(41) — Скажи мне, Перикл, — начал Алкивиад, — мог ли бы ты объяснить мне, что такое закон?
— Конечно, — отвечал Перикл.
— Так объясни мне, ради богов, — сказал Алкивиад, — когда я слышу, как людей хвалят за их уважение к закону, я думаю, что такую похвалу едва ли имеет право получить тот, кто не знает, что такое закон.

(42) — Ты хочешь узнать, Алкивиад, что такое закон? — отвечал Перикл. — Твое желание совсем не трудно исполнить: законы — это все то, что народ в собрании примет и напишет с указанием, что следует делать и чего не следует.
— Какою же мыслью народ при этом руководится — хорошее следует делать или дурное?
— Хорошее, клянусь Зевсом, мой мальчик, — отвечал Перикл, — конечно, не дурное.

(43) — А если не народ, но, как бывает в олигархиях, немногие соберутся и напишут, что следует делать, — это что?
— Все, — отвечал Перикл, — что напишут те, кто властвуют в государстве, обсудив, что следует делать, называется законом.
— Так если и тиран, властвующий в государстве, напишет гражданам, что следует делать, и это закон?
— Да, — отвечал Перикл, — и все, что пишет тиран, пока власть в его руках, тоже называется законом.

(44) — А насилие и беззаконие, — спросил Алкивиад, — что такое, Перикл? Не то ли, когда сильный заставляет слабого не убеждением, а силой делать, что ему вздумается?
— Мне кажется, да, — сказал Перикл.
— Значит, и все, что тиран пишет, не убеждением, а силой заставляя граждан делать, есть беззаконие?
— Мне кажется, да, — отвечал Перикл. — Я беру назад свои слова, что все, что пишет тиран, не убедивши граждан, есть закон.

(45) — А все то, что пишет меньшинство, не убедивши большинство, но пользуясь своей властью, должны ли мы это называть насилием, или не должны?
— Мне кажется, — отвечал Перикл, — все, что кто-нибудь заставляет кого-нибудь делать, не убедивши, — все равно, пишет он это или нет, — будет скорее насилие, чем закон.
— Значит, и то, что пишет весь народ, пользуясь своей властью над людьми состоятельными, а не убедивши их, будет скорее насилие, чем закон?

(46) — Да, Алкивиад, — отвечал Перикл, — и мы в твои годы мастера были на такие штуки: мы заняты были этим и придумывали такие же штуки, которыми, по-видимому, занят теперь и ты.
Алкивиад на это сказал:
— Ах, если бы, Перикл, я был с тобою в то время, когда ты превосходил самого себя в этом мастерстве!

Фотография на обложке: Статуя Сократа в библиотеке Тринити-колледжа (Кембридж) / Bar Harel, CC BY-SA 4.0, Wikimedia Commons