В первый же год своего существования «Театр.doc», созданный в 2002-м Михаилом Угаровым и Еленой Греминой, поставил рекорд страны по числу премьер – десять. С тех пор он регулярно выпускает документальные спектакли не только об актуальных проблемах современной России, но и о вполне конретных событиях.
Болотное дело (2015)
Драматург – Полина Бородина
Режиссер – Елена Гремина
Спектакль посвящен арестованным в связи с беспорядками во время «Марша миллионов» в Москве 6 мая 2012 года. В его основе – интервью с родными и близкими фигурантов дела и реальные документы из судебного процесса.
Отец: В передачах ограниченный ассортимент можно передавать. Ну, колбаса, сыр, масло. Сейчас разрешили рыбу… Кондитерские изделия, типа булочки. Яблоки. У них там есть терминал внутренний торговый, там можно обеды заказывать. Дороговато, конечно... 30 килограмм веса лишился. Раньше какие-то книжки можно было передавать, на свой вкус; первую партию я отвез, там был, ну, Гумилев…
Невеста: Недавно вступила поправка, что запрещено передавать книги о революциях или просто исторические книги. Я ему успела передать много книжек про Латинскую Америку, а потом с этим начались проблемы. В книжки наркотики вкладывают, а страдают из-за этого все, кто сидит в тюрьме.
Сестра: Кстати, я в тюрьму пронесла контрабанду. Там же одежду можно проносить раз в четыре месяца, и так получилось, что холодно стало, а я даже свитер не могу ему передать. А там же обыск. Думаю: «Что делать?» Я взяла этот свитер, он такой унисекс, непонятно, то ли мужской, то ли женский. Сунула в сумку, думаю: «Надо чем-то, это самое, прикрыть». А я когда входила в тюрьму, то я ему что-нибудь вкусненькое покупала. Я купила пончики. А они же пахнут, они свежие. Мне повезло, что там как раз на этом досмотре был парень. Обычно девчонки более дотошно смотрят. И я сумку открываю, говорю: «Так, это свитер, а это пончики». Ему – раз – в нос: «Хотите проверить?» Он: «Да не-не-не». Думаю: «Так, полдела сделано». И уже вроде свидание кончилось и его должны уводить. Я говорю: «Тебе в камере холодно, наверное?» Он говорит: «Да, холодно». Я говорю: «Так, вы не будете, наверное, против?» Раз, просто беру, снимаю куртку, надеваю на него футболку, этот свитер и одеваю куртку. Следователь даже мяукнуть не успел, когда я своего брата одела в свитер. Они оба ошалели, говорю: «Теперь можешь идти».
Мама: Мы передавали один раз в Бутырку, он толстовку попросил – толстовка была с капюшоном. Нас заставили отрезать капюшон.
Невеста: Если ты хочешь передать коржи для торта, которые по сути хлеб, их не принимают, потому что их нет в списке разрешенного. Там этой логики нет, почему коржи отличаются от хлеба – только потому, что упаковка другая. А раз в полгода можно делать вещевую передачу, то есть одежду. Если ты забыла что-то в одной передаче, то всё.
Мама: А в лагере – нанотехнологии в ручном рязанском варианте. Там магазин, ты туда приходишь, говоришь тетушке, что нужно, она за тобой записывает, считает. Ты оплачиваешь. Видишь, какие мешки сыну уйдут. Она говорит: «Накладная будет в мешке».
Папа: Первая фраза наша: «20 килограмм конфет, леденцов». Чтобы там три себе, три тому парню, три этому, пять на общак. Она на нас такая: «Зачем?»
Мама: «Может быть, 100?»
Папа: «Тонну, может, возьмете?»
Мама: Я говорю: «У вас нет 20?» – «Есть. Вам зачем?» – «У вас нельзя? У вас ограничение по весу леденцов?» – «Нет. Зачем? Я знаю зачем!» Мы вдвоем в один голос: «Зачем?» Она такая: «Самогонку там будут варить!»
Мама: Мы такие: «Не пьет, не курит, у нас ребенок, тэ-тэ-тэ». А он еще какому-то парню просил взять рогалик. Я говорю: «Рогалики есть?» – «Есть. Сколько?» – «Один». – «Рогалик один?»
Папа: И 20 кг леденцов.
Мама: Я такая: «Да». – «А леденцов 20 килограмм?» – «Да». Хуже того, под конец: «Два блока сигарет». – «А вы говорили, он не курит».
<...>
Невеста: Он для меня самый лучший человек, это действительно так! Куча недостатков, но я люблю его со всеми этими недостатками. Я не хочу, чтобы он менял даже один из них.
Я ему как-то сказала, что я типа тебе привезла на свидание подарок. (Показывает татуировку на плече.) Давно хотела сделать татуировку, именно чтобы обозначить его. Это собака, это кот, и написано здесь «верность», а здесь «честность». А самое крутое, что есть в нем, – то, что он пытается с тобой разобраться, он не пытается как-то тебя нагибать, он всегда честен. Поэтому его честность и да, моя верность.
Отец: У нас с сыном никогда противоречий не было. Я говорил, что вот у тебя два больших недостатка: болеешь не за ту команду и кошмарный почерк. Надо болеть за «Спартак», а он болеет за ЦСКА. Самый сложный период был первый. Когда все сваливается. Ты не знаешь – куда, кому… Жена пишет во все фракции… И пишет она по-женски: «Ой, случилась такая беда, он ничего не делал, помогите!» Моя жена инвалид – одна в четырех стенах. Ей очень тяжело. Утешить невозможно. Она уже всем писала: Жириновскому, Зюганову, в приемную президента ходила… Полдня там нужно было просидеть – отсидели. Ты записываешься в очередь, тебе называют номер, идешь в зал ожидания... Говорят, что президент ничего не может. Что суд разделили, извините, пожалуйста. Разговаривают уважительно... Очень уважительно… Там помещение роскошное, диван, телевизор. Все очень аккуратно, все хорошо.
Медпункт в этом же месте. Ее вызвали: «Ну что, какая у вас просьба к президенту?» Я сижу жду – ее час нет, второй час нет. А я-то знаю ее! Она после его ареста лежала в реанимации в предынфарктном состоянии. Оказывается, она там не выдержала, ей плохо стало, ну, ей там сразу лекарства, кардиограмму сняли, ну, все как полагается… На следующий день, правда, все равно на скорой уехала…
Ребята, когда встречаются друг с другом, они смеются. Самое парадоксальное – в тюрьме много смеются. Такая защитная реакция. Вот мы приходили в октябре на свидание, специально подгадали с мамой другого «болотника». Одновременно. Чтоб дети наши увидели друг друга.
Вот нам все говорят – знакомые, малознакомые, очень хорошо знакомые: «Держитесь». Я уже когда слышу слово «держитесь», меня уже начинает трясти. Что значит «держитесь»?! Живем. Живем такой жизнью, которой живем. Есть надо, за квартиру платить надо. К обычной жизни добавилось, что надо свиданий добиваться, передачи возить в разные СИЗО, там принимают, тут посылают. Своеобразный мир.
<...>
Сестра: Я не знала, что он идет в этот день на митинг. Мой брат – он очень такой вообще замкнутый. Весь такой в себе, пока его не растормошишь. Поэтому мы в этот день с сыном клеили обои дома и как-то так бегали из комнаты в комнату, телевизоры были все включены. И я как бы смотрела, что там происходит. Потому что я на митинги вообще не ходила. И я бегала, заглядывала в телевизоры: «О! Ничего себе! О! Ничего себе!»
А его как раз задержали на тот момент, но потом отпустили и выписали штраф 500 рублей. Я еще спросила: «Так ты оплатил штраф?» – «Да, оплатил». Я говорю: «Ну слава Богу, всё».
А потом уже мама мне позвонила и сказала: «Как, его арестовали?» Я думаю: так откуда она знает? Я говорю: «А с чего ты взяла?» А вот у меня телевизор тут работает, и по «Первому каналу» объявили, что арестован такой-то, такого-то года рождения. Я сразу начала в интернете искать выпуск новостей, правда это или неправда. Посмотрела. Правда. И тут как-то вот все обрушилось в один момент. И я поняла, что ни фига не отпустят его. И что история намного страшнее.
Фрагмент пьесы «Болотное дело»
Час 18 (2010)
Авторы пьесы – Елена Гремина, Екатерина Бондаренко, Анастасия Патлай
Режиссер-постановщик – Михаил Угаров
16 ноября 2009 года в тюрьме, ожидая суда, умер 37-летний юрист Сергей Магнитский, который расследовал налоговые махинации и сам был обвинен в уклонении от уплаты налогов. Ему не оказали необходимую медицинскую помощь. Гибель юриста вызвала огромный общественный резонанс в России и за ее пределами: так, США ввели персональные санкции против граждан России, причастных к его гибели, в рамках «Акта Магнитского». С 2010 года «Театр.doc» каждый год в годовщину смерти Магнитского показывает документальный спектакль о нем. «Час восемнадцать минут человек умирал, лежа на полу, связанный по рукам и ногам, намеренно лишенный медицинской помощи, – говорит режиссер спектакля Михаил Угаров. – Вот вопрос: человек, надевающий прокурорский мундир, белый халат врача или мантию судьи, – лишается ли он способности быть человеком? Оставляет ли хоть малую часть человека в себе? В нашем случае произошло так, что, надев „спецуху“, эти люди выпали из человеческого поля».
Наталья Магнитская: В морге, когда я отбросила покрывало, увидела на левой руке ссадины. И на костяшках пальцев синяки, содрана кожа. Я не знаю, должны ли в протоколе осмотра тела на это обратить внимание и описать это все. Я не знаю, в чем причина этих его стесанных рук. С кем он дрался, я не знаю. Я хочу поблагодарить всех тех, кто его знал, за то, что вы пришли и разделили наше горе. И я хочу обвинить следователя Сильченко и прокурора Бурова, которые на последнем заседании, когда рассматривался вопрос о продлении срока его содержания в тюрьме, буквально на 11 дней, довели его до такого нервного срыва. Я никогда не видела в таком плохом состоянии своего сына. Они вели себя просто цинично: прокурор сидел и читал анекдоты, в перерывах он просто хохотал. Когда Сергей ему конкретные вопросы задавал, прокурор говорил: «А вы почитайте в Уголовном кодексе». Все участие следователя заключалось в том, что он говорил: «Поддерживаю». Прокурор что-то там бормотал, а он говорил: «Поддерживаю». Судья... судья даже не дослушивала то, что он говорил, и сразу выносила свои решения. А когда в конце заседания мой сын... мой сын попросил у них протокол этого заседания, судья Сташина демонстративно повернулась и сквозь зубы через плечо сказала: «Время ваших ходатайств ушло». Кроме того, я хочу обвинить... я обвиняю начальника и врачей «Матросской тишины». Плановое оперативное лечение... Планировалось, что моего сына должны были готовить к операции. И после этого они его выбрасывают в «Бутырку», где этих условий совершенно нет. Передавали мы ему лекарства – эти лекарства не были переданы. Я встретилась с врачом, это было 1 октября. Врач мне сказала: «Что вы, что вы! Этого не может быть! Я сейчас пойду узнаю». Она куда-то ходила, вернулась и сказала: «Вы извините, мы их передали в другую камеру». И неужели тяжело было принести теплые вещи, для того чтобы человек не заболел? Он просил элементарные вещи. Он не просил, чтобы за ним убирали туалет, камеру. Он попросил, чтобы мы, мы принесли ему щеточку для мытья унитаза, совок и мешки для мусора. Сказали: и это нельзя. И теперь заявляют о том, что он не жаловался. Он жаловался. На одном заседании... на одном заседании он пожаловался. Он попросил – попросил стакан горячей воды, стакан кипятка. Судья Криворучко сказал: «У меня нет справки о том, что вы нуждаетесь в особом питании». Да разве это особое питание? Налить человеку стакан кипятка, чтобы он мог заварить ту кашу или пюре, которые ему выдали сухим пайком. Суд так и не состоялся. Его просто методично уничтожили. А на суде... возможно, нашелся бы судья, который имеет совесть. Который бы все услышал.
Сентябрь.doc (2005)
Автор проекта – Михаил Угаров
Режиссеры – Михаил Угаров, Руслан Маликов
Выупщенный всего спустя год после теракта в бесланской школе №1, спектакль исследовал реакцию жителей России на трагедию. Документальным материалом стали сообщения чеченских, осетинских и русских интернет-форумов (орфография и пунктуация оригиналов по возможности сохранены).
№1 Муслим. Асалам Алйкум, братья и сестры мусульмане, я хотел бы рассказать о нашем брате, которого звали Муслим. Это история о нем и обо мне, и о том как он стал шахидом, и как я им не стал. Мы с ним познакомились в Серноводске в сельскохозяйственном техникуме, где мы учились. Мы виделись каждый день, обсуждали много вопросов, спорили на разные темы играли в бильярд, ходили в шашлычную. И вот однажды мы решили встать на путь Джихада и уйти в горы. И все у нас было отлично, но шайтан (да будет он проклят!) очень сильно поссорил нас из-за одного человека. Я не хочу говорить из-за какого, но в наши отношения был вбит кол. Мне казалось, что я его никогда не прощу, но на второй день я пошел к ним домой, чтобы вновь стать друзьями и забыть то, что произошло между нами, но оказалось, что он уже ушел. Во время перехода через перевал из Панкиского ущелья в Чечню он стал Шахидом в районе Итум-Кале. Я всего лишь скажу, что когда его мать поехала забирать его тело у федералов, то каферский полковник узнав, что эта женщина мать этого чеченца, который отдал свою душу за свою религию и землю, отдал честь. Я надеюсь этим все сказано. И я уверен, что он простил меня, как и я его. <...>
№4. Абдулл-приколист. Абдул жил по соседству со мной, через двор. Какой это был человек! Это был сильнейший «приколист» и просто хороший брат! В те дни, когда Абдул стал шахидом, у нас были бои в одном из дворов пятиэтажек. Нас оставалось около 25 человек, а русских было гораздо больше. Они забирали у нас подъезд за подъездом, камень за камнем. Мы спали по 2-3 часа в сутки, от силы часа 4. Мы были в разных зданиях. Я не видел Абдулу вот уже трое суток, хотя между нами было лишь 30 метров. И вот после полудня я решил вызвать его по рации, он ответил. Я спросил его, как он, я сказал, что дико по нему соскучился, по нему и по его «приколам», и хотел бы увидеть. Он сказал: «Подожди, сейчас ты меня увидишь». И вот я увидел, как он по пояс вылез из окна и всадил в сторону русских весь магазин. Это опять был его очередной «прикол».
Прошло полчаса. Я услышал вызов по рации: «Вадуд – Абдула стал шахидом!..» Вам не передать, как мне стало плохо. Это был мой друг. Я привык к нему с детства, начиная со школы, и вот теперь его нет. Перед тем, как Аллах забрал его к себе, за полминуты до этого, он подбил русский БМП и стал (Инша Аллах) шахидом. <...>
№30. Ай-яй-яй, как вам не стыдно. Братья мусульмане, что вы тут стрелки кидаете? Вы же не думаете всерьез, что кто-то из Осетии поедет в Ингушетию к родственникам боевиков, придет к ним и скажет: «Ай-яй-яй, как вам не стыдно за вашего брата, сына, мужа, отца!»
№31. Сами осетины. Не забывайте, что детей расстреливали сами осетины. Значит нужно начать с самих же. И пора вам успокоиться, ведь всё равно ничего не сделаете.
№32. Я твой мир топтал. Послушай меня! Я твой мир топтал, если ты пытаешься злорадствовать тому, что случилось на моей земле. Слушай меня! Ни одна скотина, у которого в голове родилась эта идея, не должна остаться живой. И не останется. Я сделаю все, что смогу, даже если могу немного. А насчет осетин, которые стреляли в детей, - там был один сукин сын, который носил осетинскую фамилию. А сам он был ублюдок. Осетин не может сделать такого! <...>
№43. Ну не идет Путин на переговоры. Ну не идет Путин на переговоры! Сразу идет на штурм. Ну, подумаешь какие-то 500 человек погибли. Что это – для такого большого политика как он? И что дальше? Он все время будет идти на штурм? И снова будут гибнуть люди, дети? Где та грань, которая определяет, каким количеством простолюдинов можно пожертвовать ради карьеры Путина и сохранения его лица? <...>
№49. Ё! Поскольку власть ничего не может сделать с чеченами или не хочет, то у народа остается только один выход! Садятся люди на самолет - видят кавказцы - собрались, отпинали и вышвырнули на улицу вместе с багажом и сказали «нам кавказцы в нашем самолете нафиг ненужны!» И так везде - на улице, в магазинах, в метро! Только так можно обуздать этих зверьков! Ё! <...>
№54. Дочь гор, притихла в ожидании. Я считаю даже внимание не стоит уделять этим мерзким людишкам, которые сейчас выливают всю грязь на Ислам. Нужно поставить вопрос по другому – «Как вы относитесь к ФСБ после событий в Беслане»? <...>
№ 77. Когда у меня будут дети. Вот после событий в Беслане тут целая волна. Люди меняют юзерпики на траурные, свечи в окна... А я вот тут подумал. А ведь мне не жалко никого из детей. Ну вот не чувствую я ничего. Я никого из погибших не знал. Они мне чужие люди. И до их горя мне нет дела. Единственное что я чувствую... ну может зачатки страха… И облегчение, что не со мной, и ни с кем из моих близких. Возмущение, что такое вообще возможно. Сочувствия нет. Я не могу сочувствовать чужим людям. Поэтому свечку я, пожалуй, ставить не буду. Да и юзерпик менять тоже. И вообще делать вид, что у меня траур. У меня - всё отлично! А лицемерить и изображать горе потому что «так надо» – не хочу. Когда у меня будут дети, я буду еще больше радоваться после терактов, что моих детей там не было. А если они там окажутся... то мне на сочувствие окружающих будет, мягко говоря, пофигу.
Война молдаван за картонную коробку (2002)
Драматург – Александр Родионов
Режиссеры – Михаил Угаров, Руслан Маликов
Пьеса о жизни трудовых мигрантов, в основе которой лежит реальная история, рассказанная драматургу Родионову начальником одного из московских ОВД.
Галина: А я очень хорошо устроилась в Москве. Замечательно, считаю. Для человека, который приехал сюда без денег, без документов, – потрясающая удача: сразу взяли на работу, у меня хороший начальник, у меня зарплата, по которой меня не кидают. У меня все прекрасно. Есть временные неудобства, но все пройдет. (Прерывается из-за того, что в зале девушка насмешливо кивает.) Что вы киваете там?
Девушка из зала: Я не поняла, как вы хорошо устроились? А где вы живете?
Галина: Я живу пока в коробочке, так это же тепло на улице.
Девушка: А работаете вы где?
Другая девушка из зала: И вы считаете, что вы хорошо устроились?
Галина: Да пол-Москвы работает на рынке. А если я, приезжая, устроилась на рынке, вы считаете, что это плохо, да?
Девушка из зала: Вы же в коробке живете, на улице.
Галина: Ну и что. Так мы экономим. Зачем тратить деньги на гостиницу, на комнату, я не знаю на что, если можно пожить на улице. Это даже не то что на улице – мы живем временно. Например, когда вы в поход ходите, вы же терпите какое-то время без воды горячей, без газа – для удовольствия. А я это так экономлю.
Одна из девушек: То есть вы как будто в походе.
Галина: Да, временное явление. А так все замечательно. И Рашидов прекрасно ко мне относится.
Девушка из зала: А кто такой Рашидов?
Галина: Это начальник. Мало того что мой начальник, он важнее начальника рынка, если хотите знать.
Девушка из зала: А почему он к вам хорошо относится? Он ваш любовник?
Галина: Почему сразу „любовник“?
Девушка из зала: Ну а кто?
Галина: Ну что вы, прям. Что, вы не можете предположить, что он ко мне как к женщине, как к человеку хорошо относится? Он меня выделяет, он меня сразу взял на работу, он по средам приглашает иногда в гостиницу, мы с ним общаемся влегкую… Всё замечательно. Я готовлюсь к этим встречам, там рядышком есть парикмахерская, есть салон, меня все знают, его все знают. Я прихожу, девушка стрижет в мужском зале, у него там знакомая. Я к нему прихожу, комната люкс, гостиница, всегда в один и тот же номер, дает администратору сколько-то рублей. Там всё есть – горячая вода, холодная.
Девушка из зала: Но это только в среду, а в остальные дни как вы следите за собой? Вы как бомжи… Воняете.
Галина: Кто это воняет? Вот вы, пожалуйста, не воняйте, девушка. Воняют вот бомжи при вокзалах.
Девушка из зала: А чем вы отличаетесь от бомжей?
Галина: Потому что они ни хрена не делают. Заразу распространяют. А мы работаем, мы работаем.
Девушка из зала: Но вы живете в антисанитарных условиях?
Галина: В нормальных условиях. Если надо, можно и воду найти, и всё что угодно. Бани в Москве, слава тебе господи, никто не закрывал. На рынке всё можно найти и шмотки постирать.
Девушка из зала: А вы с кем живете в коробке? Одна?
Галина: Нет, с ребятами.
Девушка из зала: С какими?
Галина: С Петькой, Митькой – мы вместе работаем.
Девушка из зала: А они вам кто? Муж, сват…
Галина: Соседи.
Девушка из зала: Просто соседи. Вы просто живете в коробке с двумя мужчинами, соседи как бы, и считаете это нормальным?
Галина: А соседство… А вы, хорошо, хотите, чтобы я, женщина, слабое создание, жила в коробке одна? А ночью пьяные подростки с прутами…
Девушка из зала: А лучше жить с тремя мужчинами сразу – с начальником, с двумя соседями…
Галина: Девушка, не завидуйте. Елки-палки, я смотрю и радуюсь, у вас всё есть…
Девушка из зала: У вас полигамия. Чему завидовать?
Другая девушка: Есть люди, которые…
Галина: Когда я стану богатая, тогда я буду жить одна. А пока так живу.
Девушка из зала: Спите в коробке непонятно с кем, всё равно. Лишь бы какой, но мужик.
Галина: С нормальными ребятами, нормальные мужики на самом деле. Если вы завидуете, так и скажите. То есть ничего человеческого, ничего не осталось.
Игорь (кричит из коробки Галине): Чего оправдываешься?
Галина (Игорю): Я не оправдываюсь.
Игорь (кричит девушкам в зал): Дальше смотрите, заткнитесь. <…>
Все спят. Галина просыпается, высовывается из коробки и обращается к залу, лежа.
Галина: Вы не знаете, где в Москве купить свидетельство о смерти? В Москве продают всякую херню, полным-полно, а по-настоящему нужную вещь не достать. Всё обегала. В переходах стоят мужики – пенсионные, медкнижки… Свидетельство о смерти никто не продает. Я уже в загс пошла: ребята, скажите, сколько надо, я заплачу. Нет, говорят, будет труп – будет бумажка. А где я труп возьму? У меня муж в Москву на заработки поехал: поначалу всё нормально, писал, деньги слал, а потом иссяк постепенно. А народ начинает посмеиваться: вот, Галька, от тебя мужик сканал. Спокойно, говорю, от меня никто еще не исчезал… Пришлось занимать деньги, ехать искать. Захожу на одну стройку, где с ребятами работал, говорят: на другой объект. Говорят, в Клин поехал. Туда еще нужно было смотаться. А я не могу просто так приехать домой. Это у вас в Москве можно жить не пойми где и с кем, а у нас в Бельцах – либо ты жена, либо ты вдова. Надо, чтобы всё четко и понятно. Буду здесь сидеть, пока не приеду либо с ним, либо со свидетельством о смерти. Что, ребята, вот бумажечка, умер, всё нормально.
Текст пьесы «Война молдаван за картонную коробку»
Фотография на обложке: Театр.doc/Facebook