующий этой норме тип поведения, широко распространенный в советское время, теперь встречается чаще всего среди малоимущих и среди пожилых женщин (доля которых, как известно, значительна среди бедных). В отличие от многих своих матерей и бабушек, подавляющее большинство молодых женщин склоняется к тому, что наилучший способ организации семейной жизни — это семья с мужчиной-кормильцем. Для женщин средних и старших возрастов (35–44 и 45–54 года, 55 лет и старше) характерна установка на родительскую опеку и стремление строго контролировать детей. Молодые женщины и часть женщин среднего возраста (до 24 лет и 25–34, 35–44 года) чаще, чем все остальные, озабочены стабильностью брака и придают особое значение сексуальным отношениям супругов, видя в них гарантию прочности отношений. Они считают, что «супруги должны соответствовать друг другу по темпераменту — такой брак прочнее», а «жена не должна отказывать мужу в близости, даже если она чувствует себя усталой или больной». Молодые женщины не готовы говорить с мужьями о том, что их не устраивает в интимных отношениях, озабоченные главным образом тем, что нужно сохранить брак.

Большинство тех, кто считает нормальной «двойную занятость» женщины и что семья для женщины, безусловно, важнее, чем профессия, — мужчины старших возрастов. Они утверждают, например, что «замужняя женщина не может долго задерживаться на работе, поскольку у нее есть обязанности по дому». Молодые мужчины составляют большинство среди тех, кто считает нормой семью с главенством мужчины: в ней муж принимает решения о крупных покупках, жена должна выбирать одежду в соответствии с его вкусами, и только отец может вырастить из мальчика полноценного мужчину. Они уверены, что дом и дети — дело женщины, а «настоящая женщина охотно занимается домашним хозяйством». Самые молодые мужчины (моложе 24 лет) убеждены, что «деньгами в семье должен распоряжаться тот, кто их зарабатывает».

В России остались почти не затронутыми традиционные гендерные границы, которые устанавливают различия между «настоящим мужчиной» и «настоящей женщиной», определяют представления о норме и отклонении в поведении мужчин и женщин.

Многие отечественные исследования показывают, что женщины выступают за сохранение основ равноправной семьи советского типа, добавляя к этому требование, что зарабатывать обязан мужчина. Женщина в такой семье может работать и даже делать карьеру, хотя основная ответственность за семью и детей тоже лежит на ней. Создается впечатление, что женщины хотели бы снять с себя ответственность за экономическую сторону семейной жизни, но при этом не готовы принять роль домашней хозяйки и хотят сохранить контроль над мужчиной и детьми внутри семьи.

Мужчины, прежде всего молодые, мыслят себя не иначе, как в роли главы семьи, и хотели бы построить супружеские отношения по традиционному образцу, а родительско-детские — по модернизированному, ослабив родительские контроль и опеку. Тем не менее большинство мужчин все-таки признают, что карьера жены так же важна, как и карьера мужа, и что супруги должны делить между собой обязанности по дому.

Безусловно, массовые представления о том, что такое норма в семье, меняются. Происходит движение от «равноправной» семьи советского типа с двойной занятостью работающей женщины-матери к семье с мужем-кормильцем. Ее признают наилучшей и мужчины, и женщины, но она не превращается в семью с мужским главенством, хотя мужчины (прежде всего молодые, не имеющие или имеющие малый опыт супружеской жизни) мечтают об этом.

В России остались почти не затронутыми традиционные гендерные границы, которые устанавливают различия между «настоящим мужчиной» и «настоящей женщиной», определяют представления о норме и отклонении в поведении мужчин и женщин. Однако, считая такие границы естественно заданными и незыблемыми, женщины и мужчины часто оказываются дезориентированными перед лицом быстрых изменений, которые вторгаются в их повседневную жизнь. Выигрывают те, кто готов пересматривать прежние границы и устанавливать новые, менее жесткие, меняя тем самым условия «договора». Речь не идет, разумеется, о юридическом документе, регулирующем права и обязанности мужчины и женщины в семье. Внутисемейный гендерный договор (не путать с брачным контрактом!) — это неписаные правила взаимодействия, сложившиеся в семье. Они определяют сферы компетенции мужчины и женщины (кто за что отвечает), меру ответственности каждого за семью и за сохранение отношений, а также границы, нарушение которых может привести к их разрыву. Такой договор основывается на гендерной асимметрии, которая сложилась в обществе, но в конечном счете он определяется повседневной практикой отношений мужчины и женщины в семье.

Вот несколько типичных коллизий, которые мы обнаружили, проводя исследования современной городской российской семьи.

«Взаимная жертва»

Роль добытчика, кормильца семьи остается основой идентичности мужчины. На такой тип гендерных отношений ориентируется и женщина. В то же время в семейном союзе перед мужчиной и женщиной встает вопрос, как соблюсти баланс справедливости и общесемейных интересов. Психолог Марина Арутюнян обнаружила, что в семье существует «явный» и «скрытый» гендерный договор. Явный базируется на роли кормильца, скрытый — на отказе мужчины во имя семьи и семейного благополучия от ранее избранного профессионального (и тем самым жизненного) пути. Говоря резче — на отказе от профессиональной идентичности во имя семейной и мужской идентичности. Это может порождать конфликт, аналогичный тому, который раньше был более характерен для женщин. «Результатом переоформления „двухкарьерной“ семьи в семью с мужчиной-кормильцем становится большая напряженность (конфликтность, стрессогенность) мужской роли и меньшая — женской», — считает М. Арутюнян.

Подобный внутрисемейный гендерный договор предпочитают молодые образованные люди в возрасте 29–35 лет. Он часто сопровождается полным изменением жизненной (прежде всего профессиональной) стратегии и женщин, и мужчин. Мужья, вошедшие в роль единственного добытчика и кормильца, как правило, вынуждены свернуть с привычного профессионального пути интеллигента. При этом, определив свой брак как «традиционный», они склонны рассматривать работу жены как развлечение, простительную блажь или потребность в общении.

Из интервью

Муж (юрист, предприниматель, по базовому образованию историк, закончил университет, 31 год):

«...Если бы я оставался преподавателем в университете, я давно бы уже защитил диссертацию... Но я считаю, что мой выбор новой специальности был обусловлен в том числе и в первую очередь интересами моей семьи. Я просто не вижу возможностей для моей жены зарабатывать серьезные деньги в нашей стране. Я думаю, что психологически ее это устраивает, может быть, она сама это не понимает иногда, но устраивает. Если в советские времена равноправие декларировалось, по крайней мере его старались проводить в жизнь, то в настоящее время такого равноправия мужчины и женщины нет».

В таких семьях жены, обучавшиеся в тех же университетах, что и мужья, сознательно отказываются конкурировать в сферах, где «делаются деньги», поскольку эти сферы на них просто не рассчитаны. В этом состоит одна из главных причин, почему в российской семье роль мужчины-кормильца остается одной из главных гендерных границ и центральным пунктом идентичности «настоящего мужчины». Одновременно возрастает значение эмоциональной и психологической поддержки жены и ее вклада в поддержание семейного единства. Это заставляет мужчин и женщин, исповедующих важность традиционной семьи (в которой вообще-то эмоциональная близость никогда не находилась в ряду главных ценностей), быть внимательнее друг к другу, осознавать ценность интимности и оберегать эмоциональную близость.

Из интервью

Жена (историк, преподает в университете, 30 лет):

«Я не хочу заниматься предпринимательством, потому что это, конечно, упирается в проблемы, которые у нас в стране сейчас остро стоят. Постоянный риск, страшные нервные нагрузки — я считаю, что никакие деньги лично меня сейчас не могут сподвигнуть заниматься этим делом. Семейный кошелек находится в руках мужа, потому что он, естественно, зарабатывает. Мне дается та сумма, которую я трачу на питание, на образование ребенка, на какие-то свои определенные расходы. Он всегда принимает стратегические решения в нашей семье. Меня устраивает, что я не несу ответственности. Он рассказывает мне о работе, он хочет ощутить какую-то поддержку, какое-то понимание, что-то выплеснуть, рассказать о наболевшем. Он делится со мной, а я его внимательно выслушиваю».

В рыночном российском обществе, лишающем человека надежных социальных гарантий, профессиональная стратегия находится в полной зависимости от размера заработка. Как правило, относительно высокий заработок обеспечивают «неженские» сферы занятости. В результате многие женщины вынуждены делать выбор в пользу семьи.

Из интервью

Жена (филолог, 32 года):

«Я вообще не учитываю мой вклад в семейный бюджет, потому что те копейки, которые я зарабатываю, в нашей семье уходят на мелкие карманные расходы либо на подарки кому-то, когда я иду на день рождения, в гости или еще что-то. Поэтому они не играют никакой роли в бюджете. Конечно, если бы не ребенок и если хотя бы муж мне помогал по дому, я бы, наверное, давно защитила диссертацию. Но на жертву стоит идти, ради семьи стоит. Сейчас я уже не жалею ни о каких жертвах, не жалею совершенно».

Итак, «скрытый» договор предполагает, что мужья ради того, чтобы обеспечить семью, отказываются от профессиональной самореализации в соответствии с полученным образованием. Жены, напротив, могут работать ради самореализации, но не претендуют зарабатывать деньги и отказываются прилагать сверхусилия, чтобы совмещать семью и профессию, отбирать время у семьи ради профессии. При этом чем более мужья обеспокоены балансом власти в семье, тем настойчивее они повторяют, что работа жены — это ее «хобби», способ уйти от скучного быта, «прихоть». Но и самые авторитарные из мужей не решаются отрицать право жен стремиться к профессиональной самореализации, даже если они рассматривают это стремление как «каприз». Очевидный, на первый взгляд, «сдвиг» в направлении традиционной модели («муж — кормилец и опора семьи, жена — домашний ангел-хранитель») не ведет автоматически к возрождению патриархальной модели семейной власти, являясь, по сути дела, лишь распространенным способом адаптации мужчин и женщин в рыночном обществе.

Внутрисемейный гендерный договор, условием которого является «взаимная жертва», — типичный ответ семьи на разобщенность, царящую в социуме, где «каждый за себя». Это вызывает сильнейшую тревогу, а семья, дающая иллюзию убежища в жестоком мире, превращается в сверхценность.

Фотография на обложке:
Москва, 1994 год / Валерий Христофоров / ТАСС