Для историков материальная повседневность последнего советского десятилетия оказывается весьма трудным объектом изучения. По исследовательской литературе сейчас гораздо лучше можно представить времена сталинских карточек и торгсинов или хрущевских столовых самообслуживания, чем ассортимент перестроечного универсама. Для детального описания пионерского детства, отпускных радостей или «кофточек с рук» едва ли пригодятся специализированные журналы для целевого потребителя (от «Семьи и школы» до «Крестьянки»), поскольку они почти до самого конца перестройки оставались во многом витринами «социалистического образа жизни». В реконструкции продовольственного ассортимента тоже не так легко продвинуться дальше анекдотов и карикатур: в привычных архивах откладываются данные о тоннах колбасы или декалитрах молока (рассчитанных на среднестатистическую «душу населения»), но с реальной жизнью родителей или старших братьев и сестер эта статистика соотносится очень опосредованно.

Расспрашивая их, историк повседневности становится едва ли отличим от антрополога и социолога, а картина в результате все равно будет выборочной, мозаичной — в первую очередь из-за фактора географического: Москва, закрытый Севастополь, Чимкент, Даугавпилс, Пенза или Череповец в конце 1980-х годов снабжались по-разному; по-разному обеспечивали себя и жители этих городов и их окрестностей. С самого начала следует особо отметить, что в области аграрного снабжения официальная статистика фиксировала лишь видимые (часто липовые) объемы и цифры, и потому оценка по косвенным показателям, а также обобщение частных данных в таких условиях становятся ведущими принципами исследования. Не беря на себя задачу описания регулярного потребительского рациона населения огромной страны (даже в самом первом приближении и в усредненных показателях), я сознательно ограничился несколькими локальными сюжетами. Я попытаюсь рассказать, из чего состояла продовольственная корзина и как она пополнялась в трех разных местах: в Иркутске, Ленинграде (еще не вернувшем себе историческое имя) и в Тикси — небольшом портовом поселке на берегу моря Лаптевых.

<…>

Талоны и карточки: что, где, когда

Символами того времени могут стать две пародии: телевизионная и газетная. В передаче «Оба-на» (вышедшей в начале 1991 года, но снятой явно раньше) пародировались похороны генеральных секретарей (памятные всем по первой половине 1980-х годов), только в последний путь граждане СССР скорбно провожали не правителя, а еду. А в декабре 1990-го ленинградская газета «Смена» на первой полосе размещает коллаж, в основу которого легла картина «Боярыня Морозова». Единственное отличие от оригинала заключалось в том, что вместо раскольницы-боярыни в санях увозили сгущенку, кофе, овощи и фрукты. Каждый месяц 1990-го прибавлял к «провожаемым» продуктам то соль, то спички, то стиральный порошок, то мужские носки.

Несомненно, что на 1990–1991 годы приходится пик продуктового и товарного голода, но во многих российских городах трудности со снабжением стали привычными уже с конца 1970-х годов. Одним из подтверждений этому могут быть легендарные «колбасные» электрички в Москву из соседних областей, попавшие теперь даже в «Википедию». Жизнь в постоянном дефиците, нехватке тех или иных продуктов, которые «выбрасывали» (или их нужно было «достать», «взять по блату»), стала в провинции — и в крупнейших областных центрах — если не привычкой, то нормой. Главный «нацпроект» начала 1980-х — принятая в мае 1982 года Продовольственная программа (рассчитанная как раз до 1990 года) — при всей ее парадно-пропагандистской пустоте была признаком серьезности стоящей перед страной проблемы.

Уже в 1980-е годы в ряде областей вводятся продуктовые карточки, которые стыдливо называли приглашениями, талонами и так далее. (На XIX партконференции Егор Лигачев упрекал Ельцина, что тот, будучи первым секретарем Свердловского обкома, «посадил область на талоны».) Решение распределять те или иные продукты по талонам принималось местными властями явно вынужденно, негласно и неупорядоченно, чтоб задним числом успокоить население; реконструировать ассортимент талонов начала и кануна перестройки сегодня можно разве по исполкомовским и партийным архивам. Набор подобных документов при некоторых общих чертах был своим в каждом регионе; главной и суровой переменой 1990 года стало постепенное и неявное превращение нормированного распределения из заведомо частичного, покрывающего локальную недостачу того или иного товара, в основной принцип снабжения большей части населения страны. Продовольственный дефицит впервые после хрущевских «перебоев» начала 1960-х дошел до главных городов страны. Как правило, у талонной системы был свой скелет: мясо, сахар, алкоголь, — на который постепенно наращивали то, что пропадало с прилавков.

Из чего же складывалась продуктовая корзина 1990 года «на местах»?

Основное влияние на ее содержание оказывали фондовые поставки и так называемое «московское снабжение». Набор обязательных государственных фондовых поставок продуктов питания был довольно большим и включал в себя различные мясомолочные изделия, сахар, кондитерскую продукцию и многое другое. Фондовые поставки были фактически обязательными для колхозов и совхозов (плюс закупки у сельского населения) и охватывали всю страну. Потом всю эту продукцию централизованно и в плановом порядке распределяли по республиканским лимитам, обл-, гор- и райпищеторгам, вплоть до магазинов. При этом объем воровства, приписок и так далее по мере расшатывания централизованного механизма гособеспечения и обострения дефицита возрастал в геометрической прогрессии. В 1990 году руководство (колхозов и совхозов, областей и даже республик) уже старалось любыми путями увести урожай от нормированных фондовых поставок, которые должны были производиться по явно заниженным государственным ценам. Именно нарастающие неэффективность и неповоротливость этой системы, где нижние звенья могли только реализовывать (или воровать, или «отпускать через черный ход» и т.д.) уже распределенное свыше, и стали главными причинами всеохватывающего продовольственного кризиса.

«Московским снабжением» называли поставки, которые контролировались непосредственно московскими ведомствами, с минимальным числом опосредующих звеньев. Им была охвачена небольшая часть городов и поселков, которые считались особо значимыми для экономики или обороны страны. За их распределением обычно следили строже, поэтому «до места» доходило куда больше продуктов.

Кроме этих двух типов централизованного распределения, на содержание корзины влияли подсобное хозяйство, семейные и дружеские сети, личная инициатива, навыки и умения.

Например, Иркутск, хотя и был областным центром, снабжался продуктами и промышленными товарами намного хуже, чем находящийся неподалеку Ангарск. В Ангарске основными предприятиями были (и остаются) нефтехимические заводы и цеха по переработке урана. Поэтому иркутяне часто ездили к соседям за продуктами. «Надо было приезжать с утра, иначе ничего не купишь: после обеда все убиралось с прилавков, чтобы иркутяне не скупили — больше всего их после обеда приезжало» (М., 45 лет, Иркутск).

Удачей для промышленного предприятия считалось прикрепиться к «ангарскому (читай „московскому“. — С.К.) снабжению». Одно из геологических предприятий, которое находилось в Иркутске, — при этом его экспедиция базировалась в пригородном селе — смогло этого добиться, апеллируя к тому, что оно ведет разведку и добычу урана. Два раза в неделю машина геологов уезжала в Ангарск пустой и возвращалась, полная дефицитных продуктов и товаров, которые расходились по талонам среди жителей села. В эти дни в деревню приезжали горожане, которые шли сразу в магазин «Геолог»: «Приходил полный автобус из города. У нас и носки были, и колбаса, и масло. Хоть и по талонам, но было» (Ж., 38 лет, с. Усть-Куда). Чтобы оградить себя от приезда горожан, предприятие ввело свои талоны, которые выдавались только местным жителям. Администрация предприятия даже была вынуждена снять запрет на содержание подсобного хозяйства, которое раньше считалось ненужным и вносящим беспорядок в привычную жизнь поселка.

Уже в 1989 году в Иркутске и Ангарске, как и во всех городах области, вводится регламентированное снабжение — талоны. Разница состояла в том, что́ именно на них можно было купить. Первоначально набор талонов в обоих городах был одинаков: 1 кг мяса (или 800 г колбасы, или 2 банки тушенки); 300 г масла (вторую двухсотграммовую пачку разрезали пополам), 1 кг сахара, табак и спички, алкоголь — одна бутылка водки или две вина. Из-за еще сохранявшегося «московского снабжения» на талоны в Ангарске, по сравнению с Иркутском, можно было купить более качественные и разнообразные продукты. Иркутск в то время не мог похвастать нынешним изобилием СМИ: жители региона довольствовались областной газетой обкома партии и облсовета, областной «Молодежкой» да еще парой-тройкой новых на тот момент газет-однодневок. Областная «Восточно-Сибирская правда» уделяла продовольственному снабжению области довольно много места. Пик внимания приходится на весну и осень, когда почти в каждом номере печатались «вести с полей»: сообщения о размерах вспаханных, засеянных, убранных площадей. В середине сентября опубликовано было и распоряжение главы города торговать картофелем и другими овощами прямо «с колес», чтобы сократить путь от производителя к потребителю, — очевидно, для того чтобы картошку не могли разворовать или перепродать в «опосредующих» структурах. Авторы газеты предлагали увеличить производство сельхозпродукции, эффективно ее хранить, ужесточить контроль за распределением продуктов, открыть больше коммерческих магазинов.

Весьма разнообразной была информация о продовольственном вопросе на страницах «Советской молодежи» — органа обкома ВЛКСМ (очевидно, журналисты «младшей» газеты чувствовали себя свободней). Но, как и в «Восточке», большинство сюжетов 1990 года посвящено критике распределения алкоголя по талонам. Если полагаться только на газетную информацию, то может сложиться впечатление, что население Иркутской области употребляло тогда в пищу прежде всего вино и водку; о причинах этого пристального интереса к распределению алкоголя сказано выше.

В Ленинграде, который в советские времена всегда снабжался лучше прочих областных центров, «рационирование потребления» запоздало по сравнению с Иркутском почти на год. Сначала была введена торговля только по прописке. Власти использовали изящный эвфемизм «визитки». Население подхватило этот термин — может, потому, что звучал он благороднее, почти «по-западному».

Первыми перевели на талонную систему алкоголь и сахар — с 1 июля 1990 года (с 5 июля купить вино или водку стало возможно только по ним). На один талон полагались 1 бутылка водки и 2 бутылки вина. Если в Иркутске надо было сделать выбор «или водка, или вино», то ленинградцы оказались в более привилегированном положении. Возможно, из-за такого сравнительного «изобилия» винно-водочными талонами в Ленинграде не только спекулировали — их еще и активно подделывали: «Винно-водочных изделий отпущено на 820 тыс. литров больше. Следовательно, талоны подделываются, идут по второму, третьему кругу». С рук талоны уходили примерно за 5–7 рублей.

Вводимые с 1 декабря в Ленинграде талоны должны были гарантировать покупку самого минимального набора продуктов каждому жителю города. По ним можно было купить: мяса и мясопродуктов (или курицы) — 1,5 кг; колбасы и колбасных изделий — 1 кг; масла сливочного — 0,5 кг; масла подсолнечного — 250 г; яиц — 10 шт.; крупы и макаронных изделий — 1 кг, муки — 0,5 кг. Одновременно можно было использовать не более пяти талонов на один продукт.

Отдельно указывалось, что карточки на хлеб не вводятся. Именно так — «карточками» — стали называть талоны горожане, с явной и знаковой отсылкой к памяти о ленинградской блокаде. Официально карточки назывались талонными блоками, и «отоварить» талон можно было, только когда его отрезали от блока. Отдельные талоны считались недействительными.

В самом начале введения карточек случился курьез — желающих «отоварить» талонные блоки было мало, все берегли карточки к Новому году. Это вынудило власти разрешить магазинам торговать колбасой без талонов за три часа до закрытия, так как она была дешевой (читай «низкокачественной») и быстро портилась. В то же время горожан предупредили, что если они свои карточки сохранят до Нового года, то продуктов может на всех и не хватить.

Продовольственный суверенитет: учет и контроль

Единственный выход в улучшении снабжения города продовольствием власти видели во введении всё новых и новых ограничений: нормирование потребления было лишь частью мер, куда входили и контроль вывоза на границах регионов, и ужесточение системы проверок, и даже рабочий контроль. Были ли эти средства эффективными?

10 января 1990 года в Ленинграде вступили в силу новые правила торговли, по которым продажа определенных товаров могла производиться только по предъявлении паспорта. В список были включены мясо и мясопродукты, табачные изделия, масло животное, сыр, цитрусовые. Список непродовольственных товаров состоял из 18 позиций. В их числе оказались сантехника, стройматериалы, ткани, постельное белье, хрусталь, детский ассортимент, товары импортного производства. Было решено, что в течение некоторого времени отпускать товар будут по паспорту, на смену которому придет визитка. На ней должны быть указаны фамилия, имя, отчество, место жительства и регистрационный номер; должно быть приклеено фото 3х4. Все это должна скреплять печать организации, выдавшей визитку. Вводя визитки, городские власти надеялись пополнить рынок на 30 %.

<…>

Заповедник социализма

И хотя продовольственная корзина жителя Ленинграда еще с советских времен оставалась несколько более разнообразной, чем у иркутянина, но она не шла ни в какое сравнение с набором продуктов, который мог себе позволить обычный тиксинец.

Тикси — «морские ворота Якутии», северный порт, который одновременно был важной пограничной военно-воздушной базой. 1990 год стал последним, когда военными самолетами в поселок завезли фрукты и овощи (обычно это делалось каждую осень). Основные поставки шли по реке Лене или по Северному морскому пути — «северный завоз». Тикси снабжался не только самыми необходимыми продуктами, но и товарами, которые могли вызвать обморок у жителя столицы автономии — Якутска, в подчинении у которого формально находился поселок. Сырокопченые колбасы, высококачественные мясные и фруктовые консервы (как правило, болгарские или венгерские), сгущенное молоко, которые в том году уже исчезли с прилавков многих городов, оставались для тиксинцев обыденностью.

Важную роль в расширении рациона играл натуральный обмен между коренными жителями и горожанами: за оказанные услуги коренные жители рассчитывались олениной и рыбой (муксун, нельма, ряпушка). Кроме того, рыбу можно было ловить и самому: по дороге на работу многие рабочие порта забрасывали в море «морды» и, возвращаясь, забирали их полными рыбы. Но и в этом своеобразном и изолированном мире обширные семейные сети также гарантировали поддержку родственников и друзей. Если кто-то из родни имел возможность получать в обмен на услуги оленину или рыбу у местных жителей, то они зачастую распределялись внутри семьи или знакомых. Ни рынка, ни коммерческих магазинов в Тикси тогда не было.

Тем не менее в 1990 году и в Тикси были талоны — и не просто талоны, а целые «простыни» из них. Мясные продукты расписывались каждый по отдельности: колбаса вареная, колбаса копченая, свинина, говядина, тушенка; на каждую крупу полагался свой талон; про сахар, сгущенку и алкоголь и говорить не стоит — талоны выдавались практически на всё. У жителей Тикси, не привыкших себе ни в чем отказывать, проводивших каждый год отпуск на Черном море, талоны вызвали шок; тогда же появились и незнакомые ранее очереди в магазинах. Мне же, приехавшему тогда из Иркутска, поселок показался складом из известной миниатюры М. Жванецкого: что ни спроси — всё есть, и в нужном количестве. Магазины (точнее, талоны) были тогда самым значительным источником продуктовой тиксинской корзины. Все это «изобилие» было остатками предыдущего «северного завоза». На следующий год снабжение ухудшилось, в поселке начались перебои не только с поставками продовольствия, но и с углем. Тогда же начался отъезд местных жителей на «большую землю».

* * *

В результате сопоставления данных интервью и чтения газет я еще раз убедился в том, что в 1990 году граждане страны наполняли вовсе не одну, а множество продовольственных корзин (несмотря на отмеченное сходство иркутской и ленинградской). Причин этому несколько: прежде всего они различаются не только по регионам, но и внутри них (наполнение стола у жителей пригородов и деревень было иным, чем у горожан); следующая причина заключается в том, что на состав и вес корзины влияли государственные структуры (подразделения Минторга, Госагропрома и т.д.), которые занимались производством и распределением продуктов в масштабах всей страны — а распределение это с советских времен было очевидно иерархизированным. И, наконец, экономическая свобода уже тогда позволяла наиболее предприимчивым людям зарабатывать столько, чтобы покупать продукты в коммерческом магазине или на рынке.

В 1990 году была написана (кажется, совсем забытая ныне) шутливая песня Аллы Пугачевой с красноречивым названием «Ням-ням» (ее можно даже считать хитом — она попала не только в программу «Рождественских встреч», но и исполнялась на концерте в Лужниках, приуроченном к 100 дням президентского срока Ельцина в сентябре 1991 года):

Когда тебе грустно, сбежала жена —
Пойди открывай холодильник.
Возьми там салями
И красную рыбу,
Достань сервелат и пожуй, буржуй.
Ням-ням-ням…
Пускай жена гулям.
Ням-ням-ням…
И легче стало вам.

<...>

Все это прекрасно, но вот что ужасно —
Поди-ка, открой холодильник.
Возьми сто талонов, водичкой залей,
Слегка подсоли — и вперед!
Ням-ням-ням…
Нам не привыкам.
Ням-ням-ням…
Зато мы похудам!
Ням-ням-ням, обиды забывам,
Ням-ням-ням, намного легче стало нам.
Что дальше, товарищи, что дальше? Что?

Тут можно было отшутиться, напомнив, что дальше были «Два кусочека колбаски» Алены Апиной (хит 1993 года).

А на самом деле 1990 год в воспоминаниях моих друзей, собеседников и знакомых (да и по моим личным ощущениям) остался скорее этаким цветочком по сравнению с двумя последовавшими годами, когда на смену продовольственному кризису пришли задержки зарплат, выдача их продуктами и галопирующая инфляция. Но это и в самом деле уже совсем другая история.

Использованы материалы: Wikimedia Commons, www.vsemoneti.ru