1. Основы социальной памяти

Предварительное замечание

Память возникает не только в людях, но прежде всего в отношениях между людьми. Она — феномен не только нейронный и психический, но также, и прежде всего, социальный. Она развивается в ходе коммуникации и деятельности СМИ, которые, воздействуя на память, обеспечивают ее узнаваемость и преемственность. О том, что и как запоминается, решают наряду с техническими возможностями регистрации и накопления также и рамки релевантности, имеющие силу в определенном обществе. Основываясь на теории памяти, предложенной социологом Морисом Хальбваксом, следующая статья разрабатывает теорию культурной памяти, выдвигающую на передний план культурный аспект формирования памяти и задающуюся вопросом о средствах массовой информации и институтах, которые организуют это «между». Такие СМИ, как письменность и книгопечатание, а также институты канонизации и интерпретации текстов фундаментальным образом расширили в прошлом возможности коллективной или социальной памяти. Соответствующие изменения вырисовываются с фрормированием электронных средств массовой информации. Культура понимается в этом смысле как исторически изменяемая связь коммуникации, памяти и средств массовой информации.

1.1. Координация и придание постоянства

Синхронное и диахронное измерение культуры

Культура выполняет две задачи. Одна заключается в координации, осуществлении коммуникации посредством создания одновременности. Она требует формирования символических знаковых систем, а также технического и понятийного «налаживания» совместного жизненного горизонта, в котором могут встретиться и понять друг друга участники культурного процесса.

Норберт Элиас без обиняков назвал эту социальную функцию координации с помощью временного регулирования «пятым измерением». Особенно подчеркнул этот аспект и социолог Никлас Луман: «Чтобы общество было вообще возможным, не должно быть временного различия между субъектами переживания. Их фактическое переживание должно быть синхронизировано во времени, т.е. проходить одновременно согласно их собственному пониманию. Не только само настоящее, но и его временные горизонты будущего и, соответственно, прошлого, должны быть выровнены и… поставлены на равную дистанцию».

Другая задача культуры — осуществление постоянства. Она ведет из синхронного измерения в диахронное. Культура не исчерпывается в результате, согласно которому люди с помощью знаков могут до некоторой степени достоверно понимать друг друга, а также сосуществовать и совместно действовать в форме крупных объединений. Она готовит и условия для того, чтобы не каждому индивиду и не каждому поколению приходилось начинать снова и с самого начала. Наш вопрос о культурной и социальной памяти выводит нас из синхронного в диахронное измерение культуры.

Память — орган диахронии, осуществления расширения во времени. Ей приличествуют в принципе две различные функции — накопление и восстановление, часто связанные в немецком языке со словами Gedächtnis и Erinnerung (память и воспоминание). Обе функции участвуют в восстановлении диахронии, т.е. растяжении во времени, даже если и по-разному. Память как воспроизведение покоится на программировании, на генеративном принципе, который делает возможным придание постоянства культурным стереотипам. Накопление форм (на уровне глубинных структур) обеспечивает повторяемость (очевидных) действий и тем самым делает культуру поддающейся воспроизведению. Речь идет не о последовательном приумножении, а о сплошном придании постоянства символическому миру чувств, способам действия и формированию обликов.

Другая функция памяти, реконструкция, предполагает нарушение постоянства. В то время как в случае накопления глубинных структур достигается своего рода продолжительность, которая позволяет представить «сегодня» продлением дня вчерашнего и которая делает одно неотделимым от другого, реконструкция предполагает четкое разделение между Вчера и Сегодня. Только в этом случае имеет место то отношение к прошлому, которому свойствен определяющий характер для нашего общепринятого понимания воспоминания. Программирования делают возможным воспроизведение как бессознательную непрерывность, реконструкция устанавливает непрерывность сознательную.

1.2. Культура как память

Культура неоднократно характеризовалась как «память». Такое высказывание имеет в зависимости от занимаемой при этом точки зрения совершенно различные импликации. Например, в рамках биологической модели эволюции культура понимается как сложный механизм выживания, который гарантирует приспособление к изменившимся условиям окружающей среды. При взгляде с такой позиции культура предстает как память и, соответственно, хранилище, под которым подразумевается сумма поведенческих стереотипов, отразившихся в физиологическом субстрате индивидуумов в виде генетической информации. Граница между когнитивными потенциалами и биологическим субстратом подвижна. Существует знание о том, как напоминают нам биологи, «чему мы не должны и не можем учиться, так как мы унаследовали это с генетическими строительными планами нашей нервной системы» и что «с целью переживания вписано в наши ганглии». При этом речь идет о характере памяти: «На протяжении четырех миллиардов лет мы несем с собой опыт в наших генотипически и фенотипически зафиксированных предпосылках переживания и познания. Что бы ни скрывал в себе наш когнитивный аппарат, имеет место приращение информации на протяжении миллиардов лет».

В наследственную массу была перенесена культурная память тех, кто исходил из априорного знания. Платоновская теория анамнеза, воспринимавшая все познание как узнавание невоплощенных, надвременных идей, пережила в нашем столетии поразительное возвращение в тезисах психолога К.Г. Юнга. Он исходит из коллективной памяти человечества, которая до рождения наложила свой отпечаток на память отдельных лиц. Индивидуальная память для Юнга — не чистый лист, она уже покрыта определенными конфигурациями. Это предположение, с помощью которого Юнг объясняет метаисторическое присутствие и распространенность определенных архетипов и изначальных символов. К такому взгляду присоединяется Томас Батлер; он понимает человеческую историю как духовную эволюцию, в ходе которой генетически перенесенным архетипам придается основная функция в процессе коммуникации, выходящей за границы поколений.

В отличие от такого рода биологических или коллективно-психологических предпосылок российский семиотик Ю.М. Лотман определяет культуру как не передающуюся по наследству память определенной группы: «В самом широком смысле культуру можно понимать как ненаследуемую память коллектива, выражающуюся в определенной системе запретов и предписаний. <…> В то же время культура, – система коллективной памяти и коллективного сознания — предстает как ценностная структура, единая для соответствующего коллектива».

Лотман понимает культуру как систему, в целях самоорганизации и репродукции зависящую от самоописаний. Культура есть память постольку, поскольку «она создает для себя собственную модель».

Культурносемиотический тезис о ненаследуемости раскрывает пропасть между социальной и биологической сферами. То, что могут сделать животные, они могут сделать раз навсегда полностью, и заново уверенно в любом поколении. Их знание инстинктивно, что означает: вместилище их памяти — гены. Речь о культуре как о памяти, не передающейся по наследству, указывает нам за пределы биологического измерения – на символическое. Символы — это создания человека в его качестве homo significans (человека выразительного (лат.). — Пер.), как существа, перерабатывающего информацию. На уровне символов возникают также программы памяти, которые, однако, сокрыты не в генах, а в социальности. Символическая способность — это функция социального измерения. Только в рамках человечности или межличностных отношений производятся и передаются символы.

Если культура не защищена наследованием или, по крайней мере, не опирается на него, то на передний план выдвигается вопрос о формах передачи традиций и мерах по сохранению традиций. Традиция часто воспринимается как своего рода фонд или как культурная энергия. К традиции нередко обращались как к инстанции, нежели описывали ее в качестве комплексной структуры действий и институций. Наше предложение заменить традицию памятью продиктовано интересом к тому, чтобы на место преждевременных ответов поставить открытый вопрос. Этот вопрос гласит: «Каким образом и с каким намерением от поколения к следующему передается знание, релевантное для одной группы как сообщества?»

1.3. Теория социальной памяти Мориса Хальбвакса

Центральный тезис, развитый Морисом Хальбваксом в разных книгах, гласит: «Нет памяти, которая не является социальной». Даже и сколь угодно частные воспоминания формируются во взаимодействии с другими, постоянно возникают на почве социальности. То, о чем я вспоминаю, я вспоминаю, глядя на других и благодаря воспоминанию других. Следовательно, не существует резких границ между собственными и чужими воспоминаниями, с одной стороны, так как они возникают в процессе повседневной взаимности и при использовании общих исходных рамок, а с другой — так как каждый человек несет с собой и воспоминания других. Если представить себе гипотетический крайний случай совершенно одинокого человека, то у него не было бы вообще никаких воспоминаний, ибо «не существует возможной памяти вне тех исходных рамок, которыми пользуются люди, живущие в обществе, чтобы зафиксировать и обрести вновь их воспоминания».

К числу важнейших результатов исследования памяти, предпринятого Хальбваксом относятся следующие.

Социогенез памяти: память социогенна в двойном смысле — она возникает в результате существования сообщества и позволяет сообществу возникнуть. Индивидуальная память включена в групповую; не только живут, но и помнят по отношению к другому и другим; индивидуальная память является точкой пересечения различных форм социальной памяти.

Реконструктивность: социальная память действует реконструктивно. Из прошлого сохраняется только то, «что общество может реконструировать в каждую эпоху с ее исходными рамками». Следовательно, воспоминания сохраняются в результате «включения» в смысловые рамки. Эти рамки имеют статус фикции. Помнить означает толковать опыт в определенных рамках; забывать — ликвидировать смысловые рамки, причем определенные воспоминания становятся изолированными и, следовательно, забываются, в то время как другие «вставляются» в другие новые рамки (= стереотип отношений) и, следовательно, запоминаются.

Память против истории: Коллективная память нацелена на непрерывность и узнаваемость. Ее функция состоит в том, чтобы спроектировать собственный профиль и посредством самоотнесения обеспечить самобытность и прочность группы. Этой «заселенной» памяти противостоит незаселенная история, не имеющая отношения к групповой идентичности. Всегда пристрастные групповые виды памяти существуют во множественном числе, «объективная» история, напротив, в единственном. Историографию не помнят, она не имеет носителя. В рамках памяти изменения в значительной степени диафрагмируются, в рамках истории изменения разыскиваются и фиксируются.

С этими тезисами Хальбвакс открыл путь к социологическому исследованию памяти, и на этом пути мы хотим, выдвинув ряд предложений по терминологической дифференциации, пройти несколько шагов вперед.

Перевод с немецкого Валерия Бруна-Цехового

Фотография на обложке: Ян и Алейда Ассман, 2016 / katholisch.at