Настоящим крестным отцом перестройки, как ни парадоксально, был Юрий Андропов — всемогущий глава КГБ в 1970-е годы, ставший генсеком после Брежнева. В мифологию российской истории Андропов вошел как несостоявшаяся альтернатива Горбачеву: жесткий руководитель, стремившийся обновить советскую систему, сохранив ее авторитарный каркас, и борец с коррупцией позднебрежневского времени.

Политэкономия дефицита

Дело в том, что в той системе поддержания статус-кво, которая характеризовала политическую систему Брежнева, механизм принятия решений остался централизованным, но при этом контроль над элитами был ослаблен. В результате в элитах происходили весьма сложные, хотя естественные, процессы — шло формирование партийно-хозяйственных кланов, горизонтальных связей. Это было связано не только с ослаблением контроля, но и с разрастанием некоторых экономических проблем социализма. Бациллой, разъедавшей социализм и его экономическую и политическую систему, становится дефицит.

Что такое дефицит? В рыночной экономике цены подвижные: когда спрос на товар растет, то начинает расти его цена. В результате спрос снижается или, наоборот, производители видят, что этот товар пользуется повышенным спросом, больше инвестируют в его производство, количество товара увеличивается — так уравновешиваются спрос и предложение.

В советской системе цены были стабильными. Это означает, что если товар пользуется повышенным спросом, то он просто исчезает с полок магазинов — его не хватает для всех.

Более сложная система хозяйства, развитие потребительского сектора и потребительского спроса приводят к тому, что дефицитные дисбалансы все время увеличиваются, все время чего-то производят в избытке, а чего-то не хватает. Как только возникает дефицит, возникает система квазирыночных отношений: у кого-то есть дефицитный товар, он обменивает его на два менее дефицитных, на какие-то другие привилегии и блага, появляется черный рынок, где дефицитный товар продается по реальным ценам, и так далее.

Это действует не только в потребительском секторе, но и на уровне предприятий. Предприятия получают какие-то ресурсы сверху, которые произведены по плану и нужны им для производства. Но они получают не те ресурсы, которые им нужны, не в том объеме, в котором им нужно. В результате между самими предприятиями возникает система горизонтальных обменов дефицитными товарами.

С другой стороны, наличие дефицита создает особую среду в потребительском секторе; появляется советская протобуржуазия, куда обычно входят какие-то части партийной номенклатуры, хозяйственная элита и дельцы черного рынка, которые продают товар по реальным ценам. Эта советская протобуржуазия и была тем, что Андропов подразумевал под коррупцией. Причем центрами формирования такой протобуржуазии становились столицы союзных республик и, естественно, Москва, столица страны.

Программа Андропова

Именно как противовес этой разъедавшей, по его мнению, социализм новой протобуржуазии Андропов начинает выдвигать на высшие партийные должности молодых секретарей обкомов партии, руководителей областей. Так приходят в элиту и Михаил Горбачев, и Егор Лигачев, который впоследствии станет его идейным противником.

Горбачев и Лигачев — разные: Горбачев — более продвинутый, он кончил юрфак МГУ, а Лигачев — крепкий партийный руководитель, противник пьянства, сторонник «русских ценностей».

И когда после правления Черненко Горбачев становится генеральным секретарем, то именно он и Лигачев продвигают ту повестку, которая была намечена реформаторской программой Андропова.

Горбачев продвигает идею ускорения научно-технического прогресса. Идеология раннего Горбачева — это преодоление отставания Советского Союза от Запада, борьба с замедлением темпов экономического роста, связанным с более слабой технологической базой, с отсталым оборудованием, которое надо заменить и таким образом интенсифицировать производство и вновь восстановить высокие темпы роста. Лигачев продвигает свою повестку: для того чтобы укрепить социализм, необходимо бороться с пьянством и нетрудовыми доходами. Именно он становится идеологом антиалкогольной компании и ужесточения преследования нетрудовых доходов.

Еще одна тема Андропова, которую продолжает Горбачев, став генсеком, — это сокращение притязаний оборонного комплекса. Оборонка занимает слишком большое место в экономике, гонка вооружений подрывает экономику, оборонное лобби тянет на себя одеяло, требует слишком много ресурсов — так видит ситуацию Андропов в начале 80-х годов. И после прихода к власти Горбачев продолжает эту линию, намечая осторожные шаги по снижению напряженности в отношениях с Западом, — все это нацелено на то, чтобы ослабить военно-промышленное лобби и таким образом высвободить ресурсы, которые оно поглощает.

Спрос на перемены и логика реформ

Самое интересное в истории — это тот баланс, который существует между идеями и интересами. С одной стороны, всякое серьезное политическое событие возможно, только когда за ним стоят некоторые идеи. Идеи объединяют большие массы людей. Вместе с тем не менее важны интересы. Этот баланс (или дисбаланс) идей и интересов является очень мощным двигателем, и мы можем наблюдать это в истории перестройки.

Когда Горбачев приходил к власти, его главной задачей было ослабить в руководстве брежневскую партию — тех, кто не поддерживал назначение Горбачева генеральным секретарем. При этом Горбачев приходит с самого начала как носитель идеи перемен.

Вообще, спрос на перемены в этот момент и в элитах, и в довольно широких слоях населения огромен. Ощущение того, что социализм неэффективен, что все движется куда-то не туда, что все не работает, является в этот момент всеобщим. Знаменитый анекдот того времени: «Сантехника посадили. А сантехника посадили потому, что в здании на Старой площади, где располагался ЦК КПСС, был какой-то засор. Сантехник пришел, открыл шкаф, где трубы, осмотрел и сказал: “О, тут всю систему надо менять”».

Горбачев приходит как лидер этого широко распространенного ощущения необходимости перемен для того, чтобы поддержать строй, для того, чтобы спасти социализм. С другой стороны, идея перемен является для него, как когда-то идея десталинизации для Хрущева, также ресурсом для укрепления своей личной власти.

Горбачев начинает с очень ограниченной повестки перемен. Несмотря на его обновленческий пафос, ситуация в стране не улучшается. Этому способствовало и падение цен на нефть в два раза, которое произошло в 1986 году. Однако Горбачев склонен объяснять отсутствие улучшений не какими-то просчетами в концепции, а сопротивлением старого партийного аппарата. Он наращивает усилия по его замене и пытается привлечь к этому процессу общество. Так, после идеи ускорения научно-технического прогресса возникает новая стадия перестройки — объявленная Горбачевым кампания гласности.

Кампания гласности имела две цели. С одной стороны, она позволяла вновь вернуться к повестке десталинизации и пересмотра сталинского наследия. С другой стороны, она ослабляла цензуру за средствами массовой информации, где должно было появляться больше критических материалов о реальном состоянии дел в Советском Союзе. Оба эти фактора должны были укреплять новое горбачевское поколение аппаратчиков и помогать вытеснять из аппарата старую гвардию.

Радикализация реформ

Горбачев переходит к более радикальным реформам. Из ссылки в Горьком возвращен академик Андрей Сахаров, выпускаются политзаключенные. Политическая программа Горбачева радикализируется по мере того, как реальная ситуация в стране ухудшается, и Горбачев вынужден это объяснять продолжающимся сопротивлением партийного аппарата.

В 1986 году в речах Горбачева появляется само слово «перестройка», а в январе 1987 года проводится пленум ЦК КПСС, на котором объявляется курс на радикальную перестройку механизма экономического управления, партийного аппарата, кадровой политики. Также объявляется курс на новое мышление во внешней политике, что фактически означало дальнейшее сближение с Западом и дальнейшую разрядку напряженности. Этот пленум дает старт также радикальной чистке высшего партийного звена ЦК КПСС, которое будет обновлено практически на треть.

На нем же принимается решение о проведении XIX партконференции. Причем принимается решение о том, что впервые выборы на партконференцию будут производиться на альтернативной основе — это попытка введения механизмов внутрипартийной демократии.

Итак, 1985–1986 годы — это первый этап перестройки, ограниченная повестка реформ: ничего не давшая идея ускорения в народном хозяйстве и в научно-техническом прогрессе, важные шаги в разрядке международной напряженности. Второй этап начинается в 1987 году. Это попытка проведения политической реформы и «политизации» общества.

На XIX партконференции выдвигается лозунг «Вся власть — Советам». Это ведь старый ленинский лозунг, который был использован большевиками для перехвата власти в 1917–1918 годах; теперь же Горбачев вкладывает в него новый смысл. На январском пленуме 1987 года прозвучали ключевые тезисы о том, что партию надо освободить от не свойственных ей хозяйственных и управленческих функций, партия должна стать партией, а государство — государством. Вот этот процесс отделения партии от государства и есть начало ухода от тоталитарной модели.

Предполагается, что главным органом управления станет съезд народных депутатов, на который будут избираться делегаты на альтернативной основе. При этом треть делегатов будет избрана от КПСС, треть — от профессиональных союзов и общественных объединений, и треть — избрана гражданами напрямую. Это и есть горбачевская программа политической реформы, которая, в общем, выглядит как довольно разумная программа постепенного перехода от тоталитарного строя к более нормальному политическому режиму.

Устаревшее обновление

Был ли Горбачев тайным врагом социализма, который имел в виду демонтировать его, перейти к другой, принципиально другой системе? Или, наоборот, он был сторонником социализма слишком долго?

Действительно, основные идеологические основы его доктрины, которая реализуется в этих решениях 1987–1988 годов, очень напоминают те идеи десталинизации и обновления, демократизации социализма, которые высказывались в начале 1960-х годов и в наибольшей степени были, как мы помним, свойственны чехословацкому руководству, которое пыталось воплотить их в жизнь в середине — второй половине 1960-х годов, что кончилось советским вторжением в Чехословакию.

Двадцать лет не прошли даром, и эти конструкции выглядят довольно архаическими для образованной части советского общества, для советской интеллигенции. Как мы помним, общество стало гораздо более ориентировано на потребление, изменилась его структура, совершенно изменилась ситуация в сравнении социалистической и капиталистической систем. Как мы помним, если в начале 1960-х годов различие в уровне ВВП на душу населения и в уровне потребления между послевоенной Западной Европой и послевоенным СССР было существенным, то теперь оно стало огромным.

Новые доктрины, которые продвигало диссидентское движение, — доктрина приоритета прав и свобод человека, доктрина верховенства закона — делают обновленный, демократизованный социализм не чем-то новым и прогрессивным, а скорее ретроградным и архаичным.

В горбачевский обновленный социализм слабо верят. Более того, на фоне политики гласности, открытости, демократизации, которая наполняет прессу критическими материалами, рисующими всякие недостатки советского режима, происходит дальнейшее ухудшение экономической ситуации. Это меняет атмосферу перестройки.

Сама по себе перестройка в первоначальном горбачевском варианте — это довольно элитарная вещь. Ее основными бенефициарами были более молодая часть партийного и хозяйственного аппарата, интеллигенция, образованные городские слои. Однако ухудшение экономической ситуации, которое происходит в это время, делает политически активным классом и более широкие, менее образованные слои населения. Этот слом очень важен, он объясняет нам одну из ключевых развилок перестройки, которая столь драматически скажется на дальнейшем ходе событий.

Этот критически важный эпизод мы назовем «кейс Ельцина». Ельцин появился в Москве как протеже Егора Лигачева, который посоветовал взять в Москву жесткого, авторитарного, несколько грубого, но очень эффективного секретаря Свердловского обкома партии. Лигачев и Горбачев решили использовать возможности Ельцина по полной программе: они сделали его секретарем Московского городского комитета партии, то есть поставили бороться с той гришинской мафией, которая была им враждебна и победа над которой была очень трудной аппаратной задачей.

Считается, что критически важным фактором для дальнейшего развития событий стала личная вражда, возникшая между Борисом Ельциным и Михаилом Горбачевым. Это и так, и не так. Историческому выступлению Ельцина на октябрьском пленуме ЦК 1987 года предшествовала аппаратная интрига: Ельцин, оказавшийся в Москве, был изрядно фраппирован нравами московской партноменклатуры. Свердловская партноменклатура жила неплохо, но здесь был совсем другой уровень.

Ельцин начинает жестко бороться с этой московской партийной мафией, совершает несколько очень характерных для него популистских жестов, вроде поездок на общественном транспорте, внезапных посещений магазинов. Однако одновременно осложняются его отношения с Лигачевым.

В этой критической ситуации он сначала пытается обратиться к Горбачеву, а затем идет на совершенно несистемный шаг, когда выступает на октябрьском пленуме ЦК с резкой критикой высшего партийного руководства.

Горбачев и ЦК КПСС смешивают Ельцина с грязью, его выгоняют из кандидатов, членов Политбюро, из секретарей Московского городского комитета партии. Однако слухи о его речи стремительно распространяются по городу и по стране — она начинает ходить в самиздате. И главным в его речи оказываются именно инвективы, направленные в адрес партийного руководства и его привилегий.

На самом деле в тот момент происходит критический поворот в политическом развитии этого периода, когда Ельцин придает политическому процессу некий популистский оттенок. Если интеллигенцию интересовала демократизация, гласность, развенчание Сталина, то широкие слои населения гораздо больше интересовал вопрос о привилегиях и о неравенстве, о том имущественном расслоении, которое возникало в результате укрепления партийной номенклатуры.

Этот интерес обострялся постоянным ухудшением экономической ситуации. И в 1987–1988 годах именно популистские инвективы Ельцина против привилегий партийной номенклатуры играют решающую роль и обеспечивают ему стремительный рост популярности. Перестройка, задуманная как элитарные реформы сверху, которые должны были при поддержке интеллигенции изменить механизмы управления, перерастает во что-то другое.

У политологов есть такое понятие — «раскол элит». Что такое раскол элит? В принципе, элиты — это те, кто обладают ресурсами, чтобы управлять другими людьми. Элиты конфликтуют всегда: за полномочия, за ресурсы. Но обычно в политической системе есть стабилизаторы, есть какие-то арбитры, есть правила разрешения конфликтов внутри элиты.

Раскол элит – это нечто другое. Это ситуация, когда элиты не могут в рамках установленных правил договориться между собой и начинают апеллировать к населению, мобилизуя его на свою поддержку. Когда разные группы элит мобилизуют население на свою поддержку, конфликт перерастает в социетальный раскол, и это предшествует обычно крушению режима или его глубокой трансформации.

Так вот, Ельцин запускает в своем выступлении конца 1987 года совершенно новый политический процесс. Этот процесс окажет решающее влияние на дальнейший ход перестройки и, наряду с другими факторами, определит характер ее третьего этапа, который начинается в 1989 году и который можно назвать перерастанием перестройки в неуправляемый политический кризис. Конечно, выступление Ельцина, рост его популярности — не единственный фактор. За ними стоит, как я уже сказал, ухудшение экономической ситуации, которая меняет повестку дня для всех игроков.