В каком-то смысле дефолт в августе 1998 года и стал концом эпохи 90-х, эпохи большого транзита с ее прорывами, разочарованиями, попытками, ошибками. Дальше начинается другая история, которая скорее может описываться как история консолидации политического режима. Нет, до конца президентства Ельцина формально оставались еще полтора года, и это были очень важные полтора года. Они были важны тем, что именно в эти полтора года должно было определиться, как произойдет переход власти к следующему президенту.

Операция «Преемник»

Транзит власти — это очень важный момент в жизни политического режима, который в очень большой степени характеризует реальное распределение сил. И для некоторых то, что обычно называется «операцией „Преемник“», является венцом эпохи Ельцина, ее плачевным результатом.

Слова «операция „Преемник“» не очень точно характеризуют то, что происходит в эти полтора года. Они настраивают нас на манипулятивный лад. Создается впечатление, что Ельцин выбрал себе преемника и продвинул его в президенты. При том, что это фактически было так, это не отражает реального политического сюжета, который мы сейчас будем обсуждать.

Сюжет этот располагается в несколько другой плоскости.

Полупрезидентская республика

Ситуация вынуждает Ельцина в сентябре 1998 года предложить Думе нового премьера, которым стал Евгений Максимович Примаков. Это еще советский кадр горбачевского призыва, который в начале девяностых стал руководителем внешней разведки, а во второй половине 90-х годов — министром иностранных дел.

Примакова поддерживают коммунисты, и именно они триумфально обеспечивают ему прохождение через Думу на премьерское кресло. Это очень интересный момент с точки зрения истории российского конституционализма, потому что российская модель — это модель полупрезидентской республики. Глава государства, глава исполнительной власти, избираемый непосредственно населением, назначает премьер-министра, которого должна утвердить Дума. И только утвержденный Думой премьер является вторым человеком в исполнительной власти.

Во Франции, где такая же модель, это приводит к тому, что часто думское большинство поддерживает премьера не той партии, которой принадлежит президент. Президент и премьер, работая в исполнительной власти вместе, принадлежат к разным партиям. Между ними есть определенные противоречия. И таким образом премьер создает некий противовес президентской власти.

Выбор Примакова в премьеры осенью 1998 года показывает, что в некоторых ситуациях, когда исполнительная власть ослаблена, а оппозиция, наоборот, очень сильна, и в рамках российской конструкции такая ситуация может сложиться. Впрочем, дальнейшие события показывают ущербность российской конструкции, потому что в мае 1999 года, через 7 месяцев после назначения, Ельцин отправляет Примакова в отставку.

Надо сказать, что уже с начала 1999 года экономический кризис в России идет на спад. Экономика начинает восстанавливаться. Более того, назначение премьера, поддержанного Думой, с большим энтузиазмом встречено в обществе: в момент назначения Примакова его уже одобряют в роли премьер-министра 50 % тех, кого опрашивают социологи. А к маю 1999 года Примакова уже одобряют 70 %. Очевидно, что Примаков, оставаясь в должности премьер-министра, прямиком идет в президентское кресло.

Однако в его увольнении в мае 1999 года есть еще одна подоплека. 13 мая думское коммунистическое большинство должно начать голосование, которое должно привести к импичменту Ельцина. И накануне этого дня, 12 мая, Примаков смещен с должности.

Президентская администрация рассуждает так: если Ельцин будет отрешен от должности, Примаков автоматически становится исполняющим обязанности президента и затем президентом. Для элит и для некоторых депутатов такая перспектива и приемлемость Примакова в качестве транзитного президента повышает их стимулы голосовать за то, чтобы импичмент состоялся. Ельцин не готов к такому концу своей карьеры, и он увольняет Примакова. Однако Дума — не единственное место, где разворачивается этот политический балет.

Региональные бароны

Вторым его героем является мэр Москвы Юрий Лужков, харизматическая фигура из плеяды так называемых крепких хозяйственников. Лужкова Ельцин когда-то выдвинул на должность заместителя председателя Мосгорисполкома. Лужков становится вице-мэром при харизматическом демократе первой волны Гаврииле Попове. Потом события вынуждают Попова уйти в отставку, и Юрий Лужков занимает его место.

Лужков организовал целую региональную политико-хозяйственную группировку. Бизнес в Москве можно иметь, только имея хорошие отношения с Лужковым и его командой, которая сама превращается в олигархическую группу. И очень мощную, потому что Москва — самый богатый город, где сконцентрированы огромные финансовые ресурсы. Я хочу подчеркнуть, что капитал конца 90-х годов — это не обязательно Ходорковский, Потанин, Березовский. Это еще и олигархические группы в регионах, где, как мы говорили, тоже сформируются политико-хозяйственные корпорации. Мэр Москвы в конце 1998 года проводит очередной съезд движения «Отечество», которое должно его поддерживать, и с этого момента начинает восприниматься как один из кандидатов на президентское кресло. Проблема его в том, что за мэра Москвы, за москвича, видную политическую фигуру, вряд ли проголосует вся Россия. Антимосковские настроения российской периферии его ограничивают.

Другое движение, очень типологически близкое к лужковскому, образуется сразу после отставки Примакова в мае 1999 года. Это движение называется «Вся Россия». Его основателями оказываются двенадцать очень крупных и сильных губернаторов, в том числе Минтимер Шаймиев, президент Татарстана, питерский губернатор Владимир Яковлев и другие крепкие хозяйственники, которые также располагают значительными ресурсами и являются фактически главами больших или небольших политико-хозяйственных корпораций в своих регионах.

Они объединяются с движением Лужкова и выбирают своим кандидатом в президенты Евгения Примакова. При этом предполагается, что Лужков займет при нем вторую роль. Видимо, роль премьера.

Политтехнологии президентской администрации

Президентская администрация тем временем находится в совершенно плачевном состоянии. Более того, президентская администрация того времени — это вообще довольно странная институция. Ключевую роль во второй половине 90-х годов в ней играет Валентин Юмашев, в прошлом журналист, близкий к Ельцину человек, а кроме того, близкий человек к дочери президента, Татьяне Дьяченко, которая впоследствии станет его женой. Вместе они образуют что-то вроде реального кабинета. Эта группа вроде бы не опирается ни на какие широкие политические коалиции, и весь ее ресурс — это ресурс президента и нескольких олигархов, которые делают ставку на президента. Ее ядро составляет группа молодых бизнесменов, вырастающих из-за спины олигарха Березовского. Это Роман Абрамович, Александр Волошин, Александр Мамут.

Они становятся таким ельцинским штабом при Юмашеве, который оппонентами уничижительно именуется «семьей». Березовский и президентская администрация, в которой заместителем руководителя по работе с регионами является молодой Владимир Путин, пытаются сколотить блок из тех, кого не взяли во «Всю Россию», из более слабых губернаторов, которые имеют проблемы и поэтому зависимы от Кремля.

Первую тройку нового движения «Медведь — Единство» образует министр по чрезвычайным ситуациям Шойгу, человек, который «всегда придет вам на помощь», знаменитый борец Карелин и борец с коррупцией генерал МВД Гуров. Это совершенно виртуальное политтехнологическое решение, которое должно привлечь сердца людей, не слишком искушенных в политике. Здесь не идет речь ни о каких идеологических программах и концепциях. Однако вся эта конструкция выглядит довольно слабой. Рейтинг доверия Ельцину колеблется в пределах 5–10 %. Он на совершенно минимальных уровнях, и любая близость к администрации расценивается населением с недоверием.

Несмотря на определенные пиар-успехи и на управление Первым каналом телевидения, которое рекламирует новое объединение, президентская администрация вряд ли могла бы рассчитывать на что-то значительное в этой политической баталии, если бы не обратилась к еще одной политической технологии.

Популярность Лужкова и других губернаторов, как мы говорили, строится на таком типажном отношении к политике. В политике в эпоху манипулятивных технологий становятся важны не идеологические программы, а типажи. Вот типаж крепкого хозяйственника стал очень популярен во второй половине 90-х годов. Президентская администрация противопоставляет ему другой популярный у населения типаж — типаж «силовика».

«Силовики» против «хозяйственников»

Популярность силовика начинает расти еще в середине 90-х годов. Она отвечает запросу населения на фигуру человека, который сильной рукой наводит порядок, всем сестрам раздает по серьгам, всё у него устроено правильно. В выборах 1996 года эту роль играет генерал Лебедь, страшно брутальный человек, который идет на выборы и занимает на них третье место, а во втором туре призывает своих сторонников проголосовать за Ельцина, что было заранее обговорено с президентским штабом.

В 1998–1999 годах президентская администрация ищет силовика нового типа. Это должен быть не брутальный армейский генерал, а какой-то такой продвинутый силовик, который умеет разговаривать с бизнесом и не отталкивает его, который умеет разговаривать с более современной частью общества.

На силовика пробуют Степашина, который становится премьер-министром на несколько месяцев после Примакова. На силовика пробуют и начальника погранвойск генерала Бордюжу, который становится на те же несколько месяцев главой президентской администрации. Оба не подходят. Кастинг выигрывает переехавший к этому времени в кресло главы ФСБ молодой Владимир Путин.

В пространстве российской политики второй половины 90-х годов есть еще один постоянный элемент, который время от времени оказывает на нее огромное воздействие. Это Чечня. Так бывает во всех странах, где есть застарелый внутренний конфликт. Этот конфликт постоянно тлеет, но периодически обостряется, и это обострение меняет расстановку политических сил на общенациональной политической арене. Так происходит и в России.

Триумф войны

В октябре 1994 года «черный вторник», обвал рубля, стал знаком того, что попытка финансовой стабилизации правительства Черномырдина 1993–1994 годов провалилась. Но поразительным образом уже к декабрю 1994 года все мысли президентской администрации сконцентрированы не вокруг экономики, а вокруг решения чеченской проблемы. Начинается Первая чеченская война.

В 1999 году, так же как и в прошлый раз, примерно за полтора года до президентских выборов, чеченская тема вновь выходит на первый план. Летом 1999 года в Чечне, как и в 1994 году, вновь начинается внутренняя распря между двумя группировками. Это умеренная группировка президента Масхадова, которая подписывала мирное соглашение с Москвой, и радикальная группировка Басаева.

Басаев готовит нападение на Дагестан, считая, что в Дагестане также много сепаратистских промусульманских сил, которые его поддержат. Летом 1999 года начинаются первые стычки на границе Чечни и Дагестана. 7 августа отряды Басаева вторгаются в Дагестан, и 9 августа Борис Ельцин отправляет в отставку премьера Степашина, назначив исполняющим обязанности Владимира Путина.

Помимо боевых действий в Дагестане, политическую ситуацию в России переворачивает цепь страшных событий: серия взрывов жилых домов, произошедших с 4 по 16 сентября в Буйнакске, в Москве и в Волгодонске. Эти события запускают механизм, который в политологии обычно называют rally around the flag — ралли вокруг флага. Когда возникает некоторая общая угроза нации, то политические распри, политические противостояния, разность политических повесток отходят на второй план. Нация склонна к тому, чтобы сплочиться вокруг одной фигуры, которая выступает в качестве ее защитника, как бы выразителем ее совокупной воли к сопротивлению.

Так происходит и осенью 1999 года. Рейтинг Путина, который демонстрирует готовность бороться с чеченскими террористами, взлетает как ракета. На победу прокремлевского блока «Единство» в будущих парламентских выборах и победу самого Путина в будущих президентских выборах работают три фактора. Во-первых, уже упомянутый фактор ралли вокруг флага, сплочение нации вокруг человека, который может ее защитить. Во-вторых, это эффект новизны, эффект кота в мешке, если угодно. Путин — очень новый человек в публичной политике. Про него мало что известно. Политтехнологи и пиарщики противной стороны даже не успевают придумать, как атаковать Путина, какие факты из его биографии достать. И наконец, третий эффект — удивительный артистизм и умение Владимира Путина разговаривать сразу на двух языках: и на языке гражданском, и на языке силы. Он оказывается тем идеальным продвинутым силовиком, которого так долго искала президентская администрация. Успех смелого решения, предложенного президентского администрацией, опирается не только на эффект сплочения нации в момент опасности, но и на огромные ожидания чего-то нового, какой-то новой эпохи, в которой все прежние противоречия будут сняты.

Путин — это президент надежд, причем эти надежды имеют весьма специфический характер. Надежды эти связаны не с тем, что нация сама хочет решить какие-то вопросы и выбрать одно или другое. А с тем, что она хочет найти человека, который выберет за нее.

Закат конкурентной олигархии

Столкновение двух властных политико-хозяйственных корпораций, их жесткое противостояние и выигрыш той, которая смелее и изобретательнее, — это и есть история предвыборного цикла 1999–2000 годов в России. Эта история закладывает основы той новой политической среды, которая будет формироваться в России в будущем.

Прокремлевское движение «Единство» выступит на выборах в Госдуму очень хорошо и займет второе место после коммунистов, набрав почти 24 % голосов. Лужковско-примаковское «Отечество — Вся Россия» наберет всего 13 %. На президентских выборах, которые состоятся в апреле 2000 года, Владимир Путин победит с результатом 52 % в первом туре. Но это будут последние в России выборы с такими плюралистическими результатами. И выборы в Думу в декабре 1999 года будут последними выборами, исход которых будет неизвестен их участникам и публике до момента оглашения результатов. Все выборы в 2000-е годы в России будут проходить уже с известным результатом. Результатом, который можно будет предсказать задолго до дня голосования.

Это последний момент, когда несколько властных корпораций борются между собой. И хотя эта борьба ничуть не соответствует нашим представлениям о демократии, она соответствует представлениям о конкуренции различных группировок элит в рамках одной политической конструкции. В следующей политической конструкции такой конкуренции будет становиться все меньше и меньше. И в этом смысле 90-е годы действительно заканчиваются выборами декабря 1999-го — апреля 2000 года.