Рассказывать, что такое Пермский культурный проект, — это, пожалуй, моветон. Тем более что недавние политические события, происшедшие в Перми, вызвали в культурном сообществе новую волну интереса к этому городу и тому, что происходило в нем в последние три года. Волну, надо сказать, какую-то нездоровую — будто все только и ждали, когда же культурный проект что-нибудь подкосит и можно будет посмотреть, как он станет трепыхаться и как долго продлятся его конвульсии. Губернатор Олег Чиркунов, привлекший в Пермский край Марата Гельмана, сделавший ставку на современное искусство и пытавшийся повернуть край к постиндустриальной экономике, ушел со своего поста в апреле. С тех самых пор единственный вопрос, который интересует людей в контексте пермской «культурной революции» — что теперь будет? Что будет с музеем современного искусства PERMM, что будет с грандиозным июньским фестивалем «Белые ночи», посжигают ли пермяки современные городские скульптуры и ожидаются ли массовые посадки, расправы и люстрации?

Все было бы куда проще, если бы тема не была настолько острой для пермяков. Но мало у кого (по крайней мере, из местных) хватает самообладания, чтобы наблюдать за судьбой культурного проекта отстраненно, — за него либо переживают, либо уповают на то, что ослабевший после ухода Чиркунова проект окончательно сдохнет.

Руководитель фонда поддержки культурных проектов «Новая коллекция» Надежда Агишева и ее супруг, бизнесмен Андрей Агишев, долгое время составляли оппозицию Олегу Чиркунову и команде Марата Гельмана. Сперва Агишевы поддержали появление Гельмана в крае, но потом из-за множества разногласий они стали если не врагами, то уж точно серьезными оппонентами. В свете этого было неочевидно, что Надежда Агишева смотрит на будущее Пермского проекта с оптимизмом — по ее мнению, проект сохранится, пусть и с некоторыми оговорками: «Уйдет конфликтное напряжение, которое всегда сопровождало проекты “культурных революционеров”. Я оцениваю это позитивно. Другое дело, будет ли новая ситуация интересна людям, которые раньше занимались этим. Ведь уменьшение масштабов — это удар по амбициям, это более скромные финансовые возможности. Ну так мы сейчас и выясним, кто работал за идею, а кто участвовал в культурном проекте по более прагматичным соображениям».

Многие пермяки, кстати, интерпретируют «прагматичные соображения» идеологов культурного проекта очень прямолинейно. Тезис о том, что весь проект изначально задумывался исключительно для воровства денег из казны, оказался необыкновенно популярным в народе. Как бы там ни было, его история не закончилась сенсационными разоблачениями. Даже подписку о невыезде ни с кого не взяли.

А это, кстати говоря, не помешало бы — с момента отставки Чиркунова многие деятели «культурной революции» покинули Пермь. Вернулся в Москву Николай Новичков — пожалуй, самый необычный и «неформальный» министр культуры за всю историю региона. Уехали домой, прихватив с собой любимого кота, сотрудники пресс-службы музея PERMM — поэт Андрей Родионов и журналист Катя Троепольская. Где-то между Екатеринбургом и Амстердамом затерялись следы критика Вячеслава Курицына, промелькнувшего в роли пресс-атташе паблик-арт-программы.

Покинул Пермь и сам экс-губернатор — теперь он читает лекции для московских студентов. В переписке (это, кстати, большая редкость для крупных российских чиновников — Олег Чиркунов всегда отвечал на письма журналистов самостоятельно и оперативно) он кратко сообщает: «Я пока воздерживаюсь от комментариев про Пермь». В конце сообщения (и это, пожалуй, еще большая редкость) ставит смайлик.

Существуют и обратные примеры — ближайший соратник Чиркунова и Гельмана, один из идеологов «культурной революции» Борис Мильграм свел было к минимуму свое присутствие в Перми, но вскоре вернулся на должность руководителя местного драмтеатра, с его легкой руки переименованного в Театр-Театр. Мильграм, как и экс-губернатор, от комментариев воздерживается: «В публичную сферу я стараюсь не выходить — за последнее время это мой единственный комментарий. Во-первых, самому интересно увидеть ситуацию со стороны, а не воздействовать на нее даже таким образом. Во-вторых, время в городе и в стране изменилось. И время заявлений тоже изменилось (не хочется говорить “закончилось”)».

Своим видением перспектив культурного проекта он тем не менее поделился: «В определенном смысле оптимизм у меня присутствует. Вопрос в том, кто теперь будет делать все это. Вполне возможно даже, что следующие “Белые ночи” будет делать все та же сформировавшаяся команда. Мне хочется, чтобы хоть что-то продолжалось, и это что-то я буду поддерживать».

Положение самого Марата Гельмана в Перми тоже далеко не так комфортно, как раньше. Гельман не испытывает иллюзий по этому поводу: «С другим губернатором, будь это Басаргин или кто угодно, у меня не будет таких отношений, как с Чиркуновым. Мы с ним стали друзьями, а друзей не назначают. Понятно, что раз я так сильно ассоциируюсь с Чиркуновым, то Басаргин предпочтет подыскать себе других советчиков. Это нормально».

Гельман не склонен драматизировать ситуацию с переездами соратников туда-сюда. По его словам, культурному проекту это никак не угрожает: «Я часто это говорю, но меня почему-то в упор не слышат. В отличие от Путина, в отличие от того, как он строил систему, мы с самого начала строили проект таким образом, чтобы он работал без нас, работал после нас. Когда выбирали Путина, всем говорили, что без него страну ждет катастрофа. Этот человек 12 лет находился у власти, и все, что он оставил, — понимание того, что без него все провалится. Мы работали три года. И даже если мы завтра уйдем, исчезнем — проект не провалится. В нем могут происходить какие-то изменения, может меняться темп, но практика показала главное: с Гельманом или без Гельмана — не важно. В Перми есть люди, заинтересованные в продолжении проекта. Басаргин создал себе “коллективного Гельмана” — совет по культуре. Его возглавляют люди, максимально заинтересованные в том, чтобы проект продолжался».

«Коллективный Гельман», о котором говорит Гельман обычный, — это недавно сформированный экспертный совет по культуре при губернаторе края. «Экспертный» — это сильно сказано: главы совета, похоже, и сами не до конца понимают, по каким критериям были подобраны пятьдесят с лишним человек, входящих в его состав, — там есть буквально все, от начальников учреждений культуры до священников и микробиологов. К самим главам совета, к счастью, таких вопросов не возникает — это профессор Пермского госуниверситета Владимир Абашев и президент фестиваля документального кино «Флаэртиана» Павел Печенкин. Оба — известные в Перми люди, компетентные в вопросах культуры.

Понятно, что внутри совета взгляды на культурный проект и его будущее могут быть самыми разными, но личные взгляды Печенкин обозначил вполне ясно: «Позиция нового губернатора по культурному вопросу мне симпатична. Речь идет о том, чтобы сохранить позитивную составляющую культурного проекта (а там было очень много хорошего) и, возможно, убрать какие-то субъективные вещи, которые могли вызывать раздражение жителей. Ни у кого не вызывает сомнения, что музей современного искусства нужен — хотя со стороны этот вопрос может показаться спорным. Нужно проанализировать те события, после которых ничего не остается в Перми, не возникает последователей, не возникает каких-то образовательных инициатив. Пожалуй, главная проблема культурного проекта в том, что он не опирался на поддержку местного сообщества. Эксперименты, которые проводились у нас в городе, интересны уже тем, что они так или иначе состоялись. Сейчас нам нужно извлечь из них хорошее, извлечь рациональное зерно».

Сегодня мало кому понятно, чем может обернуться эта благородная идея. В конце концов, из призывов «всем хорошим людям собраться и убить всех плохих людей» никогда не выходило ничего дельного — по вполне понятным причинам.

Возможно, отсюда проистекают и главные опасения Марата Гельмана. В целом он, конечно, оценивает будущее проекта вполне радужно: «Я не знаю, каковы были первоначальные настроения Басаргина, не знаю, с чем он пришел — не исключено, что действительно с целью все закрыть. Но, будучи человеком тонко чувствующим, он быстро понял, что амплуа начальника похоронной команды — это худшее, что он может представить себе с политической точки зрения. Сейчас ситуация прояснилась. Все крупные проекты продолжаются».

Но, как обычно, есть нюансы: «Разговоры о конце проекта точно безосновательны, но это вовсе не означает, что все замечательно. Ведь можно не закрыть что-либо, но профанировать. Например, существовало письмо (ему, к счастью, не дали хода), в котором высказывалась мысль о том, что “Белые ночи” — это, конечно, замечательно, но лучше направить фестиваль в православно-патриотическое русло. Возможность профанации есть всегда, и в искусстве она зачастую куда опаснее, чем возможность закрытия и уничтожения чего-то».

Судя по всему, в ходе масштабной ревизии, о которой говорит Павел Печенкин, не пострадает визитная карточка Пермского культурного проекта — паблик-арт-программа музея PERMM, в ходе которой в Перми появились пресловутые «Красные человечки», деревянная арка «Пермских ворот» Полисского и куча других объектов, вызвавших в городе ожесточенные споры. Хотя еще недавно судьба программы висела на волоске — летом губернатор Басаргин выступил с предложением убрать все объекты с улиц и поместить их в музей PERMM. Недоумение горожан, вызванное явной абсурдностью этой идеи (даже ненавистники скульптур не могли не признать, что те же «Пермские ворота» Полисского в музей не впихнуть чисто физически), утихло только благодаря тому, что сами разговоры о возможном переносе скульптур прекратились. Причем Гельман отмечает, что разговоры эти были пресечены с подачи все того же Басаргина, который, видимо, понаблюдал за реакцией горожан на свою инициативу и решил-таки признать за «Красными человечками» статус городских достопримечательностей.

Эта история вообще вскрыла один парадокс — к идее демонтажа и перемещения скульптур неоднозначно отнеслись многие из тех, кто раньше призывал избавиться от ненавистных объектов. Причиной этого стала не внезапно вспыхнувшая любовь к искусству, а жадность. То есть забота о бюджетных деньгах, если говорить тактичнее, — кажется, впервые эта черта пермяков сыграла на руку культурному проекту.

Председатель Пермского отделения Союза художников Равиль Исмагилов, известный своей любовью к традиционной эстетике, не скрывает причин, по которым он согласен оставить нелюбимые «Пермские ворота» на прежнем месте: «Очень дорого их убирать. Демонтаж “Табуретки” (так пермяки обзывают скульптуру Полисского. — Ред.) еще и дороже обойдется, чем установка. Ее бы сжечь, но она гореть не будет. Специально выделять деньги на демонтаж не стоит, лучше их потратить на доброе дело — на учебу, на медицину».

Впрочем, объекты помельче, по его мнению, можно и выкинуть — это не так затратно. Вопросы бюджетных средств — кажется, единственные вопросы, которые волнуют Исмагилова, когда речь идет о культурном проекте. Вот и свой прогноз относительно его будущего художник дает, опираясь на голую экономику: «Вся беда, что деньги на этот и на будущий год они уже распределили, деньги у них пока есть, они пока еще успевают их тратить. А вот на следующий год, думаю, таких возможностей не будет. Гельман и Мильграм превратили Пермь в мусорную яму. Они никого не удивили своим старьем. У них была другая задача — пропиарились, получили большие деньги. Устроили фестивали. Но за такие деньги можно было бы без них все сделать. На следующий год Басаргин им денег не даст — и все заглохнет».

Часть местных художников разделяет настроения Исмагилова. Конечно, не все так сосредоточены на экономике региона, но определенные претензии к культурному проекту они все же имеют. Пермский стрит-арт-художник и иллюстратор Олег Иванов через некоторое время после отставки Чиркунова похвастался в ЖЖ свалившимся на него объемом творческой работы. Главную причину он увидел в «ослабевшем давлении культурного проекта». «Основная ошибка — игнорирование горожан, выстраивание всего на властных волевых решениях. Это отношение к пермякам подкосило проект. Все наши стрит-арт-проекты, за исключением одного, зарубались Наилей (Аллахвердиевой, руководителем паблик-арт-программы музея PERMM. — Ред.) — “не нужно”, “неактуально”, “неинтересно”. Так что в Перми не происходило ничего пермского. А сейчас про нас неожиданно стали писать газеты, про нас стали снимать репортажи», — рассказывает художник. Правда, напрямую связать последнее с «ослаблением давления культурного проекта» Иванов не может: «Это мои домыслы. Может, звезды по-другому сложились».

При этом Иванов, традиционным жанром которого всегда была критика гельмановских культурных инициатив, смотрит на будущее Пермского проекта с неожиданной благожелательностью: «Очень многие стали обращать внимание на происходящее в городе. Люди не просто идут глаза в землю, а по сторонам зыркают. Вот это очень хорошо. Все равно в городе будут проекты, фестивали, выставки, они никуда не денутся. С Маратом или без Марата — все будет развиваться».

В пользу версии Иванова об «особом положении звезд» говорит точка зрения Наили Аллахвердиевой — женщины в определенном смысле героической. Она, в отличие от ряда коллег по «культурной революции», перебралась из Екатеринбурга в Пермь всерьез и надолго. И это при том что ей, как руководителю паблик-арт-программы, приходится принимать на себя основную волну бессмысленно-беспощадного народного гнева.

Возражая Иванову, Аллахвердиева вспоминает проект «Длинные истории Перми» — в рамках этого проекта художники и граффитчики уже два лета подряд превращают бетонные заборы города в произведения уличного искусства: «Важно, что это был образовательный проект, школа современного искусства в реальном времени. Те пермские ребята, которые в прошлом году были волонтерами, в этом году выступили уже в роли художников. В прошлом году был один или два пермских проекта, в этом их уже половина. Я считаю это прорывом, реальным показателем участия пермских художников. Художники — это не грибы, они в скоростном режиме не выращиваются. Что касается художников, которые считают, что мы притесняем их на основании того, что они пермяки, — они, к сожалению, не понимают, что до культурного проекта жили в среде, в которой отсутствовала всякая конкуренция. Я говорила Саше (Жуневу, партнеру Олега Иванова по арт-группе. — Ред.): “Ты же понимаешь, что ты тут один парень на деревне”. Теперь они вынуждены конкурировать, и это нормально — конкуренция повышает качество».

Однако по существу, как в этом случае, местным художникам и представителям команды культурного проекта удается спорить далеко не всегда. Мнение того же Равиля Исмагилова можно счесть популистским или безосновательным, но такие оценки стоит вообще оставить за скобками — важно лишь то, что это достаточно популярное среди горожан мнение. И с этим деятели «культурной революции» вынуждены были считаться с самого начала.

Хотя и посторонние взгляды на происходящее в Перми далеко не всегда восторженны. Именно это пытается продемонстрировать пермякам одиозный пермский общественник, эколог и националист Роман Юшков, чей проект «Русские встречи» действует уже несколько месяцев. В рамках проекта приглашенные гости (как правило, это публицисты и «профессиональные русские» — Дугин, Холмогоров, Калашников и т.д.) читают лекции, так или иначе посвященные незавидной судьбе русской нации. Затем их отвозят на местное телевизионное ток-шоу, ведущий которого неизменно интересуется их отношением к Пермскому культурному проекту. После того как в ответе звучат слова «издевательство», «гельминтоз» и «сжечь», миссия русских мыслителей на пермской земле считается завершенной. Разнообразил эту программу только Александр Проханов — после визита в Пермь он в каком-то сверхчеловеческом темпе написал четырехсотстраничный роман «Человек звезды». Действие романа происходит в «городе П.», который посещает некий зловещий господин. Господин полностью подчиняет себе волю чиновников города и вынуждает их разместить на крышах домов скульптуры красных человечков. Но, как написано в аннотации, «коварным замыслам не суждено свершиться — вакханалии злых сил противостоит русский человек по фамилии Садовников». Место действия и отрицательные персонажи этого нехитрого памфлета считываются на раз-два, а вот кого изобразил Проханов в образе спасителя пермяков Садовникова — непонятно. По крайней мере, к неудовольствию Проханова и его единомышленников, можно утверждать, что новому губернатору Басаргину, в котором поначалу видели освободителя от гельмановского ига, роль Садовникова не подошла.

С этим соглашается и недавно назначенный и.о. министра культуры края Александр Протасевич: «Новая власть ведет себя очень корректно по отношению к тем наработкам в сфере культуры, которые появились у нас в последнее время. Басаргин достаточно толково подошел к тому, чтобы сформировать свое мнение. И теперь он исповедует главный принцип — все, что реально полезно, должно быть сохранено. Как министр, я могу сказать, что не испытываю никакого давления — никто не говорит в приказном тоне, что нужно что-то закрыть, от чего-то резко отказаться. Конечно, происходит переосмысление, переформатирование, корректировка. Но следующий этап от этого должен стать только более продуктивным. Так что слухи о том, что культурный проект приказал долго жить, мягко говоря, беспочвенны».

Примерно то же самое констатирует большинство участников культурного процесса в Перми и за ее пределами — разница только в том, что одни думают об этом с надеждой, а другие с зубовным скрежетом. Почти никто не сомневается в том, что Пермский культурный проект продолжится, а грандиозные планы, родившиеся при губернаторе Чиркунове, не будут забыты.

Другое дело, что вряд ли сохранится wow-фактор, присущий «культурной революции». Многое говорит о том, что культурный проект будет жить и развиваться, но как-то… без прежнего драйва, что ли. Как нечто нормальное.

Например, среди первых обсуждаемых шагов Александра Протасевича на посту и.о. министра — то, что еще совсем недавно было немыслимо: адресованный авторам пермских арт-объектов призыв к соблюдению этических норм и осуждение местных художников за оскорбление чувств верующих.

А то была тут во время фестиваля «Белые ночи» история — скульпторы возвели песочного Иисуса Христа с фигой за спиной. Фига, кстати, через несколько дней отвалилась. Якобы в результате Божьего промысла — сама по себе.

Фото: Музей cовременного искусства PERMM/vk