Article

«Obdorsk missionary»: how an ortodox priest created the first museum in Salekhard

ОУ приводит материал салехардской исследовательницы Людмилы Липатовой, посвященный Ивану Семеновичу Шемановскому (о. Иринарху) и истории его миссионерской деятельности среди самоедов и жителей нынешнего Салехарда (до 1933 года — Обдорска).

Ваше Высокопреподобие, Глубокоуважаемый о. Иринарх!

Мы, любящие и уважающие Вас обдоряне, расставаясь с Вами по случаю перевода Вас из Обдорска в Тверь, чувствовали, что теряем в Вас энергичного двигателя нашей общественной жизни. Да, потеря очень ощутительная, и за нее говорят все те культурно-просветительные учреждения, как то: Братство Св. Гурия, библиотека с коллекциями этнографического отдела нашего далекого Севера, которые служат гордостью Обдорска и известны в ученом мире Империи, и приют для инородческих детей с общиной монахинь, — устроенные Вашими неусыпными трудами.

Вы, глубокоуважаемый о. Иринарх, прослуживши в Обдорске 13 лет, не жалея ни средств, ни здоровья, двигали его в культурно-просветительном отношении все вперед и вперед, изучили и умели будить общественную жизнь в этом заброшенном за Полярный круг Обдорске, вливать во всех обывателей свою энергию, которой они заражались и за Вами шли, откликаясь на Ваш призыв, даже самые загрубелые сердца не могли устоять от вашего энергичного призыва к свету и служению ближнему, а сколько еще хороших начинаний Вами заложено в основе, как, напр., кружок изучения нашего Севера и проч., которым не пришлось, по не зависящим от Вас обстоятельствам, пройти в жизнь.

Для нас, обдорян, созданные Вами учреждения будут служить памятником о Вас, и мы считаем своим нравственным долгом поддерживать их существование, как полезные для всего края, так и в добрую память о Вас, а чтобы и у Вас не изгладился из памяти тот Обдорск, которому Вы отдали лучшие дни своей жизни, мы посылаем Вам на молитвенную память икону Угодника Божьего Святителя Гурия Казанского и Свияжского чудотворца и просим принять ее как сердечный дар от любящих и уважающих Вас благодарных обдорян.

Мировой судья 2 уч. Березовского Н. Г. Сосунов, березовский уездный исправник Лев Ямзин, становой пристав В. Н. Тарасов, временно исполняющий дела настоятеля миссии священник Гурий Михайлов, И. Д. начальника отделения П. Маньков, потомственный почетный гражданин Ник. Бронников, Василий Григорьевич Усков, личный почетный гражданин Пав. Тележкин, помощник березовского уездного исправника Лев Петрович Оболтин, Петр Тарунин, Ефим Яковлев, Ерлыков, Дмитрий Чупров, Н. Нижегородцев, Иван Афанасьев Рочев, обдорский объездной врач М… [подпись неразборчива], Александр Николаевич Сидельников, Михаил Карпов, Павел Мамеев, Арсений Терентьев, Николай Полипов, Дмитрий Полипов, Николай, Иосиф, Василий Дмитриевичи Козловы.

Получено 8 октября 1911 года
(ГАТО. Ф. 103. Оп. 1. Д. 2659. Т. 3).

Эти проникновенные слова обращены почти сто лет назад к Ивану Семеновичу Шемановскому (в постриге Иринарху). Тогдашним жителям Обдорска (ныне это город Салехард, центр Ямало-Ненецкого автономного округа) он был хорошо известен и глубоко ими чтим. А вот как он сам описывал свое бытие на Севере:

«На дворе крепкий, страшный мороз полярной зимы. В комнатах, несмотря на обильную топку печей, холодно. Одетый тепло, ежишься и не можешь согреться. Из-за разрисованных самыми затейливыми кружевами замороженных стекол ничего не видно, что делается на улице. В полдень полумрак. Ничем нельзя заняться без лампы, свечей. Да и делать ничего не хочется… На душе мрачно, тоскливо… Тишина мертвая… Изредка разве сквозь холодные рамы окон слышится неясный звон колокольцев, глухой шум от проезжающих саней и дикие крики ездоков-инородцев. И эти звуки странно нарушают могильную тишину январского морозного дня в Обдорске. Кажется, что только какой-нибудь неотложный случай или большое несчастье могли заставить путника покинуть в это время теплый дом, уютное жилище. Не хочется верить, что люди могут теперь ходить, суетиться и ездить по маловажным делам, рискуя крепко зазнобиться, даже замерзнуть».

Иван Семенович Шемановский родился в 1873 году в городе Бела Соколовского уезда Седлецкой губернии (территория современной Польши) 28 января (по старому стилю), в семье потомственных дворян. Он рано остался круглым сиротой и так же, как большинство дворянских детей-сирот, получил образование в Императорском Гатчинском николаевском сиротском институте, который успешно окончил в 1892 году. Трудно сказать, что направило этого блестяще образованного, знающего несколько иностранных языков человека на религиозное поприще. Скорей всего то, что он был гуманистом по природе и считал, что путем миссионерства, благотворительности, просветительской деятельности можно принести пользу обществу, в том числе «приобщить инородцев Крайнего Севера к культуре». В 1897 году он завершил учебу в Новгородской духовной академии (семинарии) и 5 октября того же года Антонием, епископом Чебоксарским, был пострижен в монахи с именем Иринарх, а уже 13 октября согласно собственному прошению был определен членом Обдорской миссии. На следующий день епископ Чебоксарский возвел его в чин иеродиакона, а 17-го — в чин иеромонаха.

5 марта 1898 года отец Иринарх был назначен исполняющим должность настоятеля Обдорской миссии, но лишь в апреле прибыл в волостное село Обдорск Березовского уезда Тобольской губернии. В то время это была глубокая провинция, затерянная на краю великой державы.

Отец Иринарх (Шемановский). Обдорск (1903)
Отец Иринарх (Шемановский). Обдорск (1903)

Отец Иринарх сразу же активно включился в работу миссии, и это не остается незамеченным. Уже 9 июля он был награжден набедренником, и Его Преосвященство, Преосвященнейший Антоний, епископ Тобольский и Сибирский, объявил ему благодарность за улучшение постановки миссионерского дела в Обдорской миссии. «За отлично-усердную службу по духовному ведомству» отец Иринарх был награжден 12 июня 1901 года наперсным крестом.

За плодотворную миссионерскую деятельность 20 мая 1905 года отец Иринарх определением Святейшего Синода от 7 апреля 1905 года был возведен в сан игумена Его Преосвященством, Преосвященным Антонием, епископом Тобольским и Сибирским.

Вскоре после прибытия в Обдорск, в августе 1898 года, на личные средства он создал библиотеку для удовлетворения нужд миссии. «Библиотека есть наилучший памятник больших трудов и издержек из собственных средств отца игумена Иринарха», — писал обдорский священник Гурий Михайлов. Из года в год библиотека пополнялась новыми изданиями, книгами, рукописями на русском и иностранном языках, преимущественно имеющими отношение к Тобольской епархии и особенно к ее северо-западной окраине. Весьма ценным для библиотеки был дар финно-угорского общества, которое в 1901 году прислало издания об инородческих племенах, родственных аборигенам Обдорского края. Так, например, на 1909 год выписано около 90 названий журналов и газет, среди них такие, как «Вокруг света», «Исторический вестник», «Нива», «Природа и люди», «Русская старина», «Север», «Юный читатель», «Русская школа», «Вестник рыбопромышленности», «Вестник трезвости», «Естествознание и география», «Известия Императорского Русского географического общества», «Известия по литературе, наукам и библиографии», «Музыка и пение», «Этнографическое обозрение», «Новое время», «Торгово-промышленная газета», «Русский антропологический журнал», «Земледелие», «Живая старина», «Вестник сельского хозяйства» и другие. Уже по одному этому списку можно судить о многообразии интересов как самого И. С. Шемановского, так и жителей села.

По инициативе отца Иринарха в 1904 году было создано Обдорское миссионерское братство во имя святого Гурия, архиепископа Казанского и Свияжского чудотворца. Председателем Совета братства был выбран настоятель Обдорской миссии — отец Иринарх.

Члены Обдорского миссионерского братства «Святого Гурия» (1900-е)
Члены Обдорского миссионерского братства «Святого Гурия» (1900-е)

Деятельность братства, помимо духовно-просветительной, заключалась в организации ремесел при училище — специальной переплетной мастерской; привитии обдорским инородцам оспы; опеке малолетних и сирот из инородцев; открытии книжной и иконной лавки и церковно-миссионерской библиотеки. В 1906 году на средства подписчиков в рассрочку на 4 года был выписан Большой энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона.

В 1910 году в Тобольске был издан каталог книг Северного отдела этой библиотеки, составленный отцом Иринархом. Шемановский писал в 1907 году: «Литература о Севере продолжает пополняться путем покупки ценных изданий у антиквариев. Отдавая доминирующее значение отделу о Тобольском Севере, библиотека братства заключает в себе и много других отделов… Библиотека при наличии богатых материалов об обдорских инородцах вводит читателей в новый для них мир жизни северных номадов, обрисовывает душевные запросы их, простые, но цельные, раскрывает все их святое, отеческое, научает благожеланию инородцам, призывает их к помощи им, попечению о них, располагает к защите их, к любви к ним…»

Кроме обдорских обывателей библиотекой пользовались ученые, путешественники, побывавшие на Тобольском Севере. «Лингвисты венгерец Г. И. Папай и финляндец Г. А. Карьялайнен, — вспоминал в 1907 году отец Иринарх, — пользовались пять и более лет тому назад литературой нашей библиотеки и признали ее значительной…» В 1908 году в числе почетных посетителей значились следующие лица: Антоний, епископ Тобольский и Сибирский, начальник Карской экспедиции геолог О. О. Баклунд, члены Карской экспедиции: зоолог Ф. А. Зайцев, ботаник В. Н. Сукачев, полковник Топографического отделения Генерального штаба Н. А. Григорьев, командированный Русским музеем антрополог С. И. Руденко и другие.

В 1910 году в фонде библиотеки было 5000 томов. К сожалению, не весь этот фонд дошел до нашего времени, но даже и то, что сохранилось, представляет собой большую ценность.

Литературы было собрано достаточно, чтобы удовлетворить всех «интересующихся инородческим вопросом». Но чтобы этот интерес не ослабевал, необходимо было предпринять что-то особое. «Труды по этнографии инородцев Тобольского Севера, составленные разными учеными и путешественниками, не дают впечатлений цельных и сильных, вследствие многих недостатков в работах и часто односторонности суждений», — писал отец Иринарх. И председатель братства предложил обсудить вопрос об открытии музея, «чтобы дать возможность человеку незнающему самому судить и пополнять свои сведения об инородцах. Устройство «хранилища коллекций по этнографии инородцев Тобольского Севера» при братстве осуществит эти пожелания», — писал отец Иринарх в одной из своих статей.

Итак, в 1906 году был создан первый музей не только в Обдорском крае, но и во всем Березовском уезде.

Окружной музей в Обдорске основал в 1906 году русский церковный деятель, историк и этнограф Иван Шемановский (1913)
Окружной музей в Обдорске основал в 1906 году русский церковный деятель, историк и этнограф Иван Шемановский (1913)

Исключительно для инородческих детей школьного возраста в 1898 году был открыт при Обдорской миссии инородческий пансион со школой. В основном там учились дети бедняков и сироты. Средств на содержание инородческого пансиона не хватало, и отец Иринарх вкладывал свои собственные сбережения. В одном из писем в Тобольскую епархию он сообщает: «Как и в прошлом году, так и ныне, для Обдорского края весна принесла много бедствий через распространение в тундре скарлатины, унесшей на тот свет весьма много жертв. Скарлатина не оставила своим посещением в мае месяце и миссионерский приют, в котором перехворала добрая половина ребятишек. За больными ухаживал я сам и, изолированный от здоровых, провел весь месяц один-одинешенек в затворе с болящими, кои — благодарение Богу — оправились от хворости благополучно. Осенью рассчитываю быть в Тобольске (так как приют в этом году уже успел поглотить полторы тысячи рублей при наличности субсидии в 450 рублей), чтобы исходатайствовать еще небольшое пособие, ибо в противном случае придется вложить все свое жалованье на воспитание детей и еще сделать долгу в несколько сот рублей, что для меня очень накладно».

В дневниках отца Иринарха, которые хранятся в государственном архиве г. Твери (ГАТО. Ф. 103. Оп. 1. Д. 2659. Т. 1. С. 261, 262), за 12 марта 1911 года есть такая запись: «…Владыка Архиепископ вчера получил бумагу из Тобольска, вероятно от тамошнего святителя, сообщавшего ему о начете на меня долгу по Обдорской миссии 1500 рублей…» Вот что пишет по этому поводу отец Иринарх: «…По моей инициативе и сначала на личные мои средства основаны были поддерживавшиеся моим трудом и влиянием на окрестное инородческое и русско-зырянское население приют для инородческих девочек, приют для малолетних инородческих детей обоего пола, братство во имя Св. Гурия, архиепископа Казанского и Свияжского чудотворца, библиотека, местный этнографический музей, кружок изучения инородцев крайнего северо-запада Сибири в этнографическом отношении, постоянная комиссия по переводам на остяцкий и особенно на самоедский языки и мн. др.

Отец Иринарх среди самоедо-остяцких детей школы-приюта (1904)
Отец Иринарх среди самоедо-остяцких детей школы-приюта (1904)

Наряду с этим много на личный мой страх и ответственность сооружались и приобретались для нужд Обдорской миссии разные постройки, как например, миссионерский храм, усадьба для женской общины при Обдорской миссии, здание для библиотеки и музея и пр.

Все это, потребовавшее не один десяток тысяч рублей, и созидалось, и поддерживалось, исключительно моим личным опытом, трудом, влиянием и моим жалованьем. К сожалению, мне пришлось отказаться от дальнейшего продолжения в Обдорской миссии службы и уйти оттуда, не окончив и не утвердив прочно сделанных начинаний, уже начавших приносить существенную пользу делу развития Обдорской миссии (в XIX столетии едва влачившей свое существование из-за невозможных условий для миссионеров тамошней жизни)». И далее он перечисляет суммы, которые ему пришлось потратить, будучи настоятелем миссии. «…Библиотечное здание — около 6000 рублей, сорганизовал библиотеку стоимостью не меньше 20 000 рублей, музей в несколько тысяч рублей, семь лет содержал миссионерский инородческий приют для инородческих девочек и малолеток обоего пола, потратив на это учреждение около 7000 рублей из своего жалования. И многое другое. И за все это мне даже спасибо не было сказано. Ну да Бог со всем этим — была бы совесть спокойна…» Кстати, «…получка настоятеля Обдорской миссии — 100 рублей в месяц…».

Немало учеников воспитал и выучил отец Иринарх, впоследствии они добрым словом вспоминали своего наставника. Было среди них и много одаренных детей, в том числе Иван Федорович Ного — первый ненецкий драматург, автор известных театральных пьес «Ваули» и «Шаман», видный общественный деятель нашего края, а также П. Е. Хатанзеев — первый в нашем округе заслуженный учитель школы РСФСР, автор первых учебников на языке ханты. «Иринарха забыть трудно, — вспоминал позднее Петр Ефимович. — Личность яркая. Высокий, сильный. Волосы до плеч. Золотой крест на груди. Голос — нечто среднее между басом и баритоном. Сочный, внушительный, поставлен хорошо. Строгое, худощавое лицо. Орлиный нос. Прямой проницательный взгляд темных глаз. Тип мыслителя. Приветливый был… И справедливый».

Все годы, которые провел И. С. Шемановский на севере, он стремился как можно больше узнать о жизни инородцев, понять их мысли и чувства, изучал их язык и своеобразную культуру. Уже вскоре после приезда в Обдорск он пишет в своем дневнике: «Я бессилен в своем воздействии на самоедов, доколе не ознакомлюсь с их жизнью не по книгам, а на деле, пока не приспособлюсь к их жизни и не научусь мыслить их языком. Без этого я для самоедов ничто, а это без любви к ним недостижимо».

В Обдорской миссии существовали две походные церкви, с которыми отцу Иринарху приходилось много странствовать по тундрам громадного края — зимой на нартах или санях, летом на лодке. Он попадал в шторм на Оби, чуть не погиб во время бурана, ночевал в самоедских чумах и остяцких юртах, посещал рыболовецкие пески рыбопромышленников. Во время своих путешествий Иван Семенович собирал экспонаты для созданного им в Обдорске музея; кроме походного журнала, где отражалась вся его миссионерская деятельность, вел дневники, в которых он записывал дорожные впечатления, делал этнографические заметки, описывал интересные встречи, размышлял о жизни инородцев. Вот как он рассуждал в одной из дневниковых записей: «…Нельзя, думалось мне, оказывать влияние на людей, образ жизни которых нам чужд, обычаи неизвестны, миропонимание неведомо, — на которых мы смотрим свысока, до которых только допускаем себя снисходить, ознакомление с языком, жизнью, обычаями и верованиями которых считаем ниже своего достоинства. Не удивительно, что эти люди дичатся нас и представляются чуть не вдвойне дикими. За глаза они над нами смеются. И имеют для этого основания. Ведь по-своему они считают себя культурными, нас же — дикарями. Они видят в нас говорунов и болтунов, мало что умеющих создавать и делать, тогда как они успели на севере создать и сделать многое, научились жить с возможными при кочевом образе жизни удобствами…»

Первая деревянная церковь Василия Великого (конец XIX в.)
Первая деревянная церковь Василия Великого (конец XIX в.)

И. С. Шемановский вел обширную переписку с учеными, научными учреждениями, помогал в сборе материалов путешественникам и исследователям Севера, оказал немалую помощь экспедиции Императорского Русского географического общества под руководством профессора Московского университета Бориса Михайловича Житкова на полуостров Ямал с исследовательскими целями (1908).

«В Обдорске горячее и ценное участие в судьбе экспедиции при первом же известии о ней принял начальник Обдорской миссии, игумен Иринарх, отдавший более 10 лет своей жизни широкой просветительной деятельности в глухом Обдорском краю, — писал Б. М. Житков в своей книге «Полуостров Ямал» (СПб., 1913). — Ему наше предприятие обязано и сложными предварительными сношениями, и организацией сбора коллекций в Обдорске и на нижней Оби, и разнообразными материальными жертвами». В свою очередь, благодаря ходатайству профессора Московского университета Б. М. Житкова, Императорское Русское географическое общество в 1908 году пожертвовало в библиотеку многие из своих изданий.

Как уже отмечалось выше, И. С. Шемановский вел дневники, результатом обработки которых явилась серия очерков, которые он объединил под общим названием «Из дневника Обдорского миссионера». Они были изданы в «Православном благовестнике» 1903–1905 годов. Позднее, в 1907–1911 годах, в том же журнале вышла серия путевых заметок «В дебрях крайнего северо-запада Сибири».

Можно привести хотя бы два отрывка из его заметок, которые характеризуют Ивана Семеновича как человека, прекрасно владеющего литературным языком, а его описания природы Севера просто великолепны. Судите сами.

«Был чудный полярный вечер, когда я выезжал на оленях из селения Хэ в опоэтизированное древней новгородской летописью Лукоморье — Обдорск. Как бы висевшая над землею луна освещала своим нежным светом величавую Обскую губу. Затвердевшая от частых крепких ветров белоснежная пелена ее искрилась мириадами иссиня-белых фосфорических огоньков. Чистый воздух нехолодной ночи был так прозрачен, что можно было видеть далеко. Впереди меня и справа горизонт сливался с серо-синим небом, на котором едва виднелись маленькие северные звезды… Кругом было таинственно тихо» (ПБ. 1907. №20. С. 167).

Отец Иринарх в одной из своих многочисленных поездок попадает в тундре в сильнейший буран, когда они вместе с проводником-самоедом вынуждены были остановиться. «Чума нет близко; здесь погоду переждем, — заявил проводник. — Осмотрев понуро стоявших и лежавших, сжавшихся друг к другу усталых оленей, самоед, ни слова не говоря больше, улегся тут же около нарты прямо на снег, подогнув под ноги подолы мешкообразной своей одежды и спрятав голову совсем в малицу, куда втянул и освобожденный от головы треух. Я хотел последовать его примеру. Но оказалось, что это сделать было вовсе не просто». Дальше он описывает все ужасы, которые ему пришлось испытать во время этого бурана. В конце концов они оказались в чуме, согрелись, попили чаю и были свидетелями рассказа о приключениях мальчика, который в этот же самый буран спас стадо от волков.

«Разгоревшийся большим пламенем костер выделил на фоне черных шкур чума угощавшихся самоедов, осветив их лица — оживленные, умные, гордые. Самоеды продолжали задавать мальчику вопросы, и он бойко, не обращая ни малейшего внимания на меня, отвечал. Я внимательно, бесцеремонно смотрел на самоедов. Этой общей у них молчаливой суровости как не бывало. Лица добродушные, добрые, обнаруживающие довольство, гордость удалью и проворством. На всех как бы написано было: смотри на нас, как счастливы мы. Мы умеем пасти оленей, извлекать из них все нужное нам и необходимое, умеем также и хорошо о них заботиться, оберегать. Ради оленей мы кочуем, защищаем их от врага — волка, мы боремся с природой, всегда относящейся к нам, как мачеха, и умеем побеждать ее, даже когда разыгрываются стихии, когда, кажется, вся тварь должна страшиться и трепетать. Смотри, вот этот 16-летний мальчик уже настоящим стал человеком. Такой буран, что не под силу переносить всем вам, пришлым сюда людям, ему нипочем. Мало этого. В такой ужасный по силе буран он уже сумел не только себя оберечь, но и других спасти, не дать погибнуть. Что ему, свободному сыну тундры, еще нужно? Он теперь везде как дома, он не погибнет, всегда обернется, проживет, и проживет хорошо, счастливо. Смотри, сколько в этом мальчугане мощи, силы, отваги, удали…

Смотря на самоедов, я был убежден, что ни за что не променяли бы они свой чум в тундре на теплый дом в любом селении, весело потрескивающий огонек костра — на печи, всю свою чумовскую обстановку, так объединяющую обитателей чума, — на обстановку богатого дома. Они ни за что, ни за какие блага не расстались бы с оленями, красивыми, выносливыми, дикими. А после шири необъятных тундр им тесно было бы жить в поселках, на севере обычно незатейливых, скучных, где жизнь и в хорошую погоду, и в дурную монотонно одинакова, пуста, бессодержательна и грязна. Как, думалось мне, можно разубедить самоедов, что культурная жизнь выше и лучше их кочевой пастушеской. Скажи им это, и они рассмеются мне в глаза. Не тебе, скажут, учить нас, советовать и наставлять, когда ты в испытанном буране чуть не замерз, не умер. Наш герой-малыш жизнеспособнее тебя, ему жизнь, удаль впереди, а не тебе… Ты у него учись жить, а мы от тебя не станем…» (Буран // ПБ. №20. С. 176–178).

Остяцкий чум из бересты (1901). Фото: К. Дюл
Остяцкий чум из бересты (1901). Фото: К. Дюл

В «Православном благовестнике» за 1911–1916 годы был опубликован большой исторический труд И. С. Шемановского «Хронологический обзор достопамятных событий в Березовском крае Тобольской губернии, 1032–1910 гг.», в состав которого входила тогда и Обдорская волость. Здесь он показал себя как незаурядный исследователь. Скорей всего, это произошло после изучения им книги И. В. Щеглова «Хронологический перечень важнейших дат из истории Сибири, 1032–1882 гг.», изданной в Иркутске в 1883 году. На этого автора он часто ссылается в своей работе, а также на труды историков Г. Ф. Миллера, И. Е. Фишера, П. А. Словцова и др. Кроме того, Шемановский использовал записки, отчеты ученых, путешественников, побывавших на Тобольском Севере: А. В. Оксенова, К. Д. Носилова, П. М. Буцинского, Б. М. Житкова, Ю. И. Кушелевского, А. А. Дунина-Горкавича, Н. А. Абрамова, Н. М. Ядринцева, Й. Папаи и многих других.

В 2005 году в издательстве «Советский спорт» вышла книга «И. С. Шемановский. Избранные труды», куда вошли вышеназванные произведения.

Кроме этого, в журнале «Православный благовестник» был напечатан труд о полувековой деятельности Обдорской духовной миссии (1854–1904), статьи на различные темы: «К вопросу об организации школьного дела среди кочевников» (1904), «Чем объяснить почитание инородцами крайнего северо-запада Сибири иконы Николая Чудотворца» (1909) и др. Это характеризует его как одаренного, неравнодушного, разностороннего человека.

23 октября 1910 года вышел Приказ Святейшего правительствующего Синода о перемещении игумена Иринарха на должность тверского епархиального миссионера-проповедника согласно его прошению о переводе.

В 1911 году И. С. Шемановский побывал в Музее антропологии и этнографии имени императора Петра Великого. Вот что он пишет в своих дневниках: «…Удалось увидеть председателя этого музея, ординарного академика Василия Васильевича Радлова — мне известного ученого и типичнейшего немца. Он сам показал нам музей, проведя по всем его помещениям. Интересный у меня произошел с ним разговор по поводу оборудования музеев в провинциальных городах, и особенно в таких глухих, как Обдорск, местностях. Почтенный Василий Васильевич сказал мне, что считает непростительным проступком с моей стороны оставление Обдорску основанного и собранного мною там этнографического музея, Все равно там все это погибнет, как исчез знаменитый Минусинский музей и многие другие меньше известные и менее значительные по коллекциям. Хорошо было держать этот музей мне, но необходимо было, по его убеждению, вывезти его из Обдорска, когда я оставлял его. Я говорил так: «Живя в такой, как Обдорск, глуши, можно сохранять облик человеческий исключительно тогда только, когда всегда неизменно будет наполнено время. Первое, что следует в таких случаях делать, — это заняться изучением края с той или иной стороны. Изучение невольно заставляет заняться коллекционированием вещей и предметов той области знания, которая служит предметом изучения. Но чем человек больше живет в таких, как Обдорск, пунктах, чем больше он трудится там, тем больше начинает привязываться к своему делу и тем сильнее является у него желание принести посильную пользу этой местности. Я, занимаясь на Севере этнографией, составил большую библиотеку и музей, делая это сначала в личных интересах, с течением времени стал делать в интересах общественных. Уезжая из Обдорска, если бы я взял все мною собранное, то этим лишил бы край дорогого сокровища, которое уже немало принести успело пользы местному населению и будет приносить в будущем. Мне все дорого там, в Обдорске, и обижать его увозом библиотеки и музея было бы для меня грехом. Зачем отнимать от края то, что служит верным залогом его будущего интеллектуального развития. И я по убеждению оставил на память обдорянам библиотеку и музей, решив лучше самому лишиться того, что мне дорого, чем лишать многих людей учреждений, какие много должны способствовать развитию края».

В Твери он продолжал свою миссионерскую деятельность, много времени уделял научной работе, занимался изучением раскола, обрабатывал материал, собранный им еще в Обдорске, поддерживал переписку с Б. М. Житковым, помогая ему в работе над сборником ненецких легенд и сказок, вел переписку с жителями Обдорска.

Снова возвращаемся к дневникам отца Иринарха: «Не проходит и дня, чтобы не вспоминал свою вторую Родину — Обдорск… Мое душевное желание — скорее вернуться в Азию из Европейской России, в которую так недавно перебрался и из которой стремится душа моя скорее уйти. Уезжая из Азии, я пытался отдохнуть после 13 лет безвыездной жизни на далекой окраине. Здесь я понял глупость своего перевода, мне хотелось бы вернуться… Продолжаю интересоваться Тобольским Севером, который, кажется, напрасно покинул…»

Церковь Обдорской миссии (начало XX в.). Снесена в советское время
Церковь Обдорской миссии (начало XX в.). Снесена в советское время

«…Вероятно, соглашусь ехать в Корею, там более живое дело и простор для этнографических занятий, которые в Обдорске стали моей потребностью. Да и природа в Твери слишком прозаична, нет той шири, той величественности, какая присуща диким тундрам, девственным урманам, таинственным тайгам…»

Вот что говорится в Представлении Антония, архиепископа Тверского и Кашинского, Святейшему правительствующему Синоду: «Игумен Иринарх, лично мне давно известный, имеет особое призвание к миссионерской деятельности, его свыше 12-летняя миссионерская деятельность сделала его опытным миссионером». Надо сказать, что архиепископ Антоний в течение 12 лет, начиная с 1897 года, служил в Тобольской епархии. За это время он четыре раза побывал в Обдорске и прекрасно был осведомлен о деятельности отца Иринарха.

Отец Иринарх, как всегда, основательно готовится к предстоящему переезду, в том числе и учит корейский язык: «…по-корейски уже читаю и пишу, вероятно, к декабрю все, заключенное в “пособие”, выучу основательно. Теперь же займусь английским языком, и если только что-либо удастся сделать в этом отношении, сколько же языков будет мне знакомо, считая русский, латинский, итальянский, французский, самоедский, остяцкий, вогульский, зырянский, польский. На последних пяти говорю, по-латински, итальянски и французски перевожу…»

Известно, что весной 1912 года отец Иринарх отправился на Дальний Восток и возглавлял Корейскую миссию Владивостокской епархии. В Сеуле настоятелю Корейской православной миссии архимандриту отцу Иринарху была вручена награда за тверской период жизни — орден Святой Анны III степени.

Дневники, хранящиеся в архиве города Твери, заканчиваются записью 1912 года. В результате поисков, проведенных сотрудниками музея, известно, что в августе 1915 года он был назначен на должность настоятеля Иссык-Кульского монастыря. В ЦГА Киргизской Республики (Ф. 75. Оп. 1. Д. 45. Л. 2-20) хранится дневник настоятеля Иссык-Кульского монастыря архимандрита Иринарха, где он описывает Киргизский мятеж в Пржевальской области в августе 1916 года.

Далее приведем отрывок из автобиографии (Государственная архивная служба при правительстве Кыргызской Республики (ЦГА КР. Ф. 75. Оп. 1. Д. 45 Л. 70–71 об. Копия)), написанной И. С. Шемановским в 1919 году.

«…1905 год, год первой революции, застал меня в Обдорске. Пред моими глазами прошло больше 1000 сосланных по царскому распоряжению аграрников и иных политических работников, в числе которых были депутаты союза рабочих. К высланным в Обдорск политикам я относился дружески, и очень многие из них бывали у меня в гостях.

У меня нередко бывали многие из депутатов Союза рабочих, в числе которых должен был быть и тов. Троцкий, однако, бежавший еще из города Березова. Старшина депутатов Союза рабочих Андрей Юльевич Фойт относился ко мне в высшей степени хорошо и даже когда вздумал учинить побег, то от меня этого не скрыл, вполне на меня надеясь. Обо мне, между прочим, имеется немало сообщений в статье “Три месяца ссылки и побег”… Эта статья принадлежит перу одного из депутатов Союза рабочих, по происхождению армянина, фамилию его забыл (Богдан Кнунянц. — Л. Л.). Так как в этой статье он меня хвалил, то мне пришлось перенести неприятности, правда, окончившиеся ничем, так как дальше Обдорска и ссылать-то некуда было…

…Во мне стал делаться под их влиянием идеологический перелом в воззрениях. Он был медлен, но вместе с медлительностью связывалась прочность переменяемых убеждений. Перелом был двоякий: религиозный и политический. Он завершился в окончательной форме лишь летом 1918 года, когда я решил поступить в члены безрелигиозной коммуны “Новая Эра”, основанной в Пржевальском уезде известными областными партийными работниками Рудольфом Павловичем Маречеком и Прокопием Даниловичем Грочкой.

В начале декабря 1918 года я был принят в члены Верненской организации коммунистов-большевиков…

Порвав со всем старым, я иду нога в ногу и рука в руку с коммунизмом, который для меня дороже самой жизни».

Эта автобиография была написана во время одной из очередных чисток, когда И. С. Шемановскому пришлось оправдываться перед товарищами по партии.

Шемановский возглавлял газету «Голос пролетариата», вел агитационно-пропагандистскую работу, выступал с лекциями, живыми, злободневными статьями, которые привлекали читателей, что не удивительно, так как бывший проповедник-миссионер обладал даром слова, умел привлечь людей. Очень часто он подписывал свои статьи псевдонимами. Их было несколько, но наиболее частым среди них был Шаман Обский. Это созвучно подлинной фамилии автора и, видимо, напоминало ему о жизни на Севере.

В конце 1920 года Шемановский был отозван из газеты и направлен заведовать агитационно-просветительским отделом комиссариата Пржевальского уезда, затем крайком партии Туркестана отозвал его в Ташкент, а оттуда он был отправлен в Джамбул для организации коммуны «Новая Эра». В музее хранится копия статьи «Современное пугало — коммуна», где Шемановский выражает надежду, что только общими усилиями можно преодолеть невзгоды людей. Для него коммуна — «светлый центр, где должно быть обретено истинное счастье для всего человечества… Она одна может сделать человека счастливым в полном, возможном на подлунной планете объеме». Мысли о всеобщем равенстве и братстве, которые привели Шемановского в ряды коммунистов, к сожалению, остались только мечтой.

Скорее всего, жизнь И. С. Шемановского оборвалась в боях Гражданской войны в Туркестане в 1922–1923 годах. А может быть, ему не могли простить его церковное прошлое.

Поиски сотрудников музея продолжаются.

Но в одном можно быть уверенным, Иван Семенович Шемановский был незаурядной личностью — искренне веривший в то, что он делал, ошибавшийся, как и все мы, грешные, увлекающийся, веривший в разум человеческий, пытавшийся делать и сделавший много доброго в своей непростой, противоречивой жизни. Как он сам писал: «Миссия приучила меня к постоянному общению с людьми, к жизни на людях… Моя жизнь, проведенная в целой трети своей на поприще миссионерском, на постоянном труде на пользу ближним, прежде всего сделала меня не умеющим думать о себе. Я привык думать о других и о себе даже мыслить не умею. Я привык для других работать, на благо и пользу душевную иных, а не свою».

За время своей деятельности в Обдорске он оставил заметный след в жизни края. Его ученики воспитали своих учеников. Библиотека отметила в этом году 110-летний юбилей. Как прежде, так и сейчас ею пользуются ученые, исследователи, путешественники, студенты, учителя, школьники, краеведы, то есть все те, кто интересуется нашим краем. О том, что его помнят и чтят, говорит хотя бы тот факт, что в 1996 году, когда отмечался 90-летний юбилей, музею было присвоено имя И. С. Шемановского.

Отец Иринарх с воспитанницами Обдорского миссионерского приюта для девочек (1900-е)
Отец Иринарх с воспитанницами Обдорского миссионерского приюта для девочек (1900-е)

Фото: Фонд Ямало-Ненецкого окружного музейно-выставочного комплекса им. И. С. Шемановского