<…>

— Огромное количество разрушительных работ по всей старой Москве имеют шапку: «В рамках специальных мер по регенерации исторической среды». В этих «рамках» производится чаще всего просто снос и воссоздание фасадов либо снос и строительство чего-то совершенно нового. Почему это называют регенерацией? Потому что закон разрешает только регенерацию. Иными словами, проектировщики и чиновники просто переписывают «шапки» проектов. Если не будет гражданской активности, гражданского протеста, эта практика продолжится: за забором — снос, а на заборе — «регенерация».

Манипуляции с охранными зонами и территориями памятников почти невозможно отследить на ранних стадиях. Проекты делаются в полной темноте.

— Кто утверждает охранные зоны и в каком порядке выполняется процедура?

— Охранные зоны и территории памятников утверждает мэр. Москомнаследие заказывает работу и готовит материалы на подпись мэру. Корректировка охранной зоны или территории памятника заказывается проектным организациям, специальным историко-исследовательским мастерским. Они есть в «Моспроекте-2», в Институте Генплана. Затем Москомнаследие принимает работу. Как принимает — неведомо. При предыдущем руководстве Москомнаследия, при господине Соколовском, о котором вообще-то трудно сказать что-либо доброе, двери комитета, как ни странно, были полуоткрыты. Если ты не ленился, то попадал почти на любое заседание. Казалось, Соколовскому все равно, что о нем думают и говорят. Шевчуку явно не все равно, и это хорошо, но, как следствие, двери Москомнаследия закрылись. Словом, если общественность возьмет под контроль проектирование и утверждение охранных зон и территорий памятников, один из источников угрозы старой Москве будет перекрыт.

— Как выглядит процесс принятия зданий на охрану?

— Есть немало «упущенных» памятников. Невозможно поверить, какие здания не стоят на охране. Никому не приходит в голову, что такой дом может не охраняться, поэтому никто и не сверяется с реестром. Подача на охрану — это заявка любого гражданина или организации на бланке определенной формы. До недавнего времени подать заявку было просто, но постепенно правительство Москвы ужесточило процедуру. Последний документ на эту тему — постановление Лужкова №671, не имеющее ничего общего ни с законом, ни со здравым смыслом. Если прокуратура не оспорит его с подачи «Архнадзора», процесс выявления памятников Москвы будет парализован. Теоретически можно подавать заявки сразу на федеральный уровень, но эта практика не отработана.

<…>

— В чем разница между охранной зоной и территорией памятника?

— Территория памятника — это сам памятник. Например, усадьба — это не только дом и флигели, это все историческое владение. Памятниками являются дома с территориями. Актуальный пример — усадьба Колычевых, где сейчас находится Рахманиновский зал консерватории. В постановлении Лужкова о трехстах территориях памятников, которое вышло недавно и которое так рекламируют, есть и усадьба Колычевых. Она нарисована так, чтобы консерватория могла построить во дворе конференц-зал. Научных критериев никаких, просто смотрели на готовый проект и обрисовывали его, вырезали из территории памятника по контуру несуществующего конференц-зала. Подобные действия тоже нужно оспаривать в судах или с помощью прокуратуры.

— Есть ли практика прокурорского реагирования?

— Случается. Вот мы ждали и дождались мнения прокуроров по Кадашам. Даже генеральный прокурор высказался.

— Какие-то самые вопиющие последние случаи сноса в Москве можете привести?

— Вопиющие случаи — это сносы статусных памятников, не так ли? Статусным памятником является усадьба Шаховских по адресу Большая Никитская, 19/16, где засела «Геликон-опера». Это был первый адрес протестных действий «Архнадзора», мы едва учредились, как начался снос этой усадьбы. А именно — усадебных дворов и флигелей. Был уничтожен удивительный, фантастической красоты двор XVIII–XIX веков. Усадьба — памятник федерального значения, и чиновникам понадобилась целая серия манипуляций, чтобы позволить «Геликону» строить на месте двора большую сцену.

Лужков в течение следующих 10 лет самолично подписывал к сносу памятники всех категорий охраны: федеральные, региональные. Оставил массу «пальчиков». Это было прямое превышение полномочий и откровенное уничтожение наследия, то есть уголовные преступления.

— На сайте «Архнадзора» есть история сносов у Лужкова моста. Как это могло произойти и как одна-единственная подпись решает судьбу дома?

— Начиная с 1994 года снесена почти вся Кадашевская набережная. Фактически в тот год был снят лозунг возрождения старой Москвы. Под этим лозунгом Москва восстановила Иверские ворота и Казанский собор, федералы — Красное крыльцо Грановитой палаты на Соборной площади. Улицам были возвращены названия. И вдруг в 1994 году случилось это. И продолжается 17 лет. В том же году были разрушены казаковские флигели губернаторского дома, то есть самой мэрии. Так сказать, начали с себя.

— Какие властные органы могут распоряжаться о сносе зданий?

— Ни у какой власти нет полномочий сносить памятники. Слова «снос» просто нет в действующем законе о наследии, это невозможно по умолчанию. В 1990-е годы еще действовал советский закон, когда снос памятников в исключительных случаях предусматривался, но никакая региональная власть сделать этого не могла. Только федеральное правительство в виде особого исключения могло снять памятник с охраны. И может по новому закону. Закон 2002 года о наследии устроен так, что, если региональные власти приняли памятник на охрану, снять его могут только федеральные. Так поступили с внутренними корпусами Средних торговых рядов на Красной площади. Их снял с охраны премьер Фрадков, после чего Кожин, управделами президента, их снес.

Если возвращаться в 1990-е, после первого сноса в Кадашах прокурор Москвы — тогда это был Геннадий Пономарев — написал первое и, насколько известно, последнее представление мэру с требованием привести распорядительную документацию в соответствие с законом. В ответ Лужков распорядился снести соседнее здание-памятник. Больше мы прокуроров не слышали. А Лужков в течение следующих 10 лет самолично подписывал к сносу памятники всех категорий охраны: федеральные, региональные. Оставил массу «пальчиков». Это было прямое превышение полномочий и откровенное уничтожение наследия, то есть уголовные преступления. Когда Лужков остановил себя, сносы продолжились, поскольку пошли в ход маневры с территориями, зонами, с предметом охраны, с техническим состоянием и т.д.

— А как это делалось до Лужкова?

— В сталинские годы сносы и исключение из списка проводились как решения Моссовета или ВЦИК, хотя часть решений фактически исходила от Сталина. В послесталинское время работали какие-то правительственные инструкции, какие-то ограничения, список памятников начал расширяться. Решение о сносе могло быть принято тем же Моссоветом или горкомом КПСС, по другую сторону баррикад стояли более или менее влиятельные общественники. Люди, которые протестовали еще при Сталине, как Барановский, при Брежневе были уже почтенными старцами, к ним отчасти прислушивались. В 1966 году появилось Общество охраны памятников, в 1977 году — Закон об охране памятников. Здания, не имеющие или лишенные охранного статуса, исчезали по приговору межведомственной «несносной» комиссии, которая… работает до сих пор. Теперь ее возглавляет Ресин.

— Возможен ли такой снос, против которого «Архнадзор» не будет возражать? Какие объективные причины для этого должны быть: ветхость, аварийность, руинированность?

— В руинированном состоянии может оказаться самый статусный памятник. Но здесь неприменимы оценки на глаз, необходима техническая экспертиза, и нужно понимать, кто ее заказал, нет ли у заказчика корыстного интереса — снести и построить заново, чтобы не оплачивать реставрацию. В любом случае заключение о ветхости или аварийности не повод для сноса. Памятник тем и отличается от непамятника, что аварийность — это причина для спасательных работ, а не для полного разрушения. Именно для спасения подлинников, а не для строительства копий существует реставрация, великая русская реставрационная школа. Думаю, нет такого здания, которое не могли бы «вытянуть» наши реставраторы. При всеобщем желании, при полном и стабильном финансировании можно спасти 99% наследия.

<…>

Фотография:
Снос памятника архитектуры, комплекса доходных домов промышленника
А.М. Михайлова, 2015 год / Артем Геодякян / ТАСС