Поэтапное введение в 2001–2008 годах Единого государственного экзамена в средних учебных заведениях сопровождалось острой общественной и профессиональной дискуссией. ОУ приводит статью члена-корреспондента РАО Александра Абрамова «Требуем продолжения дискуссии» с критикой основных положений ЕГЭ.
<…>
Явное снижение активности оппонентов ЕГЭ объясняется частично усталостью (надоело приводить очевидные контраргументы), а главное, фатализмом: в эпоху господства вертикали власти попытки всерьез ей оппонировать — дело безнадежное. А кроме того, новый министр Дмитрий Ливанов сделал заявления, вроде бы учитывающие многие серьезные возражения. Наконец-то признано, что в гуманитарной сфере ЕГЭ в его классическом тестовом виде неприменим. Обсуждается возможность разделения ЕГЭ по математике на два уровня — обязательный и профильный (а это уже шаг к разделению выпускных и вступительных экзаменов). Наконец, повторяется мысль о том, что ЕГЭ — не единственный критерий: нужно формировать портфолио достижений ученика (впрочем, что это такое — пока не объясняется).
В обсуждениях со многими людьми, тесно связанными с образованием (а в их числе многие с очень известными фамилиями) я часто слышу: «Неужели ты не понимаешь, что ЕГЭ не отменят? Можно и нужно требовать лишь частных изменений». Не понимаю.
Не понимаю, во-первых, потому что, насколько мне известно, закон «О введении единомыслия в России», а главное, закон «Об отмене в России здравого смысла» (включая статьи о категорическом запрете на признание госслужащими ошибок и статью о запрете быть сегодня умнее, чем вчера), возможно, подготовлены, но пока не подписаны. А во-вторых, реформирование системы образования — это деяние в особо крупных размерах. Все многочисленные риски должны быть просчитаны самым тщательным образом. Следовательно, необходима постоянная профессиональная дискуссия. Действовать по схеме «Семь раз отрежь — один раз отмерь» нельзя.
Я буду отстаивать следующую точку зрения. В основу концепции ЕГЭ и ее реализации положено много ложных посылок. Поэтому система ЕГЭ не подлежит совершенствованию в принципе. Должна быть создана новая система и выпускных экзаменов, и правил поступления.
Главный дискуссионный вопрос сегодня — это вопрос о плюсах и минусах. Есть мнение: плюсов больше, чем минусов? Давайте проверим.
О плюсах ЕГЭ
Строго говоря, эта тема не моя. Убежденные сторонники ЕГЭ (если таковые имеются) должны подготовить серьезный доклад, убедительно обосновывающий их позицию. Ограничусь в основном комментариями к плюсам, наиболее часто упоминаемым.
Плюс первый — антикоррупционный эффект. Начинать надо с этого, поскольку в конечном счете именно неудовлетворенность старой системой вступительных экзаменов со взятками и телефонным правом — основная причина и зарождения, и относительного долголетия ЕГЭ.
Многие представители высшей школы говорят: они согласны с введением ЕГЭ лишь потому, что со сломом старой системы они избавились от постоянной головной боли при проведении экзаменов и от постоянных обвинений в коррупции. Но ожидаемый результат явно не достигнут. Коррупционеры в высшей школе с лихвой скомпенсировали свои потери. Поборы за зачеты и экзамены на протяжении всех лет обучения, заказные оплачиваемые курсовые и дипломные работы стали чуть ли не нормой. Непрозрачность процедур зачисления породила скандалы с «мертвыми душами», липовыми победителями олимпиад и льготниками.
Сформировалась новая большая коррупционная зона — все, что связано со сдачей ЕГЭ. Драконовские меры, принятые в этом году, не привели к успеху. Никогда не поверю, что на 900 000 сдающих нашлось лишь 3–4 сотни злоумышленников, вышедших во время экзамена в интернет или пользующихся мобильниками. По многим рассказам очевидцев, практика неподобающего получения верных ответов в ее многочисленных формах полностью сохранилась.
Отсутствие стерильности при проведении ЕГЭ подтверждает и Рособрнадзор, признающий наличие выбросов, т.е. подозрительно высоких результатов в ряде регионов. Но для объективной оценки необходимо выявить выбросы в отдельно взятых школах, районах, социальных группах, среди влиятельных родителей. Такой детальный анализ не проводился. Полные статистические и аналитические отчеты об итогах никогда не публиковались.
Плюс второй — демократизация: выросло число студентов из провинции, поступивших в элитные вузы Москвы и Санкт-Петербурга.
Само по себе это не может быть целью. Разумнее было бы сосредоточиться на создании первоклассных вузов, равномерно распределенных по территории страны. Сегодня цель «элитных» вузов — подготовка будущей «элиты» страны, а это требует отбора лучших будущих студентов со всей страны независимо от места жительства; терпеливой и очень серьезной работы и учащихся, и обучающих. Судя по международным рейтингам, эта задача не решена. Что же касается роста числа студентов из провинции, то следует выяснить, не связано ли это с высоким социальным статусом их родителей. Добавлю, что оснований для чрезмерной гордости у отцов-основателей ЕГЭ нет. В советское время, когда действовала очень жесткая система больших конкурсов, на мехмате МГУ обучалось около 40% москвичей и 60% провинциалов.
Плюс третий — резкое упрощение процедуры приема. Здесь три «достижения».
Первое — возможность сдачи экзамена без выезда в вуз — немаловажно, поскольку при очень высокой стоимости билетов массовые миграции абитуриентов практически невозможны. Система обязательного выезда сохранилась в немногих вузах, сохранивших право на творческие испытания. В принципе, можно пойти и далее: например, академик Кикоин в своих воспоминаниях отмечал, что в трудные 20-е годы действовали комиссии Московского университета, проводящие экзамены в других городах.
Другое «достижение» — возможность подавать документы сразу во многие вузы — сомнительно. Все-таки к окончанию школы спектр интересов должен быть локализован и не простираться от сельского хозяйства и стоматологии до менеджмента и ядерной физики.
Третье — резкий рост числа вузов и студентов — уже сегодня оценивается резко отрицательно. Трудно отделаться от впечатления, что в большой степени ЕГЭ сознательно поддерживалось именно в годы массового распространения платного образования в вузах многочисленными заинтересованными лицами. В большой мере именно ЕГЭ стал катализатором резкого роста численности студентов, создания черного рынка по продаже дипломов, резкого снижения квалификации выпускников вузов.
Четвертый плюс — уменьшение стрессов при проведении экзаменов.
Действительно, в поздние времена СССР сдавали 6–7 экзаменов для получения аттестата о среднем образовании, а после короткого перерыва — еще 3–5 вступительных экзаменов в вузы. Но современная система недопустимо примитивизирована; 2–3 малосодержательных экзамена — это уже перебор. Поскольку цена вопроса на этих экзаменах резко возросла, возросли и стрессы.
Возможности человека не следует недооценивать. Массовый эксперимент советского времени, когда десятки миллионов сдавали многие подчас суровые экзамены, не выявил массовых тяжелых поражений с необратимыми последствиями для здоровья. Жизнь вообще состоит в постоянном преодолении трудностей; приходится проходить через многие трудные испытания. Готовить к этому надо с раннего детства. Экзамены играют важную воспитательную роль: систематизируются знания; формируются чувство ответственности, навыки регулярной работы, привычка к постоянному самоконтролю. Поэтому к вопросу о выпускных и вступительных экзаменах надо вернуться заново. Вообще, речь должна идти о создании непрерывно действующей на протяжении всех лет обучения эффективной и реалистичной системы испытаний. Лучшее средство от стрессов — постоянные тренировки. Экзамен — не праздник, но норма.
Вот, собственно, и весь список плюсов, наиболее часто упоминаемых сторонниками ЕГЭ.
Наблюдая за развитием событий, я не мог отделаться от ощущения недоговоренности и наличия некоей загадки. Чувствовалось, что у влиятельных инициаторов ЕГЭ есть сверхзадача. Некое сокровенное знание, о котором они из тех или иных соображений не рассказывают.
Подтверждение этой гипотезы я обнаружил недавно в интернете. Оказывается, очень большую роль при зарождении ЕГЭ сыграли лидеры Высшей школы экономики — ректор Я.И. Кузьминов, научный руководитель Е.Г. Ясин, президент А.Н. Шохин.
Собственно говоря, тот факт, что Высшая школа экономики — это генеральный штаб реформирования образования, новостью не является. Но полная монополия ВШЭ на знание всех истин в образовании противоестественна — для этого нет никаких оснований. Возможно, школа эта действительно самая-самая высшая, но экономика российская почему-то не самая передовая. Маловероятно, что вне ВШЭ нет людей и структур, к мнению которых следует прислушаться. На деле необычайное влияние ВШЭ на образование — результат активнейшего применения административного ресурса. Новостью является оглашение списка отцов-основателей ЕГЭ.
Но более существенно другое. Евгений Григорьевич Ясин сформулировал сверхзадачу ЕГЭ: «Независимость судов и ЕГЭ — в некотором смысле одно и то же. Это „порядок открытого доступа“, т.е. взаимодействие по обязательным правилам» («ЕГЭ без доверия». НГ от 12 марта с.г.). Иными словами, ЕГЭ — это важная воспитательная мера: общество должно учиться жить по единым правилам в духе либеральной традиции. Тем самым у ЕГЭ есть еще один (главный с точки зрения его идеологов) плюс.
Пятый плюс («плюс Ясина»): ЕГЭ — одно из ключевых направлений для введения в России единых для всех правил поведения.
Особую значимость ЕГЭ подчеркнул и ныне вице-премьер Игорь Шувалов, который несколько лет назад заявил, что ЕГЭ — это «инструмент №1» в деле создания социальных лифтов.
ЕГЭизация как системная ошибка
Свое отношение к ЕГЭ могу выразить кратко, объединив две известные цитаты. Наш современник, выдающийся пушкинист В.С. Непомнящий выразился так: «ЕГЭ — это чудовищное преступление». Другая цитата принадлежит известному человеку ХIХ века — Морису Талейрану: «Это больше, чем преступление. Это ошибка». По-видимому, смысл этой фразы в том, что существуют преступления, особая опасность которых — длительное последействие с тяжелыми последствиями.
В случае с ЕГЭ состав преступления таков: служебная халатность, приведшая к тяжким последствиям в особо крупных размерах. Чтобы уменьшить масштаб бедствия, сократить время последействия, необходимо срочно исправлять ошибки. По моему убеждению, речь идет о цепи неверных решений и действий, ставших следствиями больших системных ошибок. Под системной ошибкой имею в виду ошибку, изначально предопределяющую порочность создаваемой системы. Иными словами, это ключевые ошибки проектировщиков, приведшие к тому, что создаваемая конструкция не может отвечать поставленным целям и обречена на многочисленные дефекты.
Как правило, системные ошибки имеют скрытый характер и их обнаружение — дело непростое. Неожиданное заявление Ясина об аналогии ситуаций с ЕГЭ и независимостью судов — своеобразный сеанс саморазоблачений. Это хорошая подсказка: указано направление поиска системных ошибок, допущенных при ЕГЭизации РФ.
В советское время большие беды принесло де-факто действующее правило «Планы партии и правительства не могут быть не выполнены. Они могут только несколько недоперевыполняться». Неприятности с ЕГЭ во многом обусловлены тем, что в эпоху господства «вертикали власти» упомянутое правило действует в полную силу.
По общему признанию, чрезвычайно важная задача создания независимых судов, определяющих единство юридических правил для всех, далека от решения. Почему? Есть две главных причины. Это массовое отсутствие правосознания. И вечная убежденность российской власти в том, что из соображений политической целесообразности можно, а часто и нужно немножечко превысить свои полномочия. «Если нельзя, но очень хочется, то можно».
Это лишний раз доказывает, что простых и быстрых решений сложных общественных проблем не бывает: «Бойтесь простых решений!». К хорошему результату приводит только разумно и рационально организованный метод проб и ошибок, а это неизбежно требует очень длительного времени, в течение которого постепенно возникает критическая масса в обществе, исходящая из принципа «Если нельзя, но очень хочется, то нельзя».
В этом смысле ситуации с ЕГЭ и независимостью судов действительно схожи. Но проблема ЕГЭ много сложнее. Для создания адекватной системы испытаний необходимо хотя бы частично иметь ответы на вопросы «Что есть знание?», «Как убедиться в наличии ключевых знаний?». В применении к школе это, конечно, проще, чем вечный вопрос «Что есть истина?». Но поиск ответов на них — дело весьма и весьма непростое, требующее высокого профессионализма, немалого времени, гибкости, осторожности.
В отличие от западных стран, на опыт которых ссылаются сторонники ЕГЭ (при этом, как правило, необоснованно), в России нет столь длительной истории (более 100 лет) тестирования и разработок; нет и соответствующей культуры. Поэтому создание всего за несколько лет принципиально новой системы общенациональных испытаний — задача, не разрешимая изначально. Более того, тяжкие последствия неотвратимы. Один из многих исторических примеров забегания вперед — Большой Скачок в Китае времен культурной революции; результат был прямо противоположен ожидаемому.
Сказанное подводит к формулировке первой системной ошибки отцов-основателей ЕГЭ: нереалистичная постановка цели.
В советское время большие беды принесло де-факто действующее правило «Планы партии и правительства не могут быть не выполнены. Они могут только несколько недоперевыполняться». Неприятности с ЕГЭ во многом обусловлены тем, что в эпоху господства «вертикали власти» упомянутое правило действует в полную силу.
Вторая системная ошибка — полное доминирование административно-командных методов (выражаясь современным языком, это чрезмерное применение административного ресурса при «доказательстве» того, что «у ЕГЭ больше плюсов, чем минусов»).
Аргументов в пользу этого тезиса предостаточно. Все решения, благоприятствующие триумфальному шествию ЕГЭ по российским просторам, беспрепятственно и быстро проходили все инстанции. Например, закон о ЕГЭ прошел Госдуму, Совет Федерации и был подписан президентом. Эксперимент изначально был обречен на всесокрушающий успех. Показательно, например, что график роста числа регионов — участников эксперимента (составлен в 2001 году) неукоснительно соблюдался, хотя число фиксируемых дефектов было очень велико. О качестве эксперимента говорить не приходится. Подтвердился закон: все педагогические эксперименты заканчиваются фантастическим успехом, а соответствующие реформы — бешеным провалом. Все дефекты ЕГЭ, признаваемые сегодня министром Д. Ливановым, известны давно.
Ставка на силовое администрирование неизбежно требует специфической кадровой политики. Необходимы верные исполнители («солдаты партии») независимо от их профессионализма, убежденности в правильности выбора цели, объективности. Другая сторона дела — игнорирование мнений оппонентов и выдавливание из проекта инакомыслящих и сомневающихся.
Таким образом, третья системная ошибка — отрицательный кадровый отбор участников проекта ЕГЭ (руководители всех уровней, разработчики, исполнители).
Неизбежное следствие выделенных принципов — непрофессионализм при решении конкретных задач. Наиболее крупные дефекты, выявившиеся в ходе кампании по ЕГЭизации России, таковы:
- абсолютизация ЕГЭ (т.е. грубое нарушение границ его применимости), выразившаяся в придании ЕГЭ судьбоносного характера, поскольку всего от двух-трех экзаменов зависит судьба выпускника школы; установление прямой зависимости оценки качества работы в системе образования от итогов ЕГЭ;
- неоправданная и непродуманная полная ломка старой системы испытаний: соединение выпускных и вступительных экзаменов (несмотря на принципиальное различие целей), полный отказ от устных экзаменов, недоверие к учителю и т.д.;
- примитивизация и низкое качество КИМов (контрольно-измерительных материалов);
- неспособность организовать объективные и честные процедуры при проведении экзаменов.
Подводя итоги, политику ЕГЭизации можно охарактеризовать кратко: это необольшевизм под знаменами либерализма. Логика ЕГЭистов такова: решается великая задача, и недостатки ЕГЭ — это малозначимые побочные явления. «Лес рубят — щепки летят».
Теперь о минусах
Минус первый: с внедрением ЕГЭ создана система, развращающая российское общество. Поскольку всего 3–4 экзаменам ЕГЭ придан судьбоносный характер (ставка — поступление или непоступление в вуз), и ученики, и родители готовы на все, чтобы повысить результаты. Ущербность позиции учителей и управленцев всех уровней — в том, что оценка их труда и зарплата напрямую поставлены в зависимость от итогов ЕГЭ. Дополняют картину последние решения об оценке работы губернаторов: один из критериев — результаты региона по ЕГЭ. В итоге создана благоприятнейшая среда для массового мошенничества и конформизма.
Минус второй: произошла радикальная подмена целей школы. Из важнейшего человекообразующего и народообразующего института она быстро превращается в институт натаскивания на ЕГЭ. В старшей школе главное внимание уделяется подготовке к ЕГЭ. Широко развиты экстернат и репетиторство — вплоть до массового непосещения уроков: ученики заняты подготовкой к ЕГЭ. С введением ГИА в 9-х классах та же судьба ждет основную школу.
Третий минус — деградация учеников и учителей. Это следствие резкого сокращения числа испытаний и их примитивизации. Следствие ЕГЭизации, отказа от устных экзаменов и диалогов таково: вырастает поколение малограмотных ленивых начетчиков с калейдоскопичным бессистемным мышлением. Вынужденное сосредоточение учителей на проблеме подготовки к ЕГЭ резко ограничило рост их профессионального мастерства.
Минус четвертый — заметное снижение уровня готовности к обучению в высшей школе. Причин этому много, но вклад ЕГЭ велик. Из школы выходят слабые выпускники. При упрощении процедур поступления возможности строгого профессионального отбора резко ограничились.
Наконец, пятый минус: в ходе т.н. модернизации образования бездарно растрачены весьма немалые деньги (сколько?), а главное, невозобновляемый ресурс — время. Мы полностью потеряли 10 лет для развития национальной системы образования. Но ускорили процессы ее деградации.
Масштаб бедствия описан выше. Следует только добавить, что поставленные цели — введение единых для всех правил, искоренение коррупции, создание социальных лифтов — не достигнуты. Учителя устранены от экзамена, но в силу массового распространения «шалостей» говорить о независимости оценки и объективности не приходится. Учение Черномырдина получило развитие: «Хотели как лучше, а получилось много хуже, чем всегда».
Что дальше?
Возвращаясь к началу статьи, должен заметить, что постановка вопроса о плюсах и минусах некорректна. Основной вопрос иной: чего больше внес ЕГЭ — пользы или вреда? Моя позиция ясна. Разумеется, вреда, поскольку ЕГЭ резко ускорил процессы деградации российской системы образования.
Возможны два пути совершенствования. Путь перманентного совершенствования, который предлагает Минобрнауки, считаю неприемлемым в силу принципиальной неустранимости органических пороков ЕГЭ (см. выше). Это будет совершенствование бессмысленное и беспощадное. Опыты усовершенствования, проводимые в последние годы, напоминают высокогуманистичный и увлекательнейший вид спорта — рубку кошке хвоста по частям. «Кошку» жалко. Тем более что в нашем случае речь идет о судьбах миллионов людей и прогрессе страны. Второй вариант — высшая мера совершенствования: замена системы ЕГЭ принципиально иной системой.
Каким будет выбор? Предложения на этот счет удобно формулировать в форме ответов на два ключевых вопроса.
1) Нужно ли отменять ЕГЭ?
Ответ: да. Ясно, что такое решение может принять только президент. Рискну предположить, что с точки зрения Владимира Путина есть три серьезных аргумента в пользу отказа от ЕГЭ:
- Центральный пункт предвыборной кампании — создание к 2020-му году 25 млн высокотехнологичных рабочих мест. Выполнить эту программу и амбициозную программу перевооружений без решительных действий в сфере образования и науки невозможно. Поэтому сохранение системы ЕГЭ, примитивизирующей школу и не позволяющую готовить и отбирать наиболее подготовленных студентов, нельзя. Решиться на отмену ЕГЭ трудно, но необходимо. В противном случае придется признать предвыборную программу неудачной шуткой.
- Общепризнана неэффективность существующей высшей школы. Неизбежное сокращение числа вузов и студентов повлечет высокие конкурсы. Система отбора по результатам ЕГЭ и олимпиад при высоких конкурсах не действует: слишком мало параметров.
- Многочисленные пороки ЕГЭ очевидны; поэтому большая часть общества (в том числе профессиональные сообщества) выступает против ЕГЭ. В этих обстоятельствах ставка на ужесточение административного ресурса и игнорирование общественного мнения резко усугубляет явно наметившийся кризис доверия к власти: проблема ЕГЭ становится политической проблемой.
2) Как отменить ЕГЭ?
Вопрос можно переформулировать: как «слезть с иглы» ЕГЭ, на которую «посадили» систему образования?
Правила игры должны формироваться до начала игры. Поэтому до конца 2012 года следует разработать и принять временные правила проведения выпускных и вступительных экзаменов. Наиболее естественное решение — прием в большинство вузов без экзаменов; в тех немногих случаях, когда возникают высокие конкурсы, устраиваются достаточно серьезные приемные испытания.
За 2–3 года отрабатывается постоянная схема. Что касается школы, то главная задача — создание системы ОКО (организованный контроль обучения), предусматривающей создание действующих на протяжении всех лет обучения контрольных заданий и испытаний.
Неотложные меры — принципиальные изменения в недавно принятую государственную программу развития образования до 2020-го года и проект Закона об образовании. Госпрограмма никоим образом не ориентирована на развитие: никакие ясные результаты не обозначены. Проект Закона в его существующем виде ориентирован на сохранение современной политики в образовании, несмотря на ее очевидные пороки. Ясно также, что от утвержденных школьных стандартов, а также других инициатив, связанных с ЕГЭ, придется отказаться.
Охотников признать ошибки найдется немного. Но все-таки лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Итак: отмена ЕГЭ — это решительный шаг к столь необходимой новой образовательной политике. Но это уже сюжет для большой специальной дискуссии.
<…>
Фотография:
Сдача ЕГЭ по математике в Новосибирске, 2016 год
Кирилл Кухмарь / ТАСС