Принято считать, что в тюрьме невыносимо плохо. Больше того, на тюремном заключении лежит какой-то загробный налет. За человеком закрываются тяжелые тюремные двери, гремят замки, и для оставшихся на воле людей заключенный как будто бы переходит в мир иной. Это почти потустороннее бытие, параллельный мир, из которого приходят письма и куда отправляются передачи. Мрачные тюремные здания напоминают большие гробницы, где людей хоронят заживо. Однако и в этих бетонных гробницах есть жизнь.

Тюремные будни, конечно, предельно унылы. Жизнь по заведенному кем-то другим распорядку. Подъем, проверка, прогулка, следственные действия, отбой. Трехразовое питание, качество которого оставляет желать лучшего. Необходимость подчиняться распоряжениям местного персонала, часто неумного и агрессивного. И, безусловно, невозможность быть хозяином своей судьбы. В общем, все то, что зовется неволей.

На самом деле все не так уж плохо. В душных, набитых камерах живут живые люди; они смеются и общаются между собой. Да, именно смеются. Парадокс, но смех — это то, чего в тюрьме хватает сполна. Первое, что меня поразило, когда я впервые попал на общую сборку в СИЗО, — это смех. Там не было гнетущей тишины, депрессии и ощущения страдания. Люди, которым суждено было провести многие годы в неволе, не впали в уныние и не замкнулись в себе. Мы стояли тесным кружком и смеялись. Возможно, что это просто психологическая реакция на стресс, но одно могу сказать точно: взрывы хохота сопровождали меня все эти два с лишним года.

В тюрьме вообще особая психологическая атмосфера. Большое количество свободного времени (у меня — впервые после студенческих лет), тюремный режим и отсутствие городской суеты дают человеку некоторое успокоение и отстраненность от обычных забот. Ты как будто пребываешь на отдыхе, только отдых этот сопряжен с большими неудобствами и лишениями. Я помню, как, стоя на сборке, я поделился этим наблюдением с политзаключенным-болотником Сергеем Кривовым. Он, в свойственной ему манере, мягко улыбнулся и согласился со мной. «Вот только вряд ли нашим близким понравится такой отпуск», — добавил он шутя. Близкие действительно страдают даже больше, чем сами заключенные, ведь за других волнуешься сильнее, чем за самого себя.

Живи — учись, если можешь. Ведь это часть твоей жизни, бесценное время, которое у тебя забирают без спроса. Как сказал один мой сокамерник, «ни дня без пользы».

Несмотря на многие неудобства, в тюрьме есть и свои преимущества. Можно читать, можно учить языки или попробовать дистанционно получить образование. Появляется возможность сделать с собой то, чего ты не успел сделать на свободе. Конечно, если позволяет здоровье. Я просто читал.

Меняются камеры, сменяется круг общения. Появляется возможность неограниченного общения с людьми и круглосуточного наблюдения за ними. Пожалуй, ни в каких других условиях нет возможности так тщательно изучить людей, все их привычки, повадки, особенности характера, вычленить человеческие типы. Отсюда у заключенных вырабатывается какая-то особая проницательность, которую я не раз наблюдал в действии.

Мне приходилось сталкиваться с самыми разными людьми. Политзаключенные, террористы, крупные мошенники, бывшие чиновники, участники ОПГ, не говоря уже о прочих мелкоуголовных элементах, которых достаточно в наших тюрьмах.

Многое я узнал и о работе нашей правоохранительной системы, о методах, которые используют спецслужбы для создания крупных, политически окрашенных дел. Я понял, например, как из группы подростков формируется образ мифического подполья. А потом кто-то получает за это новые погоны. Встречал я и бывших чиновников — фигурантов крупных коррупционных дел. Пусть они останутся анонимами, поскольку вряд ли снова захотят услышать о себе в тюремном контексте. Общение с ними позволило мне узнать, как в действительности работает российская государственная система, понять принципы функционирования вертикали власти.

Мне приходилось делить камеру и с кадыровцами, и с участниками ваххабитского подполья, с ветеранами чеченских кампаний, с бывшими предпринимателями. И со всеми в большинстве случаев удавалось найти общий язык, несмотря на множество разногласий.

У многих заключенных есть чему поучиться. Многомесячное непрерывное общение позволяет перенять многие знания и умения, которыми богата тюремная публика. Одни могут научить тебя играть в шахматы, другие научат играть на бирже. Третьи расскажут о методах управления в крупных компаниях и подкинут полезную литературу. Другие поделятся опытом развития своих бизнес-проектов.

Живи — учись, если можешь. Ведь это часть твоей жизни, бесценное время, которое у тебя забирают без спроса. Как сказал один мой сокамерник, «ни дня без пользы». Физические упражнения, самообразование и интенсивное мышление — все это позволит превратить годы неволи в плацдарм для развития и будущих успехов.

Разумеется, все сказанное касается только такого тюремного заключения, которое проходит в элементарных человеческих условиях. Тех, кто сидел в переполненных камерах по 100–120 человек, это не касается. Не касается это и тех, кто прошел жесткие режимные лагеря и тюрьмы, где человеческая личность подавляется, а пытки и издевательства являются нормой. Наша «исправительная» система жестока и несовременна. Порой возникает ощущение, что ты попал в Средневековье. Поразительно, но рядом с Россией двадцать первого века с ее светящимися цветными витринами, городами и интернетом сосуществует другая реальность: принуждение, постоянное насилие и каждодневная жестокость, а многие наши сограждане об этом даже не подозревают. Или не хотят об этом знать.

Система скорее озлобляет и ожесточает, чем исправляет, часто лишая людей надежды на будущее. Признаков ее реформирования пока не видно.

Тем не менее я хотел рассказать о другом. О том, как в условиях лишения свободы, в неволе, остаться самим собой, не сломаться, не впасть в уныние. Надеюсь, что это у меня получилось.

Фотография:
Лидер движения «Лига обороны Москвы» Даниил Константинов во время оглашения приговора в Чертановском суде, 2014 год
Зураб Джавахадзе / ТАСС