Наука нарушать правила

«Режим мягких правовых ограничений». Сам этот термин является таким эхом термина, который ввел экономист Янош Корнаи, описывая советскую плановую экономику и ее механизмы функционирования. Он говорил о мягких бюджетных ограничениях. Когда предприятие что-то выпускает, и эту продукцию никто не покупает, — казалось бы, оно должно обанкротиться. Но оно будет снова фондировано из общих фондов, для него не наступит банкротство, и оно вновь может выпускать ту же самую продукцию, которая не пользуется спросом. Вот это — мягкие бюджетные ограничения.

Режим мягких правовых ограничений существовал не только в России. Он характерен для многих стран со слабыми институтами — в разной степени, по-разному аранжрованный. Это когда у вас есть совершенно целостная правовая система, система права, правил для всего. Но на самом деле эта система — нельзя сказать, что она совсем не работает: она работает, но не всегда и не для всех. И можно любое правило включить и выключить, как тумблер на стене. Раз — он не работает, и вы проехали на красный свет, и тут же его включили, и для следующего он уже работает. И если мы поставим рядом милиционера, то он раз — и останавливает вас. Режим мягких правовых ограничений работает таким образом, что вы все время должны искать и ориентироваться, какие правила можно нарушать, какие — нельзя и в каких ситуациях. Тот, кто умеет нарушать правила в правильных ситуациях и быстро ориентируется в том, какие правила можно нарушать, а какие — нельзя и что за что бывает, он как раз и выигрывает в этой ситуации, потому что он как бы пользуется обеими системами. Это такая система, когда у вас есть два режима: правовой, то есть правила, и есть еще возможность их обходить.

Это нам очень хорошо знакомый режим, и он позволяет определенным людям достигать очень больших возможностей; из этого и большие бенефиты рождаются. Это некоторая реальность: надо знать, какие правила необходимо выполнять, какие правила можно обходить, сколько стоит обхождение каждого правила. Если вы получите больше в результате того, что нарушите правила и заплатите за нарушение правила, и вы получите дальше больший бенефит, то вам имеет смысл это делать. Вот в этом всем надо было ориентироваться и уметь жить в этом странном мире. Но постепенно в этом механизме вырабатывается еще один вторичный механизм, а именно: кто является самым сильным человеком, человеком, который всем управляет, самым влиятельным человеком в таком режиме? Это человек, который решает, какие правила сегодня можно нарушать, а какие — нельзя. И в режиме мягких правовых ограничений возникает вторая такая стадия, когда правила нарушения правил начинают меняться.

Игра второго порядка

Вот еще вчера это можно красть, и за это ничего не будет, а сегодня вдруг новое правило: за это как раз очень жестокое наказание. Другие возможности еще остались, некоторые правила можно обходить, но вот конкретно это сегодня уже нельзя обходить, и, соответственно, нужно ориентироваться в том, как меняются правила нарушения правил, как меняются издержки нарушения тех или иных правил. И вот это такое уже искусство второго порядка возникает. Но эта система создает ключевого игрока — человека, который регулирует применение насилия и наказания за нарушение определенных правил и регулирует, какие правила сегодня можно нарушать, а какие — нельзя.

Эта новая стадия режима мягких правовых ограничений позволила выстраивать в России уже в поздние 2000-е и в начале 2010-х годов новую систему, систему централизованной коррупции. В том режиме мягких правовых ограничений, который мы описывали сначала, коррупция была дисперсной, на каждом светофоре мог сам себя поставить некоторый милиционер, человек в форме, и собирать деньги с тех, кто проезжает на красный свет. Они здесь всегда ездили на красный свет, а сегодня он здесь встал в кустах, и начал их ловить, и стал собирать с них деньги. Это типичный механизм мягких правовых ограничений. В принципе, это можно — нарушать правила, но сегодня — нельзя, и ты платишь тому, кто тебя на этом поймал.

Система централизованной коррупции — это немножко другая штука, когда начальство контролирует коррупционные потоки, которые находятся под ним, вот в этой вертикали, подчиненной начальнику. Обычно всем прекрасно известно, как собирают деньги — неформальную мзду — за нарушение правил. И возникает система централизованной коррупции, когда подчиненным как бы вменен доход от коррупции, часть которого они должны передавать наверх. А начальник — это уже как бы «ненастоящий» какой-то начальник, если он не контролирует коррупцию, которая находится под ним, в его сфере ведения. Он должен ее контролировать.

Однажды у меня был такой эпизод. Ранним утром мы приехали в аэропорт Горно-Алтайска, чтобы лететь в Москву. Мы шли с некоторой девушкой, и я сначала бросил где-то окурок, а потом она бросила его в урну у входа в аэропорт. Немедленно вылетела очень симпатичная девушка-милиционер, которая потащила ее в комнату полиции составлять протокол, что она курила в непозволенном месте.

Мы говорим: «Она не курила, она выбросила». «Нет, она курила». И, значит, эта очень симпатичная девушка-милиционер долго составляла протокол. Мы ее спросили: «Почему, зачем вы это делаете? Это же ерунда какая-то». Она сказала: «Дело в том, что там установлена видеокамера, и если мой начальник увидит, что человек был в этом месте, под камерой, с окурком, а я не составила протокол, то он будет страшно со мной конфликтовать и меня ругать». Это пример того, как новые технологические средства действуют в пользу организации вертикальной интегрированной коррупции. С точки зрения начальника, если была сигарета в камере, то либо должна быть взятка и с нее доля, либо должен быть официальный протокол. И эта такая неразумная вещь является примером того, как работает вертикально организованная коррупция.

Может ли этот режим измениться?

Есть несколько ложных идей по этому поводу и несколько истинных. Одна ложная идея очень распространена в либеральном экспертном сообществе, среди либеральных политиков России. Она заключается в том, что мы должны провести правовую реформу, такую, чтобы система правоприменения, то есть «верховенство закона», как обычно по-русски говорят, заработала. В связи с этим возникают идеи, что надо провести реформу правоохранительных органов и судебную реформу.

Это идея ложная, судебную реформу как бюрократическую реформу нельзя провести. Когда люди об этом говорят, они имеют в виду, что, если у нас будет независимый суд, он будет независимо судить, и тогда власть будет распределена справедливым образом. Есть идея, что, если мы проведем судебную реформу, суд будет судить всех одинаково, и тогда я, обычный человек, буду в суде обладать той же властью, что и какой-нибудь олигарх или министр. То есть имеется в виду, что судебная система будет механизмом перераспределения политической власти. Такого никогда не бывает. Независимая судебная система есть результат сложившегося баланса политического перераспределения власти. Когда у вас есть и такие силы, и сякие силы, и эти силы не могут друг друга победить без нанесения колоссального вреда всем и вся, то они вынуждены призывать некоторую третью силу как арбитра и подчиняться правилам суда. То есть у вас сначала должен установиться в обществе политический баланс, когда есть разные силы, уравновешивающие друг друга. И тогда, как механизм разрешения конфликтов, у вас возникает независимый суд, потому что стороны в нем заинтересованы. Но не наоборот, что мы каким-то чудесным бюрократическим образом введем в России независимый суд, и он будет всех рядить и изменит баланс сил.

Это как если две группировки приехали на стрелку, и вдруг прибегает очкарик и говорит: «Так, давайте сейчас я присужу, кто из вас победил». Его никто не будет слушать в такой ситуации. И только когда две группировки понимают, что они не могут ничего решить, не уничтожив друг друга, и им нужен третейский судья, они ищут этого третейского судью, и обращаются к нему. Когда баланс сил уже ясен и им нужно разрешить конфликт, тогда возникает потребность в этом самом суде.

Поэтому что мы имеем? С одной стороны, та система, которая работает, безусловно, несет большие издержки для общества, и она вообще плохо будет существовать в условиях, когда у нас прекратился рост совокупного дохода. На протяжении 2000–2014 годов количество денег, за исключением короткого промежутка в 2009–2010 годах, все время было большое и увеличивающееся, и их было достаточно для того, чтобы таким образом их распределять. Сейчас, когда постоянного притока новых денег нет, эта система вызывает свои внутренние конфликты: она блокирует экономический рост, она блокирует новых игроков, конкуренцию.

И, соответственно, это будет вызывать социальные конфликты. Но механизм разрешения этой проблемы — это только установление другого политического баланса, когда по-другому будут представлены разные общественные силы в органах власти, прежде всего представительных, ну и, соответственно, уже вслед за этим в исполнительной власти.