Специально для ОУ журналист Олег Кашин попытался реконструировать самосознание постсоветского человека, как оно выразилось в национальных хитах последней четверти века.
1. «Никита Рязанский», Борис Гребенщиков
Вернувшись из США и Англии, где он застал стремительное угасание перестроечного интереса ко всему советскому, лидер распавшегося «Аквариума» записал свой первый в новую эпоху альбом, принципиально не похожий на весь прежний советский рок. По сути, это была отчаянная попытка создания нового русского фолка или даже новой музыки вообще, обреченность которой легко расслышать в главном хите этого альбома, песне о никогда не существовавшем святом — «Смотри, Господи, как мы уходим на дно, научи нас дышать под водой». В 1995 году о подводном дыхании на стихи Ильи Кормильцева споет и «Наутилус», но будет уже совсем поздно.
2. «Посмотри в глаза», Наталья Ветлицкая
Неотделимый от созданного Федором Бондарчуком видеоряда первый хит «новой русской» женщины, существующей в парадигме дорогих подарков («Я верну тебе все, что ты подарил») и модной косметики. Неизученный феномен постсоветского феминизма: в стране, где женщины наравне с мужчинами укладывали рельсы и ругались в парламенте, женская мечта об освобождении стала тем, против чего по всей логике полагалось бороться, — желанием быть «телочкой» и предварять любое высказывание робким «я хочу сказать».
3. «Сказочная тайга», «Агата Кристи»
Впечатляющий шаг немолодой уральской группы из андеграунда в кумиры массовой аудитории. Образцовое постмодернистское произведение со строчками из старинных дореволюционных («Когда я на почте служил ямщиком») и советских («Значит, нам туда дорога») песен и навязчивой музыкальной цитатой из Александра Зацепина — использованная братьями Самойловыми тема из фильма «Иван Васильевич меняет профессию» и снявшиеся в клипе постаревшие советские артисты предвосхитили моду на «старые песни о главном» и феноменальный культ гайдаевского кино в ельцинской России, лишенной (по крайней мере, до зрелого Балабанова) собственного массового киноязыка.
4. «Комбат», «Любэ»
Написанная в рамках казенной кампании к 50-летию Победы песня о войне в исполнении ансамбля, культивировавшего образ подмосковной послевоенной шпаны, срезонировала с грустной реальностью 1995 года, начавшегося с трагического новогоднего штурма Грозного. Песен о чеченской войне никто не писал, и в их отсутствие именно «Комбат» стал главной такой песней, а его исполнитель — главным военно-патриотическим певцом, победившим в борьбе за это звание Олега Газманова, застрявшего в «Офицерах» 1991 года. В путинские годы «Любэ» заслуженно стала главной государственной поп-группой.
5. «Настоящий полковник», Алла Пугачева
Притча об опасности самоиронии — положенная на нехитрую музыку юмористическая сценка о поматрошенной и брошенной буфетчице — оказалась именно той программной песней, которую ждали от Аллы Пугачевой ее постаревшие поклонницы из семидесятых. «Полковника» они восприняли всерьез, и Пугачевой ничего не оставалось, как продолжить разработку случайно обнаруженной то ли золотой, то ли наоборот жилы — название следующего хита в том же жанре, «Мадам Брошкина», стало одним из прозвищ бывшей главной советской поп-звезды и символом ее, в общем, бесславного краха.
6. «Как упоительны в России вечера», «Белый орел»
Имя Владимира Жечкова (и его партнера Сергея Лисовского) стоит в выходных данных первых изданий «Generation П» — в рекламном и шоу-бизнесе девяностых были и более влиятельные люди, но именно Жечков воплотил в себе самые одиозные, одинаково трогательные и омерзительные черты хозяина жизни преддефолтной России. Кульминацией его карьеры стало превращение в певца в виртуальной группе «Белый орел», в которой бизнесмен экспериментировал с кабацкими жанрами до тех пор, пока не нашел идеальный хит на стихи Виктора Пеленягрэ — словосочетание «хруст французской булки» до сих пор без пояснений употребляется публицистами как синоним наивной ностальгии по дореволюционной России.
7. «Аривидерчи», Земфира
Переломный 1999 год — экономика и люди приходят в себя после дефолта прошлой осени, война в Югославии провоцирует взрывной рост антизападничества в России, 200-летие Пушкина превращается в фестиваль поисков национальной идентичности. Последние мирные месяцы перед второй чеченской войной и перед эпохой Путина. Голос этого года — юная певица из Уфы, за которой, как считается, стоит Илья Лагутенко, но на самом деле монтажом ее первого клипа о воронах-москвичках руководит сам генпродюсер ОРТ Константин Эрнст — в его продюсерской биографии Владимир Путин и Земфира, безусловно, стоят через запятую.
8. «Владимирский централ», Михаил Круг
Старомодное посвящение малоизвестному в масштабах страны тверскому авторитету Саше Северному превращает бывшего таксиста и барда Михаила Воробьева (псевдоним — Михаил Круг) в икону русского тюремного кантри, неуклюже названного политкорректными критиками шансоном. Эпоха бандитов очевидно закончилась — уже даже в самых глухих регионах главными людьми оказываются силовики, а не люди в татуировках. Вероятно, именно отступление криминала из реальности позволяет всей стране беззаботно подпевать совсем не страшной песне про тюрьму.
9. «Город, которого нет», Игорь Корнелюк
2000 год. У власти неожиданно оказывается бывшая команда Анатолия Собчака, и город с репутацией криминальной столицы России девяностых становится главной кадровой кузницей для российской политики. Художественный итог превращению подводит сериал «Бандитский Петербург», демонстрируемый по доживающему последние месяцы старому НТВ. Саундтрек, написанный и исполненный подзабытым ленинградским эстрадным героем из восьмидесятых, становится гораздо более убедительным реквиемом по ленинградско-петербургской провинциальности, чем даже песни Юрия Шевчука. Народный хит, сопоставимый с «Зеленоглазым такси», до сих пор любят уличные музыканты в Петербурге и Москве и завсегдатаи караоке.
10. «Курю», Елена Ваенга
Конец нулевых в российской эстраде — рождение и почти немедленное торжество постшансона, синтеза тюремно-кабацкой песни и традиционной отечественной эстрады. Лидерами направления стали сочинцы Стас Михайлов и Григорий Лепс, а главный женский голос, который в 2009 году с равной вероятностью можно было услышать на «Русском радио», в «Солянке» или в «Маяке», принадлежал петербургской певице, взявшей себе псевдоним по старому названию ее родного Североморска. Телевидение транслирует многочасовые концерты, на которых Ваенга, одетая в гимнастерку, поет военные песни, ее комментарий на собственном форуме «Попробовали бы они сделать это в мечети» в 2012 году становится лозунгом противостояния вокруг Pussy Riot. С Ваенгой фотографируются на сцене министры Сергей Лавров и Сергей Шойгу. Строчка «А вокруг тишина, взятая за основу» в русской культуре — уже навсегда.