Встает проклятьем заклейменный

коллектив Выборгского целлюлозно-бумажного комбината

Советские воры наконец в законе. Имеются в виду пролетарские массы поселка Советский, силой отнявшие Выборгский ЦБК у законных владельцев. Позавчера их лидеры приехали в Госдуму, а вчера этот орган с подачи коммуниста Святослава Сокола рассмотрел вопрос о ситуации на ЦБК. Большинством голосов было принято заявление, предложенное Виктором Илюхиным, в котором фактически поддерживаются действия захватчиков чужой собственности. Так законодательная власть объединилась с беззаконной.

И что самое поразительное, это абсолютно соответствует сегодняшней социально-экономической логике. В чем и убедился, проведя несколько не самых спокойных дней в советском поселке Советский, специальный корреспондент Ъ Андрей Колесников.

Весь следующий день после схватки на комбинате ждали нового штурма. На второй этаж заводоуправления, в профком, сходилась вся информация о происходящем. Виталий Киряков, председатель профкома, человек лет 45, с красными от бессонницы глазами, сидел у телефона. Ему звонили из Выборга, Петербурга и Москвы. На имя профкома приходили телеграммы со всей страны. Киряков по телефону был корректен и озабочен. Только иногда он вдруг взрывался:

— Радиостанция «Европа плюс»? На 14 часов 07 минут, по информации стачкома, ситуация следующая. Части МВД заняли позиции в нескольких километрах восточнее. Мы осуществляем перегруппировку сил и готовы встретить противника во всеоружии, которое у нас имеется. На вооружении рабочих состоят заточки металлические, дубинки пластмассовые и много кой-чего еще. Пускай, суки, сунутся! Удовлетворены пресс-релизом? А я могу добавить!

И он добавлял:

— Особенно хотелось бы отметить роль судебного пристава Веселовой Тамары Борисовны. Если в двух словах: тварь законченная. Чего вы не поняли? За-кон-чен-на-я. Записали? Теперь про так называемого нового хозяина, Сабаташа. Так, пишите: тварь зак… А, нет! Пишите: нюхал кокаин в присутствии всех людей. Всех!

Кадры решили: все!

На улице переминались с ноги на ногу рабочие. Все они давно спрятали в рукава стальные трубки. Трубки эти, видно, не давали им покоя. Поэтому рабочие все время доставали их, страшно крутили в воздухе и прятали обратно.

— Может, зарплату сегодня дадут? — спрашивал один у другого.

— Сам-то как думаешь?

— Думаю, не дадут сегодня зарплату.

Бригада слесарей ремонтно-механического производства подсчитывала на ветру у проходной:

— У нас в поселке где-то 300 охотников. Это значит, минимум 400 стволов. А их всего 170 человек!

К ним подошел человек в штатском и представился:

— Союз офицеров, петербургское отделение.

— Как же вы сюда попали? — с восхищением спросили его. — Милиция же кругом, в Выборге войска, дороги перекрыты.

— Прорвались на электричке, — коротко ответил человек. — Группа состоит из 20 человек. Готовы к активным действиям по обороне и нападению.

Наконец разведка сообщила, что микроавтобусы с агрессорами уехали в Выборг. Активисты поднялись на второй этаж, в профком. В крохотной комнатке сидели и стояли уже человек 12. Подошел человек, который накануне лично пнул ногой Сабаташа. Ему уступили единственное кресло.

Ко мне протиснулся пожилой человек и что-то просипел в ухо. Я ничего не понял.

— Это наш начальник отдела кадров, — пояснили мне. — Человек, без сомнения, героический. Прошлой ночью, во время войны, полностью сорвал голос.

— Читайте! — снова прохрипел мне в ухо Василий Петрович Левкин. — Это документ. У меня много документов. Я на этом заводе 47 полных лет.

Документ был датирован 23 февраля 1998 года и адресован нынешнему губернатору Ленинградской области Сердюкову (тогда вице-губернатору) и конкурсному управляющему ЦБК Бочкареву. Подписал его представитель фирмы «Нимонор инвестменс лимитед» Марк Роудс. В то время завод уже был продан компании «Нимонор», но ни один ее сотрудник не мог ступить на территорию завода. Так вот, Марк Роудс писал:

«Как нам стало известно, правительство Ленинградской области советует конкурсному управляющему и компании „Нимонор“ привлечь вневедомственную охрану МВД для разрешения вопроса незаконной оккупации нашего комбината.

Мы хотели бы подчеркнуть, что не можем согласиться на разрешение проблемы таким способом. Мы были воспитаны и прожили всю жизнь в условиях демократического строя и поэтому считаем, что применение силовых методов в данной ситуации некорректно. Проблема должна быть разрешена путем переговоров хотя бы потому, что в противном случае нам будет крайне трудно разработать систему руководства комбинатом».

— Вы поняли? — просипел Василий Петрович. — «Нимонор» еще почти два года назад знал, чем это закончится.

Я начал разбирать его сипение.

Пираты ХХ века

Василий Петрович и правда знает все про завод: только начальником отдела кадров он отслужил 22 года. Мне показалось, есть смысл послушать его о том, что тут происходило. Кого, если не его?

Отдел кадров не пострадал в ночной схватке. В кабинете Левкина было тепло и сухо. Мы были вдвоем, но Василий Петрович все равно надсаживался, как на ночном митинге, когда рассказывал историю приватизации на заводе. Я очень боялся, что он навсегда лишится голоса.

Все началось в 1996 году. Тогдашний директор Иванов предложил приватизировать предприятие.

— Он нам сразу сказал, что надо приватизировать по третьему варианту.

— То есть?

— Это когда коллективу — шиш!

Между тем в 1996 году директор быстро убедил рабочих, что такой вариант приватизации для них самый подходящий.

— Дал, — говорит Василий Петрович, — начальникам отделов подписные листы и сказал, чтобы рабочие заполнили в течение трех дней. Никто же не знал, что это такое.

— А поинтересоваться, Василий Петрович?

— Так времени же не было! — горько сказал он. — Директор всего три дня дал. И мы успели.

После этого директор провел совещание. Он выступил и сказал, что надо создать инициативную группу по приватизации, и предложил передать ей 30 % акций. Главное, сказал он, не допустить банкротства ЦБК, этим вплотную и займется инициативная группа.

— Он нам сразу сказал, что надо приватизировать по третьему варианту.
— То есть?
— Это когда коллективу — шиш!

В инициативную группу вошли, кроме директора, замдиректора Хейкинен, главный инженер Чиж, Сметанин…

— А это кто?

— Он из Питера. Никто. Мы его не знали до этого. Потом директором стал.
Всего в инициативной группе было 11 человек. Три с половиной тысячи рабочих получили 17,5 % акций. Куда-то пропала золотая, блокирующая акция и до сих пор не нашлась.

— Но ведь рабочие за все это голосовали?

— Да, — сипит Левкин, на этот раз с достоинством. — Рабочие были обмануты пиратами XX века. Поэтому они теперь никому не верят. И мы не позволим никому себя обмануть. Это новый залп «Авроры»! «Руки прочь от ЦБК!» — скандируют сейчас рабочие Кировского завода. Получаем телеграммы поддержки от рабочих США, Канады и Финляндии. Спасем Россию до 2000 года!

— А то что?

— А то будет поздно.

Василий Петрович показывает на стену кабинета. На стене — лист бумаги со стихами:

Переживем, переживем печали, горести, разлуки,
И все как надо будет и у нас.

— Ансамбль «Сябры» как-то по радио пропел, я записал и на стенку повесил. Они имеют в виду, что мы всех иностранцев переживем, — сказал на прощанье Василий Петрович Левкин.

И у него вдруг на мгновение появился голос.

Полный «Альянс»

Инициативная группа во главе с директором Ивановым начала брать кредиты под 150 % годовых. Штрафные санкции, если не отдаешь вовремя, — 720 %. Вовремя, конечно, не отдавали. Быстро появилась кредиторская задолженность в 515 миллиардов рублей, а завод встал. Его признали банкротом и продали фирме «Альянс целлюлоз лимитед». Она получила 84 % акций. На заводе назначили временного управляющего, Бочкарева. Иванов уволился, продал свои акции, как и остальные члены инициативной группы, компании «Альянс целлюлоз» и стал богатым человеком. После этого он и сам с облегчением устроился на работу в «Альянс». Вячеслав Сметанин, человек из Петербурга, стал генеральным директором завода.

Теперь говорят, что Иванов, конечно, с самого начала сознательно вел завод к банкротству. Рабочие, может, тоже что-нибудь продали бы, но ничего у них к тому времени не было. Они еще раньше сдали эти акции «Хопру», «Московской недвижимости» и дальше со всеми остановками. Рабочие распорядились так своим имуществом, потому что им предложил это Иванов, он сам без конца возил представителей этих компаний на завод. Слова его были тем более убедительными, что Иванов давно уже платил своим рабочим зарплату обоями.

Все было сделано грамотно и просто. Очень быстро компания «Альянс целлюлоз» продала завод «Нимонор лимитед». А «Нимонор», в свою очередь, получив на руки свидетельство о собственности, так же быстро передал завод в трастовое управление компании «Баз-бизнес», генеральным директором которой стал г-н Базулеев.

«Нимонор», впрочем, успел пообещать рабочим, что из двух с половиной тысяч человек, которые к тому времени работали на предприятии, трудоустроит две тысячи. Но Базулеев сказал, что столько людей ему не надо, хватит максимум 1300. «Посмотрю, — сказал, — кто на что способен». Имел право. А в итоге взял в «Нимонор» примерно 230 человек из поселка Советский.

Впрочем, это уже не имело никакого смысла. На заводе началось движение протеста. Образовался стачком. Рабочие сказали, что не уйдут с предприятия. Они потребовали, чтобы сделку о продаже завода «Нимонору» аннулировали. А 10 августа 1998 года областная регистрационная палата зарегистрировала ЗАО «Выборгский целлюлозно-бумажный комбинат», учредителем стала профсоюзная организация. Теперь все, кто числится в «Нимоноре», самые страшные враги профсоюзных рабочих.

Бледно-красный директор

Пятница, вечер, второй день после схватки.

— Будем ночевать тут, — говорит заместитель Кирякова Люба. Она в основном по связям с общественностью.

— Хотите, — говорит, — подышать с нами одним воздухом? Оставайтесь на ночь.

Я осмотрелся. В комнатке профкома сидели одни женщины.

— А где Киряков?

— Отлучился по наиважнейшему делу, — говорит одна.

— Спать пошел, — поясняет Люба.

Председатель профкома Киряков и директор народного предприятия Канторин появились на предприятии, как только началась стачка. До этого Канторин возглавлял комиссию по промышленности, транспорту и связи в муниципальном собрании Выборга, а Киряков был председателем комиссии по контролю за муниципальной собственностью в этом же собрании. Они, безусловно, давно следили за конфликтом и время от времени по служебным обязанностям приезжали на завод.

На территории поселка был склад газовых труб, которые остались еще с того романтичного времени, когда государство собиралось из Выборга провести на котельную в поселок газ. Вот эти трубы и пригодились наконец. Их продали.

— Как-то раз мне и говорят, — рассказывает мне Канторин на следующий день, в субботу поздно вечером, устроившись в кресле в своем кабинете. — Что вы все ездите да ездите? Присоединяйтесь. И мы стали членами стачкома…

Он только что вернулся из Москвы. С кем-то встречался, что-то обсуждал. «Задавайте, — говорит, — любые вопросы». — «Что вы делали в Москве?» — «А вот на этот вопрос я вам не отвечу. Еще раз повторяю: любые вопросы!»

— …А потом, когда мы присоединились, люди сказали мне: «Александр Анатольевич, вы — наш директор!» В тот день мы заседали на заводе в комитете кредиторов. С нами был губернатор области Густов. Заседали часов шесть и ничего, как всегда, не решили. А тут к нам поднимаются рабочие, входят и говорят: «Мы за вас уже все решили!» Проголосовали, значит, за то, чтобы я был директором. Густов вышел к рабочим и при всех меня поздравил прямо на сцене.

И через некоторое время завод заработал. Но как? Конечно, нужны были деньги. Вот Василий Петрович Левкин рассказал мне, что деньги нашли очень просто. На территории поселка был склад газовых труб, которые остались еще с того романтичного времени, когда государство собиралось из Выборга провести на котельную в поселок газ. Вот эти трубы и пригодились наконец. Их продали. А директор мне сказал короче: привлекли посторонние средства. Так и получилось, что народное предприятие заработало на чужой территории и на чужом оборудовании.

Представителей «Нимонора» на завод не пускали. Правительство области предложило решить эту проблему со всей строгостью закона. Действительно, было ясно, что рабочих надули, когда шла приватизация. Но, с другой стороны, все сделали с их согласия, законно и юридически правильно. Протесты по этому поводу арбитражный суд отклонял. Тогда и появилось письмо, в котором «Нимонор» утверждал, что воспитан в демократических традициях и не сторонник насилия.

Жертва собственной исполнительности

Между тем судебному приставу Тамаре Борисовне Веселовой надо ведь было исполнять свои служебные обязанности. О ней как-то все забыли. Ничего, она напомнила.

Тамара Веселова — старший судебный пристав Выборгского района. Это о ней выражался Киряков в своем кабинете, когда я только приехал на завод. Она полковник милиции в запасе, в 45 лет вышла на пенсию и полтора года назад узнала, что создана служба судебных приставов с широкими полномочиями. Все у нее получалось хорошо, пока она не взялась за этот завод.

15 мая 1998 года арбитражный суд Санкт-Петербурга вынес решение о судьбе ОАО «Выборгский целлюлозно-бумажный комбинат». Освободить территорию завода от всех лиц, не состоящих в трудовых и иных отношениях с компанией «Нимонор». Обеспечить сохранность имущества предприятия. Веселова приняла решение к исполнению. Она назначила день, 21 июля, и поехала с двумя судебными приставами, представителем выборгской прокуратуры и тремя милиционерами. На заводе, выяснилось, все знали о том, что они приедут, и встречали с плакатами и кольями. В тот раз у Веселовой ничего не вышло. Через проходную пропустили только трех приставов и несколько часов не выпускали. Исполнение решения отложилось на десять дней.

4 августа она опять поехала: это ведь была ее работа. Их машину не пустили даже к проходной, какие-то люди с дубинками не дали им свернуть к комбинату с трассы на Приморск. На заводе хорошо работала разведка.

Веселова обратилась в суд с просьбой дать ей отсрочку на месяц: ее убедили, что дело о незаконной купле-продаже завода сейчас рассматривает прокуратура. Суд согласился, но месяц быстро прошел. Ей снова надо было исполнять решение суда.

Она снова туда и обратилась, потому что областная регистрационная палата зарегистрировала и народное рабочее предприятие. Суд решил, что это ничего не значит и что имущество и территорию завода оно занимает незаконно.

Пока шла эта возня, «Нимонор» успел продать ЦБК компании «Алцем». Уверен, что «Нимонор» испытал облегчение. Совладельцами завода стали г-да Сабадаш и Шмаргуненко. У Сабадаша, по разговорам, был большой водочный бизнес, Шмаргуненко — председатель совета директоров Волховского алюминиевого завода. Это люди, грубо говоря, занятые. Они знали законы, и хотели, чтобы решение арбитражного суда было выполнено немедленно, и собирались подать на Веселову в суд, если она будет тянуть. Они не понимали, как это рабочие могут захватить их предприятие и не отдавать. Это был, по их мнению, бунт, который надо беспощадно давить. Тем более что закон полностью был на их стороне.

9 июля 1999 года Веселова опять поехала на завод. С ней было уже человек 15. Она старалась соблюсти конспирацию, никому не сказала, зачем и даже куда они едут: «Сложное исполнение, все объясню по дороге». Уже подъезжая к поселку Советский, позвонила в выборгское УВД, сказала, что служба судебных приставов приступает к исполнению решения суда, и попросила обеспечить безопасность.

Они на этот раз спокойно прошли через проходную. Их не встретил ни один человек. Они вошли в кабинет директора и попросили его покинуть территорию завода. Директор очень быстро собрал три свои сумки, они даже удивились.

Тут загудел паровоз. За дело взялся Киряков. У проходной собралась толпа человек в 500. Рабочей солидарности и организованности можно было только позавидовать. Долго шли переговоры. В конце концов Веселова снова была вынуждена составить акт о невозможности исполнить судебное решение.

На следующий день ей позвонили на работу и сказали: «Не забывай, что у тебя дочь по городу ходит». Веселова много лет проработала в милиции, вела сложнейшие дела, но никогда такого не слышала. Она заплакала, потому что понимала, что ей все равно придется исполнять решение суда.

Веселова пыталась понять непростую роль профсоюзного лидера Кирякова в этом деле. Говорили, что он связан с петербургским криминалом. Но кто с ним не связан? Шмаргуненко с его алюминиевым бизнесом? Сабадаш с водочным? Да, на предприятии работала охранная фирма «Орион-2», говорили, что там много выборгской братвы и что Киряков вроде бы работает на них, а за ними стоят более серьезные люди, которым тоже нужен завод. Получалось, что рабочие опять пешки в этой игре. Между тем фирма «Орион-2» недавно ушла с завода. Впрочем, Киряков, блестящий профсоюзный лидер, поднявший рабочих на борьбу, остался с ними до победы. Им казалось, что победа уже близко. Но так казалось и Веселовой.

В следующий раз судебные приставы должны были поехать на завод 3 сентября. Тщательно подготовили план операции. Но перед самым выездом позвонили с завода и сказали, что их уже ждут. То есть утечка информации произошла опять.

Как они, собственно говоря, собирались освобождать завод? Хотели описать и опечатать все комнаты в заводоуправлении. Они понимали, что, в конце концов, это ведь ничего не значит. Стоит им уехать, и пломбы сорвут. Но 14 октября они опять поехали исполнять закон.

Та самая ночь

На этот раз Веселова взяла с собой сотрудников «Тайфуна». Это подразделение по борьбе с тюремными бунтами. Те два десятка человек, которые поехали с ней, пять дней назад вернулись из Чечни. Были восемь приставов, заместитель прокурора Выборга Алексей Павлов. Выехали ночью, чтобы на заводе не было людей. У Веселовой была для этого статья 12 пункт 3 федерального закона «Об исполнительном производстве».

Приехали в 1.45 ночи. Охрана не открыла дверь, тогда они взломали ее, начали работать в заводоуправлении. Описали почти все четыре этажа. «Тайфун» на всякий случай блокировал все выходы. Когда открыли холодильник в столовой, судебный пристав Нина Петровна Павлихина воскликнула: «Сынок, ты-то что здесь делаешь?» В неработающем холодильнике сидел, скрючившись в три погибели, и дрожал не от холода щупленький молодой охранник. Он спрятался, когда «Тайфун» ломал двери.

Потом опять загудел паровоз. Через некоторое время в оконные стекла заводоуправления полетели камни и стальные трубки. Вдруг пошел газ. Тайфуновцы сказали, что это «Черемуха», и приказали всем собраться на втором этаже. Они смачивали тряпки водой и дышали через них. Веселова через несколько минут все равно потеряла сознание. Пришла в себя только у разбитого окна, куда ее поднесли два тайфуновца.

Они забаррикадировались в столовой и провели там 14 часов. Нападавшие еще раз, в восемь утра, пускали «Черемуху» и еще через несколько часов аммиак — с крыши, по вентиляционной системе. А снаружи уже было все питерское начальство во главе с замгубернатора области Дваасом и сотни милиционеров.

Кто первым начал стрельбу, до сих пор непонятно. Веселова говорит, что командир «Тайфуна» до последнего запрещал стрелять. Но когда раздались выстрелы снаружи, разрешил — в воздух. Так или иначе, были ранены два человека. Пострадал и Сабадаш, которого рабочие захватили в плен и долго, с удовольствием били.

В конце концов власти договорились с рабочими выпустить заложников. «Тайфун» вывел судебных приставов, понятых и вышел сам. Освободили Сабадаша. Веселова держалась. Только в машине с ней случилась истерика. Так закончилась эта попытка установить законный порядок на Выборгском ЦБК.

Здравствуй, оружие

Утром в субботу на заводе произошло важнейшее событие, для рабочих равное по эффекту ночному сражению. Приехал Виктор Илюхин, председатель комитета по безопасности Госдумы. Его приезд был неожиданным. По системе оповещения людей собрали за полчаса. Илюхин выступил в актовом зале. Он рассказал, что вся страна следит за борьбой выборгских рабочих. Он выразил уверенность в том, что лично будет заниматься этим вопросом и решит проблему за полторы недели.

— Высший арбитражный суд России, — сказал Илюхин, — поможет вам. Я не сомневаюсь, что он вынесет решение в вашу пользу и отменит все остальные решения. Вместе мы победим!

Ответное слово взял Виталий Киряков. Я заметил, как напряженно следит за ним директор Канторин, впервые за эти два дня появившийся на людях. Директор волновался не зря.

— Я как председатель профкома, — сказал Киряков, — и как представитель трудового коллектива должен сделать заявление. Первое. Трудовой коллектив потребовал от меня, в связи с тем что правительство не может защитить своих людей и в связи с тем что СМИ обвиняют нас в том, что у нас находится оружие, открыть счет и собирать деньги на вооружение. С понедельника мы собираем средства, чтобы закупать вооружение и защищаться самим.

Илюхин сделал движение головой, которое можно было истолковать сразу несколькими способами. Рабочие оживились. «Ура», — тихо сказал один рядом со мной. Короткое собрание закончилось. Илюхин вышел из зала. Киряков взял его за руку.

— Возьмите, — сказал он депутату. — Вам это нужнее.

И он протянул Илюхину две мятые пули.

— Пээмовские, — сказал Илюхин.

— Берегите их, — просто сказал Киряков.

— Не для протокола, Александр Анатольевич, — негромко обратился к Канторину Илюхин. — Русская государственность разлагается. Вы меня понимаете?

— И это титульная нация! — громко воскликнул Василий Петрович Левкин, оказавшийся рядом и услышавший эти слова.

Я с удовлетворением отметил, что за прошедшие сутки к нему вернулся голос.

— Да. Мы обязательно выступим против бесправного положения, в котором оказался русский народ. Но не сейчас, — добавил Илюхин.

— Почему? — спросил директор.

— Не для протокола, Александр Анатольевич, — негромко обратился к Канторину Илюхин. — Русская государственность разлагается. Вы меня понимаете?

— Осторожней! Как только мы высунемся — они нас сразу подрежут. Надо чуть-чуть погодить. В этом главная особенность момента.

Илюхин уехал. Директор остался с рабочими.

— Вы поймите, — сказал он им, — мы все сделали правильно. Сабадаш теперь «опущенный». Так говорит их братва. Представляете, приехал с такой охраной, а вы его ногами! Таких вещей там у них не прощают. Теперь его место… сами знаете где.

— А нам ничего за это не будет? — спросил один рабочий в камуфляже.

— А что было-то? — застенчиво улыбнулся Канторин. — Он же в колодец упал. Ведь верно?

— Верно! — обрадовались рабочие.

С одним из них я потом тоже разговаривал.

— Я удивляюсь, — сказал Гена. — Чего тут думать? Мы уже все придумали. Завод надо национализировать.

— Это что значит?

— Забрать его на хрен у «Алцема». После этого дать рабочим приватизировать его заново, уже по-честному.

— Но ведь в прошлый раз у вас тоже были акции. Вот вы лично куда их дели?

— А куда и все. Продал «Хопру» и купил цветной телевизор. Тогда весь поселок телевизоры купил.

— А почему именно телевизоры? — не удержался я.

— А на холодильники не хватило, — объяснил Гена.

Теперь, видимо, хватит.

Первая ласточка

— Боже мой, боже мой, — вздыхали девушки-секретарши в приемной директора через десять минут после выступления Кирякова. — Что же теперь будет? Ведь кто-нибудь напишет в газете, что этот злодей только что сказал про оружие…

В приемной директора Кирякова не любили. Здесь улавливали настроение шефа. После ухода профлидера директор три с лишним часа рассказывал мне об истоках конфликта. Он уверен, что произошла грабительская приватизация, в результате которой у рабочих проснулось классовое сознание, а главное — чувство хозяина.

— Теперь они никому не отдадут завод, вы понимаете? Они будут работать на нем и зарабатывать.

— Но ведь это не их завод.

— Теперь это не имеет никакого значения. Вы что думаете, Сабадаш с компанией могут теперь появиться на заводе? Да люди разорвут их!

Потихоньку стемнело. Мы не включали свет. Одно окно в кабинете директора было приоткрыто на несколько сантиметров. Вдруг в эту щелку буквально протиснулась и заметалась по кабинету птица.

— Ласточка, — поднял голову директор. — Это к счастью.

Вообще-то у приметы противоположный смысл.

Ласточка стала биться об оконное стекло.

— Может быть, выпустить ее? — осторожно спросил я.

— Да нет, пусть летает, — ответил директор.

Старший судебный пристав Веселова составила очередной акт о невозможности исполнить решение суда. Она долго думала, как сформулировать причину, и в конце концов написала: «Ввиду непреодолимой силы социального характера».

Фотография на обложке:
Рабочие Выборгского целлюлозно-бумажного комбината на митинге , который проходил после ночного инцидента, Выборгский ЦБК, 14 ноября 1999 года
Ю.Белинский / ТАСС